Год 31-й. Поэмы. 3. Демоны. 2

      Поэма «Азраил»…  Сказано, что это падший Ангел – опять же Демон, а в мусульманстве – злой демон… И опять Лерма верен себе и своему демону.
      Азраил, сидя на кургане, произносит монолог. Он ожидает свою земную возлюбленную, которая должна прийти и принять все его мучения близко к сердцу.
  Всё мрачно вокруг.
 
… Так точно и в душе моей:
Всё пусто, лишь одно мученье
Грызет ее с давнишних дней…
Но никогда не устает
Его отчаянная злоба,
И в темной, темной келье гроба
Оно вовеки не уснет.
Всё умирает, всё проходит.
Гляжу, за веком век уводит
Толпы народов и миров
И с ними вместе исчезает.
Но дух мой гибели не знает;
Живу один средь мертвецов …
Полуземной,  полунебесный,
Гонимый участью чудесной,
Я всё мгновенное люблю…
И я бессмертен, и за что же!
Чем, чем возможно заслужить
Такую пытку? Боже, боже!
Хотя бы мог  я не любить!

    Снова тема Смертности и Бренности в космических  масштабах. А он бессмертен. Прекрасно! – скажем мы. А ему в тягость эта Вечность. И еще наказание – не может без Любви…
   И тут, друзья мои, отвлекусь: в свое время мне пришлось редактировать  книгу одного автора, который жил далеко от моего города. Рукопись называлась «Проблемы личного бессмертия». Автор собрал множество всяческих суждений на эту тему и делал вывод, что человек должен быть бессмертным, - каждый, а не как представитель человечества, которое  смертно в частном случае, но бессмертно в общем.
 Рукопись у меня сохранилась(у авторов оставались копии). И недавно я увидел в ней ссылку на стихи Р. Рождественского, которые тут  будут уместны (как назывались эти стихи, не указано, и я не стал рыться в Инете, просто приведу их):
  … Если б только люди жили вечно,
Это было бы бесчеловечно …
Как узнать, чего ты в жизни стоишь?
Как почуять, что такое риск?
     В море броситься?
     Так не утонешь.
     На костер взойти?
     Так не сгоришь!
     Поле распахать?
     Потом успею …
     Порох выдумать?
     А для чего?
Наслаждались бы ленивой спесью
Пленники бессмертья своего,
Никогда б не вылезли из тьмы …
Может самый главный стимул жизни
В горькой истине,
Что смертны мы.
     Стихи – хлёсткие, советские, коммунистические. Но вот и Лерма, жаждущий бессмертия, готов им тяготиться – устами своего Альтер Эго Азраила.
    … Азраил пока смакует  предстоящее свидание:
Она слезу уронит надо мной.
Смягчит Творца молитвой молодой,
Поймет меня, поймет мои мечты
И скажет: как велик(!), как жалок ты.
       («жалок» тогда значило «вызывающий жалость, сопереживание»)
      Азраил готов  бороться за Любовь со всем Адом:
   Я не боюсь; есть сердце у меня
Надменное (!) и полное огня,
Есть в нем любви ее святой залог,
Последнего же не отнимет Бог.
    Опять  восстает против Бога, надменный! И что же? Дева приходит  и прозой ему объявляет, что она его любит больше жизни и просит  рассказать  о его жизни...
   … Нас было много; чудный край
Мы населяли…
Я власть великую имел,
Летал, как мысль, куда хотел…
     Видел сонмы ангелов, которые славили Творца,
И не было хвалам конца.
Я им завидовал:  они
Беспечно проводили дни.
     А он Возроптал на Бога: Зачем же Ты меня сотворил?
И если я уж сотворен,
Чтобы игрушкою служить,
Душой бессмертной, может быть,
Зачем меня ты одарил?
Зачем я верил и любил?
    И был наказан Богом. Но ты, Дева, не поймешь, и я не буду тебя мучить рассказами.
    Поселился  я  на некой звезде, но и она рассыпалась в прах по воле Бога.
  Вот такова моя горькая доля. Но ты ведь утешишь меня?
     А дева в ответ говорит, что не понимает Азраила:
     «Я пришла сюда, чтобы с тобой проститься, мой милый. Моя мать говорит, покамест это должно, я иду замуж. Мой жених славный воин, его шлем блестит, как жар, и меч  его опаснее молнии».
     Азраил:  «Вот женщина! Она обнимает одного и отдает свое  сердце другому!»

       … И что мы вновь видим:  Женщины – коварны,  Бог – не справедлив, Страдания – вечны… И некому утешить юного Автора!.. Бедный Лерма-Азраил!

     Следом идет поэма «Ангел смерти».
  Из посвящения Даме следует просьба:
     «Будь ангел смерти для меня» (!!)
 
Явись мне в грозный час  страданья,
И поцелуй пусть будет твой
Залогом близкого свиданья
В стране любви, в стране другой».
         Написано уже «по-взрослому», поэтично, но суть остается той же: мука при жизни, муки потом.
   «Есть ангел смерти; в грозный час
Последних мук и расставанья
Он крепко обнимает нас,
Но холодны его лобзанья,
И страшен вид его для глаз
Бессильной жертвы….

      Жуткая это доля – рано осознать в одиночестве свою Смертность. И тут мне родня не только Лерма, но и Чайковский. И в романе «Выбор» у меня есть такие строки, адресованные ночью Композитору устами героя, едущего в колхоз, помогать крестьянам убирать небывалый урожай:
    … А «Каприччио», Ильич!
Это траурное диво
Так мучительно красиво,
Если «дна» его достичь.

Замираю я на дне
Леденящего колодца.
Вот и сердце еле бьётся,
Вот и Смерть пришла ко мне!

В венах – лёд и в мыслях – лёд,
Пустота и мгла повсюду.
Космос яд мне в душу льёт:
Нет меня – и я НЕ БУДУ!

Ты же чувствовал и сам
То же самое, я знаю:
Уносилась жизнь земная
По космическим волнам.

Ужас сердце леденил,
Ужас гибели ЗЕМНОГО,
И тебе хватало сил
Вызывать весь ужас снова.

Но в симфонии Шестой
Поглотил тебя совсем он,
А потом тебя твой демон
Слил с извечной немотой…

     Прошу не считать это бахвальством, но «Каприччо» имеет жуткие Траурные  стенания, «если дна его достичь». И мне с этим везло в свое время часто… Вот и Лерма бы согласился со мной,  если бы слышал это чудо Чайковского. А длинную поэму Лермы пересказывать не буду:  в ней  - тоже Дева и Ангел-Демон в одном лице…
  К сему Ваш Игорь К.