Посвящения поэтам и великим людям

       Княгине Ольге.

Я б назвала тебя богиней
И демоном бы назвала,
А ты - лишь русскою княгиней,
И просто Ольгою была,

Что по земле, по чистым росам
Навстречу счастью и весне
Стрелой слетала  по откосам,
Молилась в звездной тишине,

Венки на голову сплетала,
Твой сон  баюкал юный лес,
А рядом речка лепетала
Под бесконечностью небес.

А если горечь разрывала,
Душили слезы по ночам,
Ты утром гнева не скрывала,
Давая волю палачам.

И нагоняя страх и ужас
Казнила под любой предлог
За неповиновенье мужу,
И неуплаченный оброк.

Была решительно жестокой
И оправданья не ища
Ты оставалась одинокой
Под сенью властного плаща.

Приняв крещенье в Византии,
Вернулась к милым берегам
Своей излюбленной России,
Чтоб Русь от войн оберегать.

            ***
      А. Рублеву               
Под тяжестью раздумий странных
Я в Храм взволнованно вхожу,
И фрески Грека Феофана
Туманным взором обвожу. 
               
А за спиной,  под черной рясой,
Монах задумчиво глядит,
Небесной сини взором ясным
Лик светлой радостью горит.

И чистотой, и вдохновеньем,
Что, чтя, веками бережем,
Его талантом и терпеньем
Хранимых, в имени чужом.

Монах - под именем Андрея,
Рожденья даты - не найти,
В холодной келье руки грея,
Сумел бессмертье обрести.
               
Сосредоточенность и воля,
Где нравственность, как лик Христа.
Нам потеряться не позволит
Икон Рублевских чистота:

«Звенигородский чин» и фрески,
Иконостасы, купола,
И «Троица» священным блеском
Россию к подвигу звала.

И шли на поле Куликово
За единение Руси,
Сорвав ордынские оковы
Свободу истины вкусив,

За мир, за люд, за Русь святую
Что в Храмах росписью легли,
За кисть Рублева, боль живую,
Что в русском сердце сберегли!   
               
Среди веков, в людском потоке,
Сквозь созиданье и разлом,
На генном уровне высоком
Хранится память о былом.

            ***


    Петру 1 и Марии Кантемир

Как мало знаем о любви Петра,
Хотя не больше и о тех, кто рядом,
Но остается в памяти пора -
Любовь великих - ценною наградой.

В музеях их портреты, что века
Глядят на нас, предупреждая взглядом,
Что бьет любовь в сердца наверняка,
И что полны клинки и пули  ядом.

Погибнуть суждено тебе иль жить
Блаженствуя в ее объятьях страстных,
Но, как они, историю вершить,
И не пытайся, будет все напрасно.

И вот она - Мария Кантемир
Через века глядит на нас с укором,
И перед ней лежал бесценный мир,
Что обернулся счастьем и позором.

Иной любви не ведала она,
Хотя к ногам немало лиц склонялось,
Единственная вечная весна
Благословенной для нее осталась.

Он был женат и окружен детьми,
Но лишь она - прекрасная разумность,
Блистала, подарив блаженный мир,
Петру, напомнив радостную юность.

Какое чувство сердце обожгло!
Его мечты в ее глазах светились,
Непониманье горечью легло,
Со злобой  ревность саблями скрестились.

И Он погиб, но выжила Она.
Но от потери стало в мире пусто.
Любви огромной мощная волна
Несла сквозь годы радостные чувства.

                ***


      Марии Кантемир.

Любовь и ад, весь этот мир - богов творенье
Мы принимаем всякий раз с предвосхищеньем,
Не уясняя для себя всего значенья,
Мы поддаемся навсегда их обольщенью.

И ты нырнула с головой в кромешный омут,
Чтоб вспыхнуть чувствам, нужен миг, и в нем же  тонут.
И не спасают никого друзей советы,
Лишь от всевышнего порой мы ждем ответа.

А коль молчит, покинул нас, грехам нет счета,
Молясь, проси его тогда, мечтай о чем-то.
Роняет звезды он с небес, поймать так трудно,
Не потому ль  опять в аду так многолюдно?

                ***

       Екатерине Долгорукой

К ногам все бросить - честь и стыд во славу знати,
Безумной  горечью обид все обозначив,
Смиреньем станешь ублажать, своим терпеньем,
Отметив страстную любовь лишь погребеньем.

И в жертву принесешь себя во славу власти,
Не искупить, не избежать грехов напасти,
Готова маска бытия - лицо второе,
И начинаешь из песка свой замок строить.

Но тень несбывшейся мечты рассвет закрыла,
Брак по расчету, что журавль, увы, бескрылый,
Как не беги, а вот взлететь уже не сможешь.
Все продаем, живя в грехе. Прости нас, Боже!

                ***

Алексею Даниловичу Илличевскому

Два века минуло, немало
В России выросло певцов,
В ком страсть безумная вскипала,
Сливаясь с песней праотцов.

Два века минуло, а мнится
Что будто ты писал вчера,
Слова слетались словно птицы,
Чтоб обратиться в стих с утра.

Два века, слышишь, Илличевский!
Герои острых эпиграмм
Сегодня вновь спешат на Невский,
Чтоб выпить праздные сто грамм.

Спустя два века те же лица,
И та же глупость напоказ,
И лень с невежеством стремится
Объединиться в сотый раз.

