Маня и Володичка - Рассказка 11

                МАНЯ И ВОЛОДИЧКА.
То лето – я, и младший брат, провели у Бабы Мани, в отцовской деревне – Медведчиково, а  родители  -  дома, в Якутии. В нашем распоряжении был огород, Немцы, Белые, Псы рыцари – Все побывали там! Кое -  где, картошка была уже подкопана, и в этих окопах мы держали оборону осо¬бенно упорно, до ужина – за нами Москва! Не одна вражина не прорвалась к Московскому тракту. К сентябрю зарядили дожди, и Бабушка, купила мне  резиновые сапоги, антрацитово -  блестящие – будто лакированные, настоящие -  гусарские. Я скакал по избе, рубил шашкой, оставляя каблуками  – длинные  угольные  отметины.
В сентябре пошли в школу - в первый, и третий класс. Через неделю приехала мама, автобусы не ходил, и до станции «Анжеро – Судженск» надо было добираться своим   ходом, 50 -60 километров. Мама пошла добывать транспорт, самый разгар   –  « Страда деревенская», не то что машина, лошадёнка плохонькая  -  удача. ...
Погрузились на телегу. Возница  мужчина средних лет, одетый по деревенской моде второй половины 20 –го века – телогрейка, кирзачи, хлопчатобумажные штаны, тронул вожжи  - «Ну, Маня!», и телега - переваливаясь, неспешно покатилась. «Володичка» - так странно его называли взрослые.   Дед, в первый мамин приезд, услыхав, что зовут её – «Ниночка», рассмеялся –«Ниночка!?  Ха! У нас так  деревенскую дурочку – кличут», вот такая она, Сибирская грамматика. (Лет через пятнадцать, во время ангины, с температурой тридцать восемь проснулся от боли, и от того, что повторяю – «Мамочка – Мамочка!)  А Володичка рассказывал: - «Я  завсегда при лошадях, самый «мыслимый», и понимающий народ. Мы, с  Маней, в Анжерку ездили, и она дорогу знает, память у них, не чета, людской – всё помнят, а люди только плохое! Бывает, вечером начнёшь мыслями блуждать, а Маня, и затемно дорогу найдёт! Я, не а бы как, я в школы ходил, учительша меня привечала  - «Володичка, самый нужный ученик, дрова возле печки всегда есть!» Я и со школы, когда ушёл, а кто за меня работать будет, и дрова – учительше, и воду, и огород. Мы с братом сидели на телеге, болтали ногами. Если колесо наезжало на лужу, на сапоги запрыгивали капельки, но они, ни капельки не задерживались, надо только было ударить ногу о ногу. Солнышко радостно улыбалось, глядя в мои сапоги! Брат мне завидовал, у него были ботинки, а всякий, понимающий в жизни человек – солдат, топограф (отец был топограф, ох как он под старость из-за этой резины мучился) знает  - «Между ними семи мильная разница!» Володичка, разрешал подержаться за вожжи, и даже управлять. Маня воспринимала это  как шутку, и  подыгрывая, театрально прибавляла шаг. Впрочем,  не на долго – «Дети, что с них возьмёшь.» Временами, что бы спасти Чапаева, я садился за пулемёт, брат поправлял ленту, ( на наше счастье Володичка, был запасливый) и Маня выносила нашу тачанку  из – под носа у белых! Мы пересаживались на облучок к Володичке, и он продолжал:  - «Я, опосля Войны, в Томское ездил!  - « Нет, не на лошади, по «Железке», С лошадью в такие вагоны нельзя. В войну, можно было, я и в Анжерке, видел, и кино смотрел. Сейчас нельзя, лошадь лучше, чем паровоз, тот только по своим рельсам горазд, а Маня куда хош,  да у неё, своя  «железка» на копытах!  На уши посмотри, всё понимает! Мы вместях уж, сколько годов, меня вТомкое когда привезли, то в «Коемкомате» порешили -    « В Армии  -  без надобности, Война закончилась, а кто при лошадях будет? Конюшно -  сякИе «мпералисты» Войну зажигают, но лошадей не всяк понимает!» С тех пор, дальше Анжерки не ездил.   Неожиданно налетели «фашисты», но и на их шеи нашлась зенитка, сбили по паре «Юнкерсов» на брата, и  «Мессер» за  Володичку
