Дикие Ангелы. 89-91

                Дикие Ангелы

                Я смотрел в револьверное дуло,
                Я стоял на заточке ножа,
                Шатался по миру без денег,
                Меня кофе поил Великий Раджа.

                С давних лет
                Я привык не иметь ничего.
                Не садиться в долги.
                Не жалеть своего.
                Помнить радость.
                Об остальном забывать.
                Не жить во дворцах.
                И ходить воевать…



Они пришли ко мне, покинутые всеми.
И провели весь вечер за столом.
Я приготовил им постели,
Они молились со свечами перед сном.

            Выжидающие на порогах,
            Люди с ликом березовых снов,
            Они хотят так немного.
            Их жизнь  - это любовь.

Они ушли под утро, не простившись.
Оставив мне свои сердца.
В бескрайние скитания пустившись.
Не пряча от людей лица.

Я слышал смех их в облаках.
Куда вели следы их я не знал.
И я проснулся, в сотый раз поняв,
Что цепь лежит на праведных устах.

            Через открытое окно, цвели сады,
            Просторы были так беспечны…
            Но день уйдёт…
            И жизнь не будет вечной.



Я их догнал у врат, на той дороге,
Что тянется по снегу в небеса.
Мы были меж собой равны.
И были мы не боги,
Но Смерть нам улыбалась…

Пусть говорят: кривы её уста.

Мы вместе пили зелень на пороге,
Под нами молнией охотилась гроза.
И обо всём забывши, без тревоги,
Я заглянул в её глаза…

Как будто страх перед любовью,
Сестрою слёз, и тишиной,
Предшествовал не многословью,
Понятному лишь ей одной.

Она была в одной рубашке.
Поверх накинут шерстяной платок…
В руках держала с чаем чашку,
А в волосах алел цветок.

Прекраснее я девушки не видел.
И я молчал, уставясь на неё.
«Ты так прекрасна. Но кто тебя обидел?
Прошу поведай горе мне своё.»

Она мне молча улыбнулась.
Я сел к ней ближе, и теперь
Я видел, как стекают слезы…
Я сжал в руках колени ей.

«Ты вновь уйдёшь скитаться по дорогам,
А я останусь здесь одна.
Мы встретимся через года,
У преисподней…
Вернее я приду сама.»

Она сказала мне об этом,
И разревелась…
Так устроен свет:
Она поднимет меня ветром,
И унесёт к себе, под крест.



Мои друзья уж в доме отдыхали,
Когда мы с ней пошли по облакам.
Нагими мы купались в розовом тумане.
Я приникал к её устам.

Нам ночь была пушистым покрывалом.
Она мне говорила обо всём.
Но слов ей показалось мало,
И Смерть склонилась на моё плечо.

Она мне рассказала о вельможах,
Которые ушли к ним, в верхний мир.
«Они смеялись над собой.
Никто из них уж не был господин.»
 
Она сказала, что все люди
Проходят мимо этих врат.
И я пройду когда меня не будет.
И не вернусь назад.



Но ночь не вечна. Так уходят годы.
Мы ищем счастья. Принимаем роды.
Мы плачем над умершими друзьями,
                и врагами.
Когда же наш черед незнаем сами.

По утру мы поели понемногу.
Одев хитоны двинулись в дорогу.

Она проводила гостей до порога,
Перекрестив, украдкой, молила за нас Бога.



Наш путь лежал на Назарет.
На свете похожего города нет.

По улицам окутанным туманом,
Мы шли не зная, что идем за обманом.

Сыны рушили Храмы,
Которые возводили отцы.
Они сжигали иконы,
К которым обращали мольбы.

Толпа ликовала (!)
                и выла.
Слезами убогих и старых.
Я через головы видел,
Как били тараны…
Как падали древние стены,
И солью сыпали в раны
Жрецам и служителям церкви,
Запершим наглухо двери.
Как чёрными орлами камни,
                летя по небу,
В город тот свои бросали тени.

Казалось вою не было предела.
Кто сможет остановить толпу безумцев?
И вдруг – один, возвыся голос,
Сказал, что не в иконах дело,
И Храмы – это лишь святыни.
Что грех и скверну порождают люди.
А во всех бедах мы виновны сами.
И пусть творившие бесчинство люди
Во веки будут проклятые небесами…

Тут он исчез… как появился.
Я успел заметить – это был один из нас.
Но он в толпе безумцев растворился.
Пронесся крик…и медленно угас…

Что мы могли? Лишь ропотно топтаться.
Мы удалились прочь. В душе скорбя.
И все таки решили задержаться,
От города немного отойдя.