Стригут все так же новобранцев,
И вору та же благодать,
И поучают иностранцы
Как нам Россией управлять.

Все той же участью печальной
Овеян поэтичный круг,
Но наша встреча не случайна,
Поэт от Бога, милый друг!

Два  века минуло, а мнится,
Что ты писал еще вчера,
Слова на теплые страницы
Ложатся с самого утра…

                ***               

            ***
   Как страшно жизни сей оковы
  Нам в одиночестве влачить,
 Делить веселье все готовы,
Никто не хочет грусть делить.
                М.Ю. Лермонтов.

Еще вчера с друзьями пил вино,
Твой дом большой всегда был полной чашей,
Ты думал, что навечно суждено
Быть хмелем жизни, в голову стучащим.

Еще вчера в квартире шум стоял,
И рассыпались бисером остроты,
Настроенно звучал тогда рояль,
Сегодня гости спрашивают - кто ты?

Вчера кричали - браво, ты - талант!
Тебе и дружбе - вечную поруку!
А ныне же последний секундант
Брезгливо подает в перчатке руку.

Проигран твой последний бастион,
И отвернулась вечная удача.
Теперь же над тобой протяжный стон:
Рыдал слуга, лицо в тужурке пряча…

       

         ***       
Все были сходны, все смешались,
Плясало сборище костей…
          А.И. Одоевский.
Опять постылое унынье
Искало потаенный мир,
Где вместе б странники иные
Сходились на веселый пир

В роскошных синих одеяньях
В сапфирном отблеске камней.
И я просил там подаянья,
Но были холодны ко мне.

В закатном цвете догорало
Виденье искаженных тел,
На лица падали забрала,
И меч к иным ногам летел.

Сливалась кровь с зарею алой,
И кубков поминальный звон
Плыл над вселенною усталой,
Пронизанной  со всех сторон

Неведомым доселе страхом,
И мне хотелось закричать,
Предостеречь их всех от краха,
Но мне на рот легла печать.

«Все были сходны, все смешались,
Плясало сборище костей»,
А в сердце зарождалась жалость,
Как ожидание вестей.
          ***

   И не дано ничтожной пыли
Дышать божественным огнем.
              Ф. И. Тютчев.
Как часто мы друзей теряем,
Любовь свою не бережем,
Забыв о том, что в кущах рая
Свои бездарно души жжем.
Не ценим искреннего дара,
Подложной картою шалим,
И оправляясь от удара,
Пренебрегаем снова им.

Пытаясь вновь под небосводом
Схватить за хвост свою звезду,
И в ощущении  свободном,
Набросить на нее узду.
Мы знали, но должно забыли,
Надеялись, что все вернем,
Знать « не дано ничтожной пыли
Дышать божественным огнем».

                ***
…Я долго тешился мечтой,
Звездам небесным слепо верил,
И океан безбрежный мерил
Своею утлою ладьей.
                Д.В. Веневитинов.
Я снова, доверяясь вам,
Была тиха и терпелива,
И слепо верила словам,
Казалось, это справедливым.

Как в океане подлой лжи,
Тонула в омуте тягучем,
Мне представлялись миражи,
Я поднималась к ним по круче.

Одолевая виражи,
Дыханье пресекалось болью,
Под сердце - острые ножи,
А раны посыпались солью.

Был лжи поток неудержим,
Я шла, свой гнев не выражая,
И я дошла до Тех вершин,
До крови истину вкушая.

                ***            
Есть пустыня,  в ней таится,
Робкий гений Тишины,               
Там в источнике глядится
  Дочь стыдливая Весны…
                А. П. Крюков.
Говорят, ты холодна, говорят напрасно.
По земле идет весна в сарафане красном,
По земле идет, смеясь, в птичьем окруженьи,
И ложится кружев вязь всепреображеньем.
Растворяются в тепле солнечные блики,
И слышны по всей земле восхищенья крики,
Наслаждаются цветы вешнею красою,
От подобной красоты пьян и я, не скрою.

«Дочь стыдливая весны» -  ива над рекою,
Расцвела от новизны яркого раскроя,
Потянувшись к облакам в синеву просторов,
Чтоб собрать наверняка для листвы узоров.
И украсила наряд, встретить мать-царицу,
Ведь не зря вокруг твердят: хороша девица!
В пояс, кланялась весне станом всем упругим,
Согреваясь в тишине от пурги да вьюги.

                ***
      Молю святое провиденье:               
Оставь мне тягостные дни,
Но дай железное терпенье,
Но сердце мне окамени.                Н. М. Языков.
Когда бы не было сомненья,
Что жизнь, как песня, удалась,
Давно бы я без промедленья
Остановила в сердце страсть,
Давно б в тиши крючком вязала
Узорный саван для себя,
Чтоб гроб средь траурного зала
Ласкал бы грешницу любя.

Но наважденье душу гложет,
Влечет неведомая даль,
Мне стали ближе и дороже
Чужие радость и печаль.
Бросая дом, лечу куда-то,
Забыв про горестные дни,
Коль я пред богом виновата,
Пусть сердце мне окаменит.

                ***
  Утешься, горестная тень!
   Тебе сияет вечный день!
                В.К. Кюхельбекер.

Когда в немыслимых потугах
Идешь сквозь время напролом,
И зависть - вечная подруга
Легко сметает бурелом,

Душа твоя безмерно плачет,
Скорбит, взывая к небесам.
Должно быть, что нельзя иначе
Внимать подобным голосам,

Коль сам Господь, в знак испытанья,
Роняет стрелы наказанья,
«Утешься, горестная тень!
Тебе сияет вечный день!»

