Психологическая поэма

К дню психолога - 22 ноября.

Психология – наука о душе,
В древности так греки говорили.
Они во многом правы были
На новой эры рубеже.

Идеалистом был Платон,
Душа, считал, дана нам Богом.
Он прав, конечно, был во многом,
За что ему большой поклон.

Трактует психику и тело,
Словно различных два начала,
Его теорию венчала
Мысль, сказанная смело:

«Пред тем, как на земле явиться,
Душа отдельно, в высшем мире,
Витает в призрачном эфире
И ждёт момента с плотью слиться».

Он разделил душевные явления
На вожделение, мужество и разум,
И современный мир ему обязан
Понятным и по ныне объяснениям.

Была другая половина,
Для них материя – душа,
Она из атомов лишь шар,
И тела бренного личина.

Эпикур, Лукреций, Демокрит –
Родоначальники сего учения,
Оно достойно тоже уважения,
Никто из них по ныне не забыт.

Аристотель говорил всем честно,
Что душа, по сути, бестелесна,
Она – всего лишь часть живого тела,
И что у функций её есть пределы.

Так сказать, экстремумы души,
Это то, что движет в людях жизнь.
Он считал вершиною искусства
Изучить в нас разум, мысли, чувства.

Предположил, что разум – это нус,
Что свыше он дарован Богом,
И что уж предначертана дорога,
Кто выйдет из тебя – герой иль трус.

Считал философ, что душа бывает разной:
Растительной, животной и разумной,
Но коль живёшь бессмысленно, бездумно,
Она остаться может безобразной.

Я с его взглядами согласна, лично,
В том, что душа – она метафизична.
Ошибся ж он, считая то, что в сердце
Прячется «психе» за тайной дверцей.

Античности подводим мы итог,
Что тело и душа – в союзе тесном,
Хотя душа, по сути, бестелесна,
И изучаем следующий виток.

Средневековье со своим уставом
Приходит и клеймит еретиков.
Не христиАнин ты? Так будь таков!
Ты априори быть не можешь правым.

Религия – вот истина одна,
И, сколько б ты не мыслил здраво,
Обязан жить ты по её уставу,
И опровержена не может быть она.

Психология – вот дьявольская блажь,
У нас учение о человеке
Своё. Зачем нам эти греки?
Вот церкви праведной пассаж.

Вера – это истины начало,
Человек – творения венец,
Он от Бога пахарь, чтец и жнец,
Так святая церковь всем сказала.

Человек – он словно микрокосм,
Мир, объемлющий всё мироздание:
От земли оторвано сознание,
Хоть к земле он плотью и прирос.

Человек – двоякий по природе:
Тело – слеплено, душа – сотворена,
И духовной радости полна,
Она единственная в своём роде.

Теоцентризм «духовными отцами»,
Такими, как Аврелий Августин,
Хотя, конечно же, не он один,
Был поднят, как святое знамя.

Схоластика – вот истинный удел
Мыслителей, кто жил в то поколение,
Ведь церковь – она жаждет подчинения,
А тех, кто против, отстранит от дел.


Возрожденье – гуманизма колыбель,
В Италии берущее начало,
Резво по Европе прошагало,
Приоткрыв наукам разным дверь.

Прочь догматы и ограничения!
Свободу слову, праву мыслить, чувствам,
Люди занимаются искусством,
Создают бессмертные творения!

И в кругу естественнонаучном,
В биологии, а также в медицине,
Люди занимаются отныне
Тем, что их стремлениям созвучно.

Психология пошла по новой схеме:
Обратилась к человеку-механизму,
На него смотрела через призму
Того, что всё нутро его – система.

Новый взгляд Декартом был предложен:
Всё внутри нас движимо рефлексом,
Человек стал лишь механики процессом –
Тем, что без души вполне возможен.

До Декарта все века считалось:
Тело управляемо душой;
Он же, предложил подход иной –
Что тело без души вполне справлялось.

Сознание – вот истинный движок,
Генератор внутренних процессов,
Двигатель прогрессов и регрессов;
Новый свет в науке он зажёг.

Был и другой подход к сему вопросу,
Что душа и тело параллельны,
И, что существуют нераздельно;
Лейбниц предложил. Он был философ.

Он ещё имел такие взгляды,
Что каждая из множества частичек,
Коим дал название «монады»,
Она, как бы живая, и «психична».

Он ввёл о бессознательном понятие,
О перцептивных и апперцептивных актах,
То есть о различиях в восприятии,
В общем, развивал науку как-то.


В Новой психологии представил
Томас Гоббс нам эмпирический подход,
Говорил: «Лишь опыт нам даёт
Возможность изучения всех правил».

А потом, как колесо с горы,
Понеслось стремглав, да и с подскоком,
То, что неизвестно до поры
Было, но открыто Джоном Локком.

Путь к познанию – это ощущение,
Рефлексия – это самосозерцание,
Интроспекция – вид самонаблюдения,
И всему венец оно – сознание!


Шёл ХIХ век,
И год был 79-й.
Есть среди нас человек,
Кто не знаком с этой датой?

Психология приобрела
Гордое звание науки,
И знамя своё отдала
В немецкие сильные руки.

Вундт институт свой открыл,
Там изучая сознание,
И всего себя посвятил
Развитию нового знания.

Много возникло школ,
Много свежих течений,
В науке прогресс быстро шёл,
Минуя все затруднения.

В Вене профессор Фрейд
Изучал свой психоанализ,
Юнг в нём сделал апгрейд,
Утверждая, что все ошибались.