Всю ночь сидели у костра.
О чём водили думы никто не знал из нас.

К утру росой прибило пыль к дороге,
Мы молча шли, смотря под ноги.



Вирсавия встречала ранним утром,
Среди олив, в похмельи мутном.
И серебристые шелка лились из окон,
                с высока,
В сверканьи солнца золотого,
Из изумрудных кипарисов.

Там девушка стояла на балконе,
Наверное сестрою ей была Аврора.
Мы проходили мимо, но один вернулся вскоре.
Сложил ей песню о счастье и любви,
Про ненависть и горе.

Чему дивиться горожанам,
В цветущем городе, прекрасном?
Любовь витает над их домом.
Но видно часто по напрасну…

Он был красив, и молод.
В самом деле.
И не был сыт мирским покоем.
Назначил ей свиданье,
Под ночи звёздочным покроем.

Я знаю: они были у фонтана.
Потом в саду гуляли долго, очень.
Как вдруг она сказала,
Что ей довольно этой встречи,
И больше видеться не хочет…(!)

А он еще раз попытался
Её под стрелы подвести, Амура.
Но выслушав она ответила всё то же.
Равнодушно.
Впрочем – хмуро.

…Он возвращался к нам,
Томимый горем.
И тут бесчестно на него напали.
Упоминая имя той,
Которая была пределами его мечтаний.
Он понял, что она их подослала…
Он бился с ними
                гордо,
                стойко,
                величаво.
Он победил.
И шёл. И пел.
Потом сел на скамью.
Вытер кровь на лице.
И у него остановилось сердце.



В Иллид случайно мы зашли по пути.
И решили укрыться то холодной ночи.
А на утро очнувшись от воя трубы
Услышали звуки жестокой борьбы.

Поднялись на стены, в проходы, к бойницам.
Взяли оружие: что ж, надо сразиться.

Со всех сторон был город окружён.
На море стояли ладьи и галеры.
Развивались перья на шлемах.
В воздухе свистели стрелы.

Среди огня и дыма
Мы потеряли из виду друг друга.
А на камнях уложенных до неба,
Паля костры, сливали вниз масла и смоли.
Рубились молча, позабыв о  боли.

Так продолжалось долгие недели.
То днём, то ночью враг вползал на стены.
Но осажденный город не сдавался.
Как будто над врагами он смеялся.

Однако был жестокий бой.
И в схватках утомлённый,
Я потихоньку стал сдавать:
Устал рубиться, лук еле держали руки…

Я с ног был сбит.
И надо мной занёсся меч,
                с зазубренной кровавой…
Но появился он –
Меня закрыл собой.
С порубленным плечом он рухнул…
Я был жив.
И продолжал сражаться.
Городу во славу.

Враг был побит.
Он сдался.
И ушёл.

Но где же тот, кто мне помог
Остаться жить на этом свете?

Среди обрубков и трупов,
Прислонившись спиною к бойнице,
Лежал он тяжело дыша.
И на моих глазах навертывались слезы.

«Не стоит. Вспомни: ты мужчина!
Всё в этом мире подвластно только Богу.

Иди ко мне.
Я подарю тебе свой крест.
Солёный от пота,
Сладкий от крови,
Не гнутый под подлостью боли.

Иди ко мне.
Я подарю тебе стихи.
И ты поймешь в них, невзначай:
Почтительнее всех искусств –
Искусство Роз,
                Искусство Чай.

Я жил – как жил.
И видел смех судьбы,
Любви оскал…
Собирая, всю жизнь,
                Коллекцию битых зеркал…»

Голуби вспорхнули с крыши.
Полетели выше, выше…
Они не знают куда вращается небо.
И от них не останется в небе следа.



Осень. Опадают листья.
Тучи над землей медленно повисли.
И плывут куда-то, догоняя ветер.
В след им, унывая, солнце тускло светит.

Шёл я по дороге, пыль перебирая,
И сбивая ноги, от Бахчисарая.
Долго я скитался до конца, до края,
Снова убедился – нет земного Рая.

Меня учили ораторству в Элладе.
На Тибете собирал зверобой.
Сенатором был в Царь-граде.
В Китае занимался борьбой.

Я устал от хождений
                по необъятной Земле.
Вернулся домой.
Казалось: всё было во сне…

Но увидел, как-то раз, под вечер,
В степи, что тянется от крымских скал,
Людей идущих по стерне…
От куда и куда – то я не знал.

Три диких ангела брели у горизонта.
Три диких ангела шагали на закат,
Искать  ушедший день…

Они, покинутые всеми, пришли,
И постучались в мою дверь…