               ***
  В цепях тоски его душа хладеет,
И недалек безрадостный конец:
Как в зной роса, в нем жизнь уже               
     скудеет.             
В. Н. Григорьев.

Твое  лицо от поцелуя рдеет,
Ах ты, проказник и любви певец,
Что ж ты скорбел, что сердце холодеет,
Что не далек безрадостный конец!?

Что ты скудеешь, как роса от зноя,
Что голос тает в сонной тишине,
Но знаю я, как с полною луною
Ты говоришь ночами обо мне.

И страсть твоя неумолимо крепнет,
Я чувствую ее в пожатьи рук,
Волну волос прохладный ветер треплет,
Когда стихи читаешь для подруг.

И так легка, стремительна походка,
Когда созвучно сердцу рифма бьет,
Как в берег оторвавшаяся лодка,
Что вдруг волне навстречу поплывет.

                ***
      Ничто от души не отгонит страданий:
   Ни грозный звук брани, ни крик ликований.
                Я. И. Ростовцев.
-
Лежит на сердце тягостная скорбь,
Такую муку вынести не просто,
Когда душа подернута коростой,
Плеч не расправить, болью давит горб.

Взор не поднять к плывущим облакам,
Все ниже взгляд, и разум скрыт от света,
Молчание неданного обета,
А планка наказанья  высока.

Есть у потерь невосполненья дар,
Как не грози, увы, не возвратится,
Ни крики ликованья гордой птицы,
Ни нанесенный шпагою удар.

                ***

          Ф. Тютчеву…

Как по весне цветет рябина,
Дрожит резной ее листок,
Я, задыхаясь на чужбине,
Смотрю с тоскою на восток.

Там пахнет ландышем и мятой,
И куст смородины цветет,
Стук топора глухой, невнятный
От звонких пил не отстает.

В благоухающем цветенье,
Давно заброшенный мой сад,
Где я когда-то в упоенье,
Был всякий щебет слышать рад.

Где первый привкус поцелуя,
Друзьям, оставленный пикник…
Сейчас бы к ним, любя, ликуя,
На грудь, безмолвствуя, приник!


            ***

    Афанасию Фету 

Мне кажется, я видела тебя
Еще юнцом прекрасным и наивным,
Ты шел тогда, совсем не торопясь
К реке, путем неведомым и длинным.

В твоих глазах блестели капли слез,
Дрожали губы от людской обиды,
Мы встретились у тоненьких берез,
Но ты меня тогда совсем не видел,

Как тех ромашек, солнца над рекой,
Не слышал плеска волн и птичьих криков,
Потоки слез стирал своей рукой
Впервые встретив боль беды великой.

Я за тебя молилась всей душой,
Благословляя тягостные муки
За то, чтоб бог тебя не обошел,
Смягчив удар безжалостной разлуки.

И вот теперь ты счастлив, знаменит,
А я опять в тени густых деревьев,
Но до сих пор в груди моей щемит
Тот горький плач обиды и неверья…

                ***
Поли Гебль - жене И. Анненкова
--
Мне заточение не в тягость,
Любви оковы не страшны,
В цепях надежд таится святость,
Как в лоне светлой тишины.

Пусть за окном метут метели,
И Петербург стоит в снегу,
Не вспоминаю Сен-Мийеля,
К тебе, возлюбленный, бегу.

В санях по лютому морозу,
По бесконечности полей,
Лечу к тебе, глотая слезы,
И чем ты ближе, тем милей.

И что мне стражники темницы,
И частоколов городьба?!
В пушистых, солнечных ресницах,
В твоих глазах моя судьба.

Осилю я разлуку злую,
Не страшен бед лихих поток,
И кандалы твои, целуя,
Я отопью любви глоток.


            ***   

  Памяти  Растрелли

Какой вы к нам заброшены судьбою,
Свой отчий край, покинув навсегда?
Предстала Русь покорною рабою,
И в голыдьбе безумной города,
Приземистые нищие хатенки,
Да кабаки, где пьянки до зари.
Но вот в карете с маленьким котенком
Спешит ваять в столицу Клавери.
Взвалив атлантам тяжкий свод на плечи,
И золотом раскрасив купола,
Здесь имя Гербель смог увековечить,
Растрелли слишком долго Русь ждала.
И в чистом колокольном перезвоне,
В оградах и чугунных воротах,
Я чувствую как вы в кромешном стоне
Работали на совесть, не за страх.

И в этом величайшем благолепье
Мужал и рос униженный народ,
Сквозь горькие, тяжелые столетья
Творя и созидая, шел вперед!


                ***
Велимиру Хлебникову.

Он одинок, как хлебный колос
На сжатом поле в ранний час,
Но все еще струится голос,
Обогащая, словом нас.

И дивных строчек вереницы,
В глухом безумии ночей,
Ложась на теплые страницы,
Сгорают в пламени свечей.

Седым забвеньем пали тени
На милый образ не спеша.
О, сколько испытала терний
Его бессмертная душа!

             ***

     В. Маяковскому…

Какая прочная основа
В его творениях живет.
Острей клинка стального снова
По нашим нервам слово бьет!

И мощью грома, блеском молний
Он разрушает тусклость дня,
Дух человеческий наполнив
Высоким смыслом бытия!