Павлов стоял на своём:
Что нами движут рефлексы,
Что есть человек, а в нём
Животного мира прцессы.

Его открытия к рукам
Прибрали бихевиористы,
У них это принято ТАМ –
Работать не очень чисто.

Немцы гештальт изучали,
Расширяли науки границы.
«Человек, -  говорят, - не видит детали,
А к целому разум стремится».

В России Выготский, профессор,
Считал, что иной подход нужен.
Показал нам, как интра процессы
Постепенно выходят наружу.

Леонтьев отметил верно:
Дело – всему голова!
Вот обезьяна трудилась усердно –
Начала говорить слова!

На этом рассказ завершаю,
Но задержать ещё смею.
Напоследок вам зачитаю
Об Эроте миф и о Психее.


Три дочки было у царя,
Но всех милей слыла Психея,
Но, если честно, говорят –
Все любовались просто ею.

А дева жаждала любви,
Её внимание тяготило,
И в мысли грустные свои
Она порою уходила.

Печалилась, что все подряд
Руки не просят, а глазеют.
Она для них, как экспонат,
Подобно статуе в музее.

Среди народа слух идёт:
«Психея краше Афродиты»,
Она богинею слывёт.
А Афродита? Уж забыта.

Тогда богиня, обозлясь,
Своему сыну приказала
Потешиться над девой в сласть
И выдать за кого попало.

Достался чтобы ей урод,
Отверженный и безобразный,
И чтобы он из года в год
Ей отравлял, несчастной, разум.

Летит на землю мстить Эрот,
Губить несчастную Психею.
Её заметил он, и вот,
Он, от любви уже пьянея,

Забыл про матери указ,
Забыл зачем сюда явился,
Пленён он красотою глаз,
И чувствам страстным покорился.

Он женихов всех отогнал,
Один Психеей любовался,
А старый царь не понимал,
В чём дело, только сокрушался,

Что старшие уже давно
И замуж вышли, и при деле,
А младшей, что ли, не дано?
Ну неужели? Неужели?

Придя к оракулу с поклоном,
Не ожидал он слов таких:
«Оставь её под горным склоном,
Туда придёт за ней жених».

Одна, прекрасная Психея,
Стоит средь гор в венчальном платье.
Она, от страха леденея,
Ждёт, что придёт за ней несчастье.

Но тут шепнул ей тихий голос:
«Навеки будь моей женою,
А с головы твоей и волос
Не упадёт, лишь будь со мною».

И во дворец большой, чудесный,
Покрытый мрамором и златом,
Принёс поклонник неизвестный
Её, и показал палаты.

«Ты будь хозяйкою дворца,
Всего получишь, и в достатке,
Но вид мой: тела и лица,
Навек останутся загадкой».

Такой Психее был наказ,
А муж являлся к ней лишь ночью,
Но рассказала как-то раз
Девица то, что очень хочет

Увидеть хоть на миг сестёр,
И муж ответил ей, что можно,
Но был заключен договор
Общаться с ними осторожно.

От зависти оторопев,
Когда хоромы увидали,
Сестрицы подавили гнев,
Но всё ж Психее нашептали,

Что муж чудовищем мог быть,
Что он погубит её скоро,
И что его нельзя любить,
Раз он скрепил брак договором.

Когда, в кромешной темноте,
Супруг лежал в её постели,
Настигли деву мысли те,
И страхи тут же одолели.

Над ним склонясь, огонь зажгла,
Он, словно ангел, был прекрасен,
Но, вздрогнув, мужу грудь прожгла.
Поступок был её ужасен!

Муж с болью в голосе сказал,
Не рассердился, как ни странно,
«Я от тебя не ожидал,
Прощай. Один я буду раны

Свои глубокие лечить.
Друг друга нам теперь придётся,
Как мне ни жаль, но позабыть».
Она ждала, а вдруг вернётся!

Но нет, средь мраморных колонн
Лишь эхо гулкое гуляет,
Да слышен девы юной стон –
Она безудержно рыдает.

Дворец оставила, и вот,
Неся во чреве своём плод,
Идёт, покинута, забыта,
Искать богиню Афродиту.

А та в мечтах уж мести ждёт,
Словно змея, уж брызжет ядом,
И козни злобные плетёт,
Она чужому горю рада.

Психею жаждала убить,
Несчастья девушки ей мало.
Решив со следа сына сбить,
Она задания ей давала.

«Сперва зерно ты разбери:
Пшеницу, рис и чечевицу,
Потом воды мне набери –
Из родника хочу напиться.

Затем достань-ка мне руно,
Да не простое, с позолотой»,
Ну а Психея всё равно
Справлялась с трудною работой.

«Неси стеклянный мне ларец,
Что спрятан в недрах смерти царства» -
Никак не наступал конец
Её змеиного коварства!

Но даже это по плечу
Влюблённой деве юной было.
Шептала: «Я к тебе хочу,
Тебя, мой милый, не забыла!»

Эрот, от раны исцелясь,
Узнал о всех её страданьях,
Услышал, что к нему рвалась
Она, пройдя все испытания.

И сердце вновь горит огнём,
Её вина уже забыта.
Горюет мать теперь о нём,
Несчастна только Афродита!

Эрот пред Зевсом ниц упал,
Просил бессмертия для милой,
И Зевс мольбам его тут внял,
И одарил Психею силой

За мудрость, за её дела,
За все земные злоключения.
Она же, сына родила,
Его назвали Наслаждение.

Теперь «психе» - это душа,
Оплот любви и мыслей многих,
Витает где-то не спеша,
Она бессмертная, как боги!