Консьерж

Как обижалась мать его:
«Такой молчун, вся жизнь в молчаньи,
Ушел в мир лучший, ничего
Не обещав мне на прощанье.

Он даже не предупредил;
«Посплю», - сказал, не прикоснулся,
Как будто вовсе и не пил,-
Уснул, прикинь, и не проснулся».

С шестого бабка этажа,
От горя помутился разум,
Одна в квартире вся дрожа,
Граненный осушает разом:

-«Ребенком был – ну, херувим!
Подрос – запил, шалило сердце…
Да ладно, что теперь, бог с ним…
Пойдем со мной, есть водка с перцем…».

-«А вы с какого, не признал?
-«С десятого! Уже забыли?!»
-«Простите, в памяти провал,
Всё возраст, знаете ли, милый».

(Вот поживешь с моё, балбес,
Тогда поймёшь и, может, вспомнишь…)
-«У нас собачка пекинес,
Ты дружишь с ним и, часто, кормишь!»

Вот так людей и узнаёшь -
По их собакам или кошкам,
Кому цена, коли копнёшь –
Едва ль засаленная трёшка.

-«Вам – добрый день! Мы на восьмой!»
-«И вам того же я желаю…».
(Тут, если человек не Ной,
То очень скоро сам залает).

На пятом мазохист живёт,
Шиза на третьем обитает,
Кого-то мучает живот,
Кто на глазах у мамы тает.

Шестнадцать этажей живут
В своих квартирах, словно в ските,
Что будто щупальцами спрут
Соединил их сплетен нитью.

-«…Напала корысть на него,
Причем такая, что… все вместе…
Так изнасиловал её,
Что не было живого места.

Её же звали Бонапарт -
Поэтому боялись – личность!
И специально в месяц март
Ей возводили дом публичный».

Так просвещает нас шиза
С балкона, будто с минарета.
Да мы не против, даже «за»,
Но только не такого бреда.

Похоже, ей не повезло,
Не повезло ей в жизни личной,
Коль уж мечтает всем назло
Быть изнасилованной прилично.

Этаж четвертый, прут толпой:
Там наливают чуть не даром,
Потом у каждого запой
Недели на две – дом в угаре.

Четвертый в доме есть любом -
Так вся страна уже распята,
И, если не сгорел наш дом,
То в том консьержи виноваты.

-«Сегодня мы начнем ремонт,
Из сто девятой мы квартиры,
Куда бы нам снести дерьмо -
Хлам старый: книги и картины?»

-«То на шестнадцатом, а вы?»
-«А мы ремонт уже кончаем,
И наши мысли таковы,
Что поживем немного в рае.

Зайдите к нам, мы в сто второй».
-«Что ж, к небесам и вправду близко!»
-«А нам, так, кажется, порой,
Не просто близко – даже слишком!»

-«Гулять собрались? В добрый час!
Выгуливаешь вашу сучку,
Или она гуляет вас,
Но убирайте после кучку!»

-«Для нас напутствие как раз,
Хоть на столбах, как лозунг, вешай,
А то ведь, старческий маразм
Всех одолеет скоро, леший».

-«А как сосед, что на седьмом?»
-«А вот вчерась похоронили -
По-христиански: водка, ром…
И даже две соседки ныли».

-«А как его ту пронесли,
Я даже гроба не заметил?»
-«В мешке, как мусор, унесли -
Как будто и не жил на свете».

-«А как же пёсик – у него,
Мне помнится, была овчарка?»
-«Да ногу бедному свело…
Мы даже выпили по чарке

За упокой душ всех собак
С его хозяином потешным,
А получилось – видишь как? –
Ушел за другом безутешный.

-«Да-а, нелегко теперь и псам -
Как не сказать, что жизнь собачья?!
Читай, хоть Соломонов псалм,
Не всем же быть Шанель, Версаче?

-«А вы куда? А ну стоять!!»
-«Мы – к однокласснику Максиму».
-«Он должен был вас заказать,
Иначе мне какой же стимул?»

-«Как «заказать? Мы ж с ним друзья,
Мы за одной сидели партой…».
-«Как видно, дружба вышла вся,
Увлекся он серьезно Сартром.

Так что, пошел бы ты… домой,
Иль посидел в библиотеке…
Здесь не устраивать гомон -
Мы не в Крыму и не в Артеке…

Какие люди! Дай пройти!!
Откуда, Витя?» - «Да с фазенды…»
-«А это кто? С ума сойти!
Прошли уж целых две календы –

Ты нас покинул, как дела?»
-«В ремонте весь: дом покосило,
Жена меня уж довела…
Вот время все не находилось.

Кому он нужен, этот дом?
Тем летом схоронили сына.
Горит пусть голубым огнем
Усадьба эта вместе с тыном.

Кровиночка моя – сынок
С седьмого этажа сорвался,
А, если б выжил, то без ног,
Так говорил нам врач, остался.

Я принесу сейчас «пузырь»,
И мы с тобой его «раздавим»…».
-«Не у меня, и – на пустырь!
Но горе этим не разбавишь!»

-«Какой сознательный консьерж!
Таких консьержей не бывает!»
-«Компанию составит Серж
Тебе с девятого, что с Раей.

Какой-то проклятый этаж:
Вчера там лифт остановился,
Сосед в нем поднял… эпатаж…
Уснуть не мог – всю ночь мне снился.

-«Вот тоже важность – эпатаж!
Набрав монеток с тысщу медных,
Моя соседка – Рая та ж,
Перцовочки взяла намедни.

До дому донесла одна,
Там присосалась, как пиявка,
И выдула, причем до дна,
Успев оформить тем заявку

На книгу Гиннеса – рекорд
Зарегистрировать как должно…
В итоге отказал ей cor –
Придется хоронить, возможно».

-«Пожалуй, лучше схоронить,-
Сказал Сережа со второго,-
Иначе мы пропустим пить,
Да и протухнуть может скоро».

Вот так и жили в доме том,
Пусть изредка и умирали,
Но уважали свой притон,
И потому консьержа взяли.

Консьерж дотошный был чудак,
Статистику ввел для порядка:
Кто девок провожал да как,
Кто утром бегал на зарядку.

С ним все здоровались подряд,
В день столько, сколько раз увидят,
А он как будто даже рад –
Всегда был толерантен с виду.

Он знал, родился если кто,
На этаже каком кто помер,
И, если б запросили что,
Как в лучшем ЗАГСе, дал был номер.

По одному на этаже
В год умирал, как по заказу,
А вот родится никому
Не удавалось – что за казус!?

И вышло так, в конце концов,
Что с ним здоровались лишь двое:
С тринадцатого – из юнцов,
И дева с первого – из новых.

Как и положено, его
В округе звали все Адамом,
А было имя как её,
Нетрудно будет догадаться.

От встреч невинных вся дрожа,
Она дошла до исступленья,
И, не считая этажа,
Вступила в акт совокупленья.

Консьерж не мог её простить:
Лифт занят был минут, аж тридцать,
А, может, сам хотел растлить… -
Короче, выслал, как в той притче.

И он – с ней, честью дорожа,
На землю опустился, грешный –
С тринадцатого этажа,
Отнюдь не пострадавши внешне.

Что ж тот консьерж? Грильяж в драже!
Живёт, как бог, один – мне так бы:
На первом – хочет – этаже,
Иль на седьмом – захочет – небе…