Центр

...Шарик для пинг-понга. Бесперебойно: левый висок - правый висок. У всех одинаковые белые тумбочки, матрасы просто ужасны. В отделении холодно. Сигареты - раз в два часа. Белая гвардия Булгакова и уколы. Бессонница...
...Просится, просится злость на волю, злость яростная, безумная и страшная, рвётся и зацепляется рукавом, и так и падает на пороге, и под ней образуется великое отчаяние и внутренний голос, но тот, который голос сердца, но страшный заунывный голос на грани дикого истерического плача, кричит и бьётся о стенки...
...Время заставляет работать ноги. Но идти особо некуда и после нескольких кругов ты снова  заваливаешься на свою короткую койку с твёрдым матрасом. А времени - вагон. Вагоны составом проносятся через призмы действительности шариком от пинг-понга. Шах и мат...
...Тук-тук. Тук-тук. На этаже идёт ремонт...

  Как в действительности звали длинного никто не помнил, даже медперсонал постоянно ошибался с именем, поэтому называли его "Онегин" или чаще всего просто "Поэт". А называли его так по роду деятельности - он действительно увлекался поэзией и считал её своим истинным призванием, в узких кругах добился определённых успехов в этом деле, был даже номинирован на главную поэтическую премию и приглашён в Москву на вручение призов, но вместо того, чтобы лететь в столицу - объелся ЛСД и полетел в космос. Надо заметить, что свои творческие способности он открыл как раз благодаря лизергину, хотя любому, даже самому качественному химическому продукту, всегда предпочитал природу и естественно растущие в ней натуральные галлюциногенные грибы. Поэта все любили: и санитарки, и медсёстры, и абсолютное большинство других пациентов. Любили его за его открытость, честность и безвозмездную доброту, за искреннее желание в чём-нибудь помочь. Он обладал врождённым даром успокаивать людей, понимать их с полуслова, без труда входить в их положение и чувствовать их проблемы как-бы изнутри. Но больше всего любили именно за доведённое до какого-то автоматизма потрясающее умение слушать. Так было ещё и потому, что Поэт с детства страдал дефектом речи и трепать языком часто просто стеснялся, предпочитая работать ушами. Не переставал творить и сочинять он и здесь, в этих стенах, даже нашёл тут свою музу, как он думал, давно потерянную. Он писал на заказ другим пациентам, писал их жёнам и девушкам, их детям. Он не раз говорил, что детские стихи давались ему особо трудно, хотя по характеру Поэт сам был ещё подростком что в манере разговора, что в способах мышления, впрочем это никак не касалось его творчества, преимущественно очень глубокого и иногда даже через-чур серьёзного и, зачастую, непонятного.
  Мажор был постоянным завсегдатаем всяческих модных и современных клубов, не один его уикенд не обходился без зажигательных ночных вечеринок. Купить дури ему было всегда есть на что, хлопот с этим никогда не возникало - родился Мажор в богатой и успешной семье, родители держали не один бизнес и полностью финансово обеспечивали любимого сынка, тем самым компенсируя недостаток внимания и заботу; не досмотрели и к настоящему времени повзрослевшее дитя уже несколько лет плотно употребляло амфетамины и соли, при том, не гнушалось принимать их при удобной возможности внутривенно, от чего у него сильно крошились зубы. В реабилитационных центрах к своим двадцати восьми годам Мажор был аж одиннадцать раз, был там как дома и в диспансере чувствовал себя вполне комфортно. Он носил стильную хипстерскую бороду, подстригаемую только в барбер-шопе, а во всю спину была очень профессионально набита татуировка огнедышащего дракона. Мажор всегда казался окружающим чрезмерно общительным и никогда не унывающим весельчаком. Нисмотря на вич-положительный статус, после выписки планировал жениться на своей возлюбленной, с которой, кстати, познакомился в одном из центров. Поэт от его имени написал кучу стихотворений в её адрес, чем был всегда и в полной мере вознаграждаем горами вкуснейших импортных конфет и сигаретами, которые всё-равно постоянно проигрывал Мажору в шахматы.
