Я в семейный альбом заглянуть не решаюсь порой

А на кладбище нашем  родных уже много могил,
 и приятно послушать весёлых синичек здесь пенье;
 оседает в душе всех печалей со временем ил,
 но его всколыхнуть может память в любое мгновенье.

 Я в семейный альбом заглянуть не решаюсь порой,
 сквозняки в нем разлуки похлеще, чем в залах вокзала;
 дядя Витя на фотке: с войны он пришёл, как герой,
 только век-то был короток –  дело контузия знала.

 Тётки, мама, отец, и друзей уже с роту, –   все там;
 отыграв свои роли, все скорбно ушли за кулисы;
 время всех расставляет по полочкам и по местам,
 и дороги не  в Рим  все ведут, а под сень кипарисов.

 Ах, синички! – снуют меж оградок родных и кустов.
 Ах,  как вздрогнулось мне от мелодии чьей-то мобилки!
 Я хотел бы в Москву или, скажем, уехать в Ростов,
 да вдруг понял, что не отпускают родные могилки.

 Ну, куда нам от них, от отеческих этих дорог,
 где то грудь продувало, то яростно дуло нам в спину,
 кто от ветра знобящего века до сердца продрог,
 тот уже отогреться не сможет на пляжах чужбины.

 А по небу плывут облака, бесконечен их путь,
 и мерцает вдали моря вечно манящее лоно;
 я в семейный альбом заглянуть не решаюсь, в нём суть,
 что известна по притче о мудром кольце Соломона.

 Всё проёдёт!  Все пройдём!  Но об этом грустить ни к чему.
 О, природе не нам диктовать мировые порядки!
 И на кладбище нашем, в прославленном Богом Крыму,
 о бессмертии рода людского мне шепчут оградки…