В потоке дел, в порывах страсти,
Идя по лезвию клинка,
Над смертью собственной был властен
И жизнь прославил на века!

               ***   
         С Есенину

Ах, какой я сегодня тихий,
Сколько чувств во хмельной душе,
Будто вновь резануло Лихо
Смерть, зазвав  на большой фуршет.

Ах, какой я сегодня прыткий,
Я пижон и хранитель тайн,
Но нет большей, поверьте, пытки
Если в сердце живет шайтан.

                ***

    С. Есенину--

Из Москвы ли, из Питера лютой зимой,
Может ранней весной от отчаянья
Ты умчался в Берлин и вернулся  домой
Из Парижа, везя груз прощания.

Эмигрантская жизнь, ностальгия и грусть,
Отношение к русским не братское,
И желанье вернуться в постылую Русь,
На Тверскую, Ямскую, Кабацкую.

Вновь щемило разбитое сердце твое,
И стонала дорога чугунная,
И летело, крича, над рекой воронье,
Как братва в ресторане разгульная.

И хотелось рыдать от удушья тоски,
И в запой окунуться с макушкою,
Надевая в дырявые боты носки,
Обниматься с беспечной подружкою,

Что в промокшем от слез и дождя шушуне,
Так боялась прервать глупым лепетом
Соловьиную трель и стихи о весне,
С восхищеньем внимая их трепетность.

В нежном сердце опять поселился покой,
Позабылось броженье весеннее,
Только где-то в Париже неслось над рекой,
Что в России не стало Есенина…

               ***

            Сомнение
               С. Есенину

Мальчишка златокудрый, синий взор,
Шальное сердце с нежною душою!
Ты снишься мне ночами до сих пор
За рюмкой водки в кабаке грошовом,

В распахнутой рубахе как всегда,
С пьянящими словами  уст медовых,
С остервененьем, с болью иногда,
Ты слыл для всех романтиком бедовым.

Доверчивой наивностью святой
Ты покорял сердца любых кокеток,
     И став к советской власти на постой,
Остался в буре новых пятилеток.

Не ведаю я имени отца,
И кем он был, не знаю к сожаленью,
Но снится, что у ветхого крыльца
Ты получил его благословенье.

Но, наделив талантом и умом,
Единственную заповедь нарушил –
Сомнение тайком прокралось в дом,
И незаметно надломило душу.
              ***
       Русскому поэту

Пахнет лес и грибами и хвоей,
Пахнет теплой прогретой землею,
Почему ж до сих пор не усвою,
Осень стала поэту петлею?
Что душила так долго и верно,
То тоской, то тревогой постылой,
Наслаждаясь печалью наверно,
Чтоб исчез на Руси образ милый.
До зимы, не давая покоя,
Затянулась на шее покрепче.
Только вдруг с перебитой  рукою,
С обожженным лицом человечьим
Он предстал перед богом и Русью?

Перед пашнями, реками, лесом,
Ни с копной золотой, нежной грустью,
С голубыми глазами повесы,
Ни с улыбкой явился  искристой,
А с кровавым прощанием к другу…
Оттого ли так травы росисты,
Что верны разноцветному лугу?
Оттого ли печальны березы,
И над речкой все ивы плакучи,
И срываются яростью грозы,
Говоря, что он был самым лучшим.

Все поют соловьи на рассвете,
Плачут лошади, суки щенятся,
И тоскует луна о поэте,
Воробьи под карнизом ютятся,
И стозвоном аукают вьюги,
Словно кто-то на клич отзовется,
Не дождавшись, смолкают подруги,
Вдруг надежда с ручьями проснется?
Но ни звука, ни слова, ни песни
Не услышим в лесу голосистом,
Желтый лист - ранней осени вестник
На ковре нахожу я цветистом.
Пахнет лес и грибами и хвоей,
Изумрудами блещет с  рассветом,
Нелегко осознать мне, не скрою,
Что опасно быть ярким поэтом. 

              ***
          С. Есенину--

«Никогда он не был на Босфоре,
Ты его не спрашивай о нем»,
На рязанском стареньком подворье
Спал он пьяным беспробудным сном.
Он мечтал об огненной турчанке,
О безумных пламенных  очах,
А в России кони да тачанки,
В зареве атласном кумача.
Грезил он о шее лебединой
О руках, что падают на грудь,
Девичьей косе густой и длинной,
Что всю ночь забыться не дают.
Снились ветры, вольный дух России,
Снилась ширь распаханных полей,
Снилось небо, птичьих крыльев сила,
Женщины под мехом соболей.
Снились  нескончаемые дали,
И еще неведомый Босфор,
Потому о боли и печали
Мы  стихи читаем до сих пор.

               ***
      Сергею Есенину
Что глядите на меня с укором,
Ну и что, что не был я на нем,
Голубым безоблачным простором
Чудится пролив мне перед сном.
Страстные пронзительные взгляды,
И турчанок стройных легкий стан
Наслажденьем кажется отрадным,
А от губ медовых просто пьян.
Я дарил им камни самоцветов,
Нити белоснежных жемчугов,
Но любовь осталась безответной,
Мало оказалось им даров.
Я привез им соловьиных трелей,
Запах липы, кленов и берез,
Розами осыпал их постели
Бросив сердце в бесконечность грез.
Лишь тогда, вкусив блаженство рая,
Понял я, что мне всего милей
Росы моего родного края,
Хлебный дух распаханных полей.