  Апачи представлял из себя огромнейшего качка-бодибилдера, таких огромных людей редко повстречаешь по жизни. Он был чуть ли не один в один похож на того индейца-вождя из фильма Милоша Формана, за что и получил своё прозвище, впрочем, все боялись называть его так в лицо. Иногда за спиной его дразнили "Пиксель" или "Квадрат" - и в высоту и в ширину он был одинаковых размеров. Ещё Апачи сидел на героине, что по-видимому не мешало ему заниматься спортом и никах не отразилось на его идеальной по-аполлоновски сложенной фигуре. Работающие в больнице женщины, не зависимо от их возраста, погружались в состояние кокетливого смущения каждый раз, когда Апачи случайно проходил перед ними без майки, краснели и даже не пытались скрыть своего возбуждения. Каждый день, проведённый здесь, Апачи уделял по несколько часов занятиям со штангой, отжимался от пола, делал растяжку ног - до полного шпагата не хватало буквально пары сантиметров. Из-за постоянных тяжёлых нагрузок на этих импровизированных тренировках, из-за обильного потоотделения, ему приходилось постоянно мыться и перестирывать свои вещи, он говорил, что за этим делом и время быстрее пролетит. В свободное время он усердно и вдумчиво читал библию, и мечтал о жизни в Майами. Апачи был почти всегда угрюмым и молчаливым, но когда разговор заходил о наркотиках - загорались глаза, он приподнимался со стула и начинал активно участвовать в острых дискуссиях на тему что есть хорошо, а что есть плохо.
 Бояра в отличии от остальных заехал в лечебницу на добровольной основе и пробыл в ней лишь половину рекомендуемого врачом срока, и после трёх неудачных попыток выбраться, на четвёртую всё-таки сбежал. А заехал он сюда с жесточайшего, каких свет не видывал, похмелья после не менее жесточайшего двухмесячного запоя, в завершении которого у него отнялись обе ноги. Видок у Бояры по приезду был, мягко говоря, далёк от нормального человеческого облика: волосы на голове стояли дыбом, одежда была вся грязной и помятой, а под левым глазом красовался здоровенный фингал. Его сразу положили на капельницу, а после неё инъекционно ввели лошадиную дозу снотворного, от которой бедняга почти беспробудно проспал трое суток, вставая лишь для того, чтобы немного покушать (санитарка приносила ему прямо в палату), а окончательно проснувшись, не помнил никого и ничего, только  молодого паренька с соседней койки, коим был Поэт и, поэтому, первые дни поддерживал беседу только с ним. Бояра говорил очень тихо, почти бесшумно, тем самым невероятного раздражая вроде бы сдержанного и дружелюбного Поэта. Последнему приходилось постоянно прислушиваться, придвигаться по-ближе, но тем не менее, ему всё-таки удалось понять кое-что из полубредовых рассказов приставучего Бояры. Причиной его запоя, как и во многих похожих случаях, стала семья, точнее её уход - Бояру бросила жена, забрав с собой детей. Осталось неизвестным, правда, причина такого ухода и был ли он спровоцирован безмерным мужниным пьянством. В недалёком прошлом Бояра был квалифицированным программистом, занимался интернет-дизайном и весьма неплохо зарабатывал. Лечь в больницу его уговорили, а может, и насильно заставили друзья, крайне обеспокоенные его здоровьем и эмоциональным состоянием. Они каждые два-три дня приезжали к нему на свиданку и каждый раз неизменно привозили две бутылки минеральной воды и пряники.
  Все четверо жили в одной палате. Все кроме Бояры судом были обязаны принудительно пройти курс лечения от наркотической зависимости. Все в разное время - кто-то уже давно, кто-то совсем недавно - при разных обстоятельствах попались в суровые лапы правосудия и, благодаря семьдесят третьей статье, чудом избежав тюрьмы, попали сюда, в ребцентр. Все четверо совсем непохожие друг на друга люди, все разных возрастных категорий, рабочих специальностей, разных вероисповеданий и духовных ценностей, каждый из них индивидуальная личность, каждый со своим особым и неповторимым характером, манерами, мировоззрением, своей уникальной историей, столь отличной от других. Здесь и сейчас их объединило лишь одно "но" и это "но" в их жизнях - это наркотики - зло, эти когда-то чудесные жизни разрушившее, покалечившее, растоптавшее и умертвившее. По статистике от наркомании навсегда выздоравливает лишь менее двух процентов больных. А надежда как всегда была и есть...


2016 г.