Солнце заканчивало искать горизонт,  ветерок срывал  зазевавшиеся листики, и самые шустрые, пытались присесть на телегу. Думал написать  - «В небе тянулись караваны гусей», но никаких караванов, отрядов, косяков, ни в небе, ни на дороге не было, и машины давно не попадались. А поля, тянулись бесконечные, однообразные, и только скирды , да отдалённый зуд трактора, напоминал, что кроме нас на Земле есть люди. Стало смеркаться, и пустое небо задышало холодом,  в низинках сыро собирался туман. Мама уже давно беспокойно вглядывалась в поля, Володичка, ещё раз, но уже не уверенно, произнёс – «Маня – дорогу знает». Наконец разглядели костёр, подъехали, Мама пошла к людям : - «Далеко ли до Анжерки», те угрюмо, невесело рассмеялись: - « Вёрст сорок! Вы может, и ехали в Анжерку, да  лошадь то, всегда в конюшню идёт.» В течении дня, мы съели всё, что нам собрала Баба Маня,  удивительно, как же могло кончиться, ведь собирала Бабушка? Не менее, удивительно, что люди и не думали приглашать к костру!   Мама и Баба Оня учили: - « Коленька - знакомый, незнакомый сначала, накорми», да у  нас постоянно кто – ни будь, гостил месяцами ( полтары комнатёнки на пятерых). Понятно, что у них свои Бабушки, но не да такой – же степени?! Но всё таки, всё таки,  эти хмурые люди позвали к столу, была яишенка с шкварками. Володичку  так и не пригласили -  единственное, чем угостили, привычные насмешки,  - « Да, люди не Лошади». Володичка – распряг Маню, что бы отдохнула,  покормилась, и о чем то, с ней говорил, но не ругал, а жаловался, не знаю, просила ли Маня прощенья? Мама, тайком положила на ломтик хлеба яишенку, и я незаметно отнёс Володичке,  он половину кусочка вернул мне, показав на Маню. Я на раскрытой ладони, боязливо протянул его, Маня улыбаясь, ласково взяла, и тихо - тихо поблагодарила. Мама с братом  выдёргивали солому из стога, готовили пещерку - так всегда ночевали наши партизаны, никакой мороз не страшен. Сено кололось, гусарские сапоги холодили ноги, мама помогла стянуть их. Брат  ждал – сейчас его очередь, но мама не позволила: - «Папка, тебе с «Поля», болотные сапоги обещал  привезти»  - «А мне, спросил я?»  Болотные, это же как мушкетёрские, куда до них гусарским  - «Тебе, мама задумалась, бивень мамонта!» (И привёз,  правда  не в этот полевой сезон.) Маня где – то не далеко, собирала сено, и было очень, спокойно, как у Бабы Они под боком. Утром, по ломкому инею, на пустой желудок, мы двинулись в Анжерку, Володичка виновато молчал. Я, потомок крестьян – ямщиков, ни когда после не ночевал в стогу, что бы мне на сон грядущий шептала в ушко лошадь.
Уже много после, я узнал дальнейшею их судьбу. Со временем, Володичка совсем «заблудился мыслями», Маня давно уже нашла дорогу в «ту конюшню», на Земле от неё осталась ременная упряжь, что шорник нарезал из шкуры.
 А Володичка всё забыл, в декабрьский вечер он вышел из избы, несколько суток выла вьюга, где - то в полях заржала Маня:  «Ох, дотемна  не успеет!». Нашли его через неделю в стогу сена, в руке застыла уздечка, в кармане разломанная полам краюха.
.