                ***

          Гайдару

Это я рубил белогвардейцев,
Насмерть дрался за родную власть,
На Гайдара, правнуки, не смейте
Клеветать, плетя обмана вязь.

Вековую боль и униженье
Мы несли на собственных плечах,
Вздыбилось народное волненье,
Отразившись в пламенных речах.

Пробиваясь сквозь огонь и голод,
В пятилетке размещая век,
Мир, что был Гражданскою расколот,
Сплачивал советский человек.

Бился и фашистом в сорок первом,
В сорок пятом в логове крушил,
Клокотала оголенным нервом
Жизнь, которой каждый дорожил.

Отчего ж тоскливы ваши песни,
Звон монеты головы вскружил?
Надо мною вился буревестник,
А над вами ворон закружил!

               ***

          ПОЭТАМ

Как часто « сладостный союз
Поэтов меж собой связует»
И крепче нет, казалось уз
«Единый пламень их волнует»

И музе клятвенный обет
Они даруют откровеньем
«Друг другу чужды по судьбе,
Они родня по вдохновенью»

Под сенью женского платка
Мы собрались как встарь на вече,
Жизнь тяжела и коротка,
Но с лирою намного легче.

То ранит слово как клинок,
А то возвысит ненароком,
Поэт, душою одинок,
Подчас становится пророком.

И тем больнее острием
Вонзает явь в сердца оружье,
Но есть спасительный прием
У поэтических содружеств -

Налить и кубок осушить,
Питая душу терпкой влагой
Стихов, что позволяют жить,
Соединив перо с бумагой.

         ***
     Барам в ноженьки кланяться,
      Бить челом палачу.
       Не хочу с тобой плакаться,
      И грешить не хочу.                А. Галич.
Ну, уехал, уехал ты. Ни господ там, ни бар?
Запоешь под аккорды их зарубежных гитар.
Ну, не стал с Русью плакаться, «бить челом палачу»,
Загранице же кланяться я с тобой не хочу.

Прегрешенье жестокое: вдруг покинуть свой край,
Где, то счастье далекое, где, тот призрачный рай?
Где свобода заветная на чужом островке?
Русь молчит безответная на родном языке.

Ни Пожарский, ни Минин ты. В плен фашистов не брал,
Не своим гордым именем открывал ты забрал.
Коль не по сердцу здешнее и чужое житье,
Ты прости меня грешную, отыщи-ка свое.

Защити его, выстрадай, от врага сбереги,
Если надо так жизнь отдай, коль напали враги,
И тогда не уехал бы, не покинул свой край,
Жизнь повсюду с огрехами, ты одну выбирай.

                ***   
  «По всей вероятности, она была очень трудным
  человеком, неуживчивым, со сложным характером
   Но она была Цветаевой» 
   «В эмиграции мы находимся, чтобы спасать на-
    шу культуру, веру, стремление к правде и добру…»
                А. Галич «Возвращение»               
Пусть Цветаева дама порочная,
С неуживчивым сложным характером,
Эмиграция – слово не точное,
Для того, кто хотел бы стать сталкером.

Толи новое, может грядущее,
Что толкает навстречу опасности?
Пусть пророчествуют власть имущие,
Но хотят неимущие ясности.

Ты свободен был там за границею
Все чернить, что с Россиею связано,
Возвращаетесь все  вереницею,
Чем мы счастью такому обязаны?

А позволят ли вам безнаказанно
Не Россию, а их грязью вымазать?
Вы не с русскими накрепко связаны,
А с пометкою в паспорте – с визою.

Не к добру тянет вас, а к величию,
И не в правде святое спасение,
В накопительстве ваше отличие,
В беспринципности ваше везение.

Потому все вы вышли в начальники,
Что у вас небезгрешное прошлое.
И с экранов несете все пошлое,
Потому, что с рожденья – молчальники.

       ***               
  Плачет в бунте и скучности,
   А попробуй спроси:
   А была ль она, в сущности,
     Эта Русь на Руси?                А. Галич.
Я Россию не выдумывал,
Принимал ее как есть,
Разудалую, разумную,
Где и зависть есть и лесть,

Принимал  душою нищею,
С закромами и без них,
И с ножом за голенищами
И с бутылкой на троих,

Принимал в жестоком пламени,
И в цветении весной,
Принимал под красным знаменем,
Ведом мне теперь иной.

Не на ярмарке выменивал,
Русь как мать - одна навек.
Не перчаткою шагреневой
Обзавелся человек.

Здесь кресты, могилы прадедов,
Память вечная моя,
Мне с лихвой землицы дадено,
И не малые моря.

Где же чувства беззаветные?
Что ж напрасно голосить!
Жаль, что люди безответные
Поселились на Руси.

Не виню я их в бездушности,
Коль не любят, не проси.
Не сыны они по сущности,
Если ищут Русь в Руси.

              ***

Я молю тебя:  - Выдюжи!
  Будь и в тленьи живой,
  Чтоб хоть в сердце, как в Китеже,
  Слышать благовест твой.
                А. Галич.
Для чего мне то тление,
И святой упокой:
Над Россией глумление -
Беспросветный застой.

Не прошу ее выдюжить,
Сам плечом подопру,
И не только за Китежи,
Если нужно умру.

Не заставлю барахтаться
В бездорожной грязи,
Не престало мне хвастаться,
Бог меня упаси.

А кирпич за кирпичиком
Заложу новый храм,
Верный друг мой – не Чичиков,
А иначе ведь – срам.

Не душа я бесстыжая,
Работяга простой.
И не в сердце услышу я
Благовест золотой.

       ***
И живые, и мертвые, все молчат, как немые…
Лишь босой да уродливый, рот беззубый разиня,
Плакал в церкви юродивый, что пропала Россия.
… О, Рассея, Россия – все пророки босые!

Ведем отсчет векам, тысячелетьям,
Живя на грешной матушке земле,
И кажется, что в веке двадцать третьем,
Россия будет в той же серой мгле,

Где воровство, предательство и пьянство
Пройдут сквозь душу огненной чертой.
Так неизменно наше постоянство
За всей необозримой красотой.

Мы как собака, что сидит на сене,
Нам нравится беспечное житье,
Клянем, сердясь,  любые перемены,
Храня предназначение свое.

Святая Русь! Так в чем же наша святость?
В долготерпенье, в вере и в любви?
Как тяжела крестовая распятость,
На это ль нас господь благословил?

А что другие? Неужели лучше?
И кто им говорит, что гол король?
Наивностью– оружием могучим
Нас покоряет храбрый мумитроль.

Молчание – жестокое презренье,
Презренны ль все, кто денег накопил?
Наступит ли великое прозренье
Тех, кто кричал и тех, кто, молча пил?!

                ***
Если бы не был поэтом, был бы тогда солдатом.
                В. Шаламов.

Да, романтична, что же? Да, я стихи слагаю,
Спите еще, вельможи?! Я же вперед шагаю.
Ну не мужчина, знаю, что ж, что - иное дело,
Я, поднимая знамя, в пекло, шагаю, смело.

Правда - она, как ножик, режет легко и  остро,
Я становлюсь все строже, в мыслях свежо и пестро.
Ноги в мозолях с кровью, только дойти сумею,
Дышит природа новью. Верьте, еще в уме я.

- Ваше перо ржавеет, - кто-то кричит истошно,
Красное, значит, зреет, я это знаю точно.
Ждут меня кто-то где-то, точную знаю дату,
Пусть не была поэтом, значит, была  солдатом.


                ***
--
Когда даже жизнь перестала стучаться               
В мою незакрытую дверь…
                В. Шаламов.

Я сам закрою двери на замок,
И не впущу беспутную девицу,
Не потому, что дал себе зарок,
А потому, что так спокойней спится.

Жизнь не стучит в закрытое окно,
И в форточку на крыльях не влетает,
Лежу теперь отесанным бревном,
А бледная следы уж заметает.

Была она капризна и пуста,
Да я и сам к иной готовым не был,
И потому молчат мои уста,
Когда она клешней вцепилась в небо.

Лети, родная, там на высоте
Ты, может быть, поймешь всей сутью ложной,
Что быть живьем распятым на кресте,
В житейской суете не так уж сложно…

                ***
   Как  девушки бывают одиноки,
  Так никогда не снилось старикам.                Е. Евтушенко.
          Одиночество

Чтоб знать, как одиноко старикам,
Взгляни в глаза старухе у погоста,
Там седина дрожит от ветерка,
И ты поймешь, не так все в жизни просто.

Оно приходит с болью и тоской,
Никто его не ждет, хоть стар, хоть молод,
Приходит словно недруг на постой,
Вселяя в душу тот кромешный холод,

Что все пронижет, будто волчий вой,
Он душу рвет уныньем и тревогой,
Еще вчера был, кажется, живой,
Теперь идешь кладбищенской дорогой.

У молодости - много впереди,
Надежды, силы, разные сомненья,
А в старости – лишь серые дожди,
И так непозволительно волненье.

И дело здесь, увы, не  в возрастАх,
А  в той организации душевной,
Когда приходит непонятный страх,
В обычной нашей жизни повседневной.

И не укрыться от его потуг,
Пилою точит сердце боль резная.
А может одиночество – недуг,
Иль кара свыше? Кто об этом знает.

                ***

        Юрию Визбору
-
Ложатся строчки на потертый лист,
Теперь ответов меньше, чем вопросов.
Актер, поэт, писатель, журналист,
Москвич и сын литовского матроса.
Он – Визборас, из  Краснодара мать.
Смешенье крови, взглядов, интересов,
Что помогает больше понимать,
Хотя от пониманья больше стрессов.

Друг друга обогнать всегда спешим,
Все к финишу хотим поспеть до срока,
Еще рывок, еще один нажим,
И падаем, споткнувшись ненароком.

Опять разбег, взлетает самолет.
И ввысь уже несет шальная сила,
А сколько будет длиться тот полет
Судьбе навстречу  или просто  к милой?

Здесь на земле актерская игра,
«Июльский дождь», да «Красная палатка»,
И Борману давно сойти пора
На «Белорусском» не снимая скатки.

И снова в круговерти разных дел
Мы надрываем и сердца, и души,
Неужто этот тягостный удел
Гармонию всех чувств сумел  нарушить?

И где-то там, за серой полумглой,
За пустотой бесцветного тумана,
За призрачной таинственной рекой,
Лежат совсем чужие людям страны.

Там Визбор, оторвавшись от земли,
За облаками скрылся в одночасье,
И струны, словно рельсы пролегли,
Дорогу жизни, обозначив - счастьем.

Там в унисон стучат еще сердца,
Блокнот да карандаш в суме заплечной,
Там можно мир спокойно созерцать,
Задумавшись о временном и вечном.
       ***
             
   Пью горечь вечеров, ночей  и людных сборищ,
Рыдающей строфы сырую горечь пью.                Б. Пастернак.               
Неужто с тех времен осталась эта горечь,
И от измен людских бьет жгучая струя,
Я с сонмом вечеров теперь не стану спорить,
Мне чужды их давно замшелые края.

Пусть ночи холодны, как смерть - хозяйка трапез,
А зори так юны, не в этом их вина,
В моих мозгах давно живет один анапест,
Душа как никогда лишь дактилем полна.

В квартире так светло, знать вымыты окошки,
Cкорее нужно встать с излюбленной софы.
Ведь на губах моих остались ямба крошки,
Я пью сырую скорбь рыдающей строфы.
               ***

             Б. Окуджаве

За вереницей пройденных дорог
Мне видишься застенчивым и юным.
И вот закат ложится на порог,
Лаская половицы, словно струны.

Из окон льется голос молодой,
Последний солнца луч метнулся в двери,
Рассыпав свет по стенам золотой,
Как переборы полные доверья.

В кругу друзей отрадно песни петь,
И вспоминать о том, что было прежде,
Не дай же бог, чтоб ослепила медь
Трубы походной, истребив надежды.

Пусть лопаются почки на заре,
И по лозе стекает сок на землю,
Не дай же, Бог,  пожарищам гореть,
Людским молитвам, если слышишь, внемли!

За все ошибки, просим, не вини,
Не каждому дано согреть нам душу,
Дай, господи, вселенской тишины,
Чтоб мы друг друга научились слушать.

                ***--
      Булату Окуджаве   
             
Проснулись почки, оживляя лозы,
От солнечного света и тепла,
А где-то сок струился по березе,
Тянулась к небу тонкая ветла.
Стучали капли короля в фужеры,
Настоянные в Дании самой,
И дам вели на танец кавалеры,
Любуясь красотою неземной.
Трубил трубач, и кровь лилась в сраженьях,
И был Арбат - спасительный причал,
Души и сердца вечное движенье,
Солдат победной песней величал.
Всем было чуть за двадцать или боле,
Цвела помолодевшая земля,
Не каждый съел тот пуд прогорклой соли,
Сто фронтовых на целый взвод деля.

Но в мирной жизни было все иначе,
Любовь казалась истиной простой,
Что все гитары в день победы плачут,
Вдохнув весны сиреневый настой.
Как от вина хмелели чьи-то лица
От мирной жизни после всех тревог,
Затягивались раны по крупицам,
Колдобины исхоженных дорог.

И вспоминалось все, что было прежде,
В кругу друзей отрадно песни петь
И верить той единственной надежде,
Чтоб не звала трубы походной медь.
Пусть по лозе стекает сок на землю,
И лопаются почки на заре,
Людским мольбам, Господь всевышний, внемли!
Не дай же вновь пожарищам гореть!

Не каждому дано согреть нам душу,
В ошибках грешных нет еще вины,
Чтоб мы друг друга научились слушать,
Дай, Господи, вселенской тишины!
И пусть кавалергарда век недолог,
Все песни Окуджавы, как пароль,
Назло смертям, откинув звездный полог,
К нам с фронта возвращается «король»!

                ***   
               
Вас чествуют. Чуть-чуть страшит обряд,
Где вас, как вещь, со всех сторон покажут
   И золото судьбы посеребрят,
И, может, серебрить в ответ обяжут.
                Брюсову. Б. Пастернак.
             
Теперь для вас цветами устлан путь,
И льются слов серебряные струи.
Мне жаль, что вы  не можете взглянуть,
Вы, как и он, для многих не проснулись.

И некому линейкой нас хлестать,
И заставлять не умирать до срока,
А жалобы всеслышащая мать
Приемлет у родимого порога.

Все «ум черствеет в царстве дурака,
И не безделка рифмы» злая участь,
Жизнь тех поэтов кажется горька,
Кто пишет не душой, а дурью мучась.

                ***

Подаренный пиджак Б. Окуджаве.

Пусть нечего одеть, не в этом дело,
Снята шинель, портянки, сапоги,
И на кровати отдыхает тело,
ведь сгинули проклятые враги.

Ни грохот пушек,  ни разрыв снаряда
Не оглушают раннею весной,
И кожаный пиджак - из всех нарядов
Был лучшим в этот вечер выходной.

Всем было чуть за двадцать или боле,
Цвела помолодевшая земля,
Не каждый съел тот пуд прогорклой соли,
Сто фронтовых на целый взвод деля.

Но в мирной жизни было все иначе,
Любовь казалась истиной простой,
Что все гитары непременно плачут,
Вдохнув весны  сиреневый настой.

Лиловых, белых, розовых соцветий
Не усмирить бушующий напор,
Лились слова оттуда, из столетий,
Друзей и близких тихий разговор.

И под аккорды старенькой гитары,
Хотелось верить и любить всерьез,
Поняв, что жизнь тебе дана недаром,
На тот пиджак стекали капли слез.

        ***      
     Б. Ахмадулиной--

В черном мечется словно шальная,
Неземная она, неземная,
Бьется в стекла фрамуг как больная,
Неземная она, неземная.

Словно ветка березы склонилась,
Отдаваясь природе на милость,
И вода, и прохлада ей снилась,
Истомилась она, истомилась.

Лиру тонкою плетью хлестала
Жизнь строкой и любовью пластала,
И сияющей гранью кристалла
Над Россией она засияла.

           ***

               А. Суркову

Облегавший тело легкий штапель
Снится мне ночами всякий раз,
Что в сиянье разноцветных капель
Я гляжу в глубокий омут глаз.

Что несу любимую к рассвету,
Прижимая радостно в груди.
Ставшая единственной на свете,
Ты зарей сияешь на пути.

Снится, что, проснувшись на рассвете,
Я целую теплые уста,
Нет тебя прекраснее на свете,
Без тебя жизнь мрачна и пуста.
               ***       
      

Игорю Талькову.--

Дохнул осенний вестовой,
За горизонт ушла заря,
Толпу зевак на мостовой,
Пронзает холод октября.

Прощаясь, золотом  блестит
Лист, застилая алый цвет,
По Петербургу весть летит:
Погиб еще один поэт.

Убит опять во цвете лет,
Как журавлей растаял крик,
Звезды угасшей яркий след,
Голубоглазый нежный лик.

И не нужна была сума,
И славы стыд не погрешим,
Писал для сердца и ума,
И жить безудержно спешил,

И невозможное объять,
Прослеживая жизни нить,
Все разумом хотел понять,
Но так, чтоб душу сохранить.

Он что-то нам хотел допеть,
Стучась к нам в запертую дверь,
И что-то главное успеть,
Оставив только боль потерь…

                ***
Игорю Талькову.--

На просторах полей золотистая рожь,
У пруда, как девчонки, поникли березы,
Отчего нашу гордость жгут зависть и ложь,
Так на землю вдруг рушатся ливни и грозы.

На летящем коне, как серебряный князь,
В поле рать не водил, чтоб помериться силой,
Но струилась стихов благотворная вязь,
Песни пел о любви,  а еще о России.

В море зла и смертей, не изведав утрат,
С чистой, светлой душой открывал настежь двери,
А со сцены звучал колокольный набат,
Русь святую зовя в православную веру.

И снаряды в бою не рвались за спиной,
Но кровавые пятна покрыли рубаху,
В октябре петербуржцы промерзшей стеной
Провожали Талькова, как сына на плаху…

На просторы полей лег, кружась, белый снег,
Словно саваном скрыта земля в нежной сини,
От бессилия ветры кричат: правды нет,
Как Талькова уже нет теперь для России.

                ***


     Екатерине Савиновой.

Сколько падать тебе пришлось,
Липкой грязи, хлебнув ни раз,
Поднимись, вытри слезы, брось
Смысл искать в искаженьи фраз.

У актера одно лицо,
А ролей невозможно счесть,
Наполняется мозг свинцом,
И теряет рассудок честь.

Вот улыбка стирает грань,
И уже не понять, где зло,
Ускользала сквозь темень рань,
Вот что значило ремесло…

Виснут плечи, а ты держись,
Королевский набрось свой плащ,
У актрисы такая жизнь,
Никому твой не нужен плач.
      
        ***
  Дай, Джим, на счастье лапу мне,
  Такую лапу не видал я сроду.
  Давай с тобой полаем при луне
  На тихую, бесшумную погоду…
                С. Есенин.
         Актеру  Зубкову

И я бы вместе с вами при луне
Повыл бы и полаял, между прочим,
Да кто признает в жалком шалуне
Вчерашнего актера поздней ночью.

И я для многих был как бог красив,
И женщины бросались мне на шею,
А нынче мелкий дождик моросит,
И губы в безысходности немеют.

Вниз падая, сгорает вмиг звезда,
Каким бы не казалось облаченье,
Обратно  не вернуться никогда,
Обманчиво короткое свеченье.

Я ухожу в ничто, в небытие,
Мои следы дождями размывает,
Прими, господь, признание мое,
Я словно пес, что в полнолунье лает…

          ***
         Художнику Виктору К.            

Вот лег еще мазок на полотно,
И оживил всю сумрачность холста,
Художнику ведь многое дано,
Как путнику - последняя верста,

Где шел босым по бархатной траве,
Сбивая росы раннею порой,
Где птицы в необъятной синеве
Летели из незримого вчера.

Мазками заполняя пустоту,
Как год за годом наполняли жизнь,
Вы подводили ровную черту -
Необычайно трепетный лиризм.

Его храните, как огонь любви,
Как свой закат, как юности рассвет,
И пусть господь ваш труд благословит,
И пусть стихом обмолвится поэт.
               
                ***

                К. СИМОНОВУ

Мы помним не только «дороги Смоленщины»,
«Живые и мёртвые» и  «Жди меня»,
нам столько стихов, пьес, рассказов завещаны,
и память того фронтового огня,

что вечно гореть будет в сердце израненном
войной беспощадной, кровавой зарей,
и стон, и молитва в церквях белокаменных,
разрывы снарядов, как вопль  над землёй.

Чтоб так написать, испытать нужно многое,
пройти по жестоким дорогам войны,
и чувство вины перед платой высокою
мы в душах хранить непременно должны.

Бессонные ночи, бои и пожарища,
фанерные звезды, где даты смертей
оставшихся где-то друзей и товарищей,
и письма любимых, сестёр, матерей.

Для нас негасимая вера столь значима,
она через строки стихов  к нам идёт,
негаснущим светом любви обозначена,
да, разве забудет об этом народ?!

Надежда живёт в торжество нерушимая
в словах, что, как выстрел, в поступках, в делах,
Забудут ль потомки фамилию – Симонов,
и правду святую в бессмертных стихах!?