Вопреки

Вопреки здравому смыслу, устоявшимся правилам, традициям и привычкам, наивному и странному убеждению, что с живыми, со здоровыми, вполне самостоятельными людьми ничего дурного не может случится, а все же случается. И один такой случай потряс меня до глубины души и до сих пор не отпускает чувство вины и досадной слабости.

 Мы переехали в районный (бывший) центр Бомнак всем селом. Таких было пять сел, в которых жило по 100-200 человек, которые имели свои дома, огороды, хозяйство, покосы, деляны для вырубок леса для строительства и для вырубки сухостоя для отопления печей в домах, в школах, в сельских советах, библиотеках, магазинах, и в медпунктах. Все жили у рек, косили сено для коров, телят и бычков, выращивали свиней, гусей, кур, охотничьих собак, оленей, сажали овощи и картофель в огородах. Жизнь кипела в этих селах. Росли детишки, появлялись новые семьи, все шло чередом.

 Никита Сергеевич Хрущев приказал все маленькие села объединить в одно хозяйство, из колхозов превратить в совхоз. Людям приказали переехать в село Бомнак, где жили ссыльные немцы, поляки, западные украинцы, белорусы. Все они были раскулачены, имели ненависть и злобу против советской власти и коммунистов, что не мешало их детям и внукам становится коммунистами и даже занимать должности на уровне района и области. Некоторые из них имели угодья охотничьи и бойко промышляли дичью, рыбой, зверем и жили в благоденствии. Скажи им, что они могут свободно уехать на запад, то они вряд ли тронутся с места. Им здесь было сытно, вольготно и удобно.

 Наш дом поставили на болоте, среди берез и лиственниц. Болото отец высушил дедовским способом, вырыл яму на краю огорода, куда стекала вода, сделал канавки, по которым вода постепенно стала стекать вниз мимо огородов соседей, между оградами и заборами. Напротив наших южных окон была избушка, в которой проживала многодетная семья Родионовых. Жена Николая Родионова, удачливого охотника, была больна на голову и психику. Кажется, это была шизофрения третьей степени, если не сказать, что она из этой степени порой выходила еще дальше. Ее звали  Маре. Она была на треть китаянка, или кореянка, русская и эвенка - оставшаяся часть крови. Такая смесь, метиска, как говорят. Ни на одном из этих языков народа она не владела свободно, была иногда просто невменяемая.

 Маре могла начать стирать свое грязное белье в бане, где рядом мылись все женщины и девочки. Банщица тетя Маруся не принимала никаких мер, так как понимала, что бесполезно. Намывшись и настиравшись, Маре одевала на голое тело шубейку или пальто и так  шла домой, источая пар от своей сумы, в которое запихивала свое сырое белье. Моя мама просила не осуждать ее и мы, дети, удивлялись каждый раз, брезгливо отодвигаясь от нее подальше, стараясь не попадаться на ее глаза, взгляд которых был сумрачен и непонятен. Мы побаивались ее, на нее иногда нападало буйство и она что-то кричала, разбрасывая вещи, брызжа слюной и хрипя, падала на пол и выла. Когда она являлась в баню, то мы чувствовали смрад от ее тела, невозможно было это терпеть спокойно. Мы ждали терпеливо, когда она наберет воды из горячего крана, разбавит холодной водой и поковыляет на свое место. Если мы видели, что она направляется в баню, то старались не идти в тот день или шли двумя-тремя часами позже.
 
 Что касается ее детей, то они не были так выражено больны и были, как все дети. Отличались только бедностью и убожеством одежды и обуви. Наверняка у них в доме не было книг, игрушек, еды вдоволь. Интернат выручал эту семью тем, что кормили там детей три раза в день, а летом была детская площадка, где детей после завтрака водили на речку купаться и загорать. Дети играли на площадке, читали книги и журналы, каждый день ходили все вместе в кино или на концерты заезжих артистов. Они выглядели в меру упитанными, здоровыми, веселыми. Конечно, в школе детей поддразнивали и не хотели с ними дружить и общаться. Так и выросли угрюмоватыми и угловатыми, кроме Аллочки Родионовой. Она читала стихи со сцены клуба про перепелочку, у которой все болит и зал смеялся по-доброму и хлопал ей.

 Аллочка выросла и уехала учиться сначала в город Зею, а оттуда еще куда-то, я не знаю. Вроде бы нить здесь обрывается, но судьбе было угодно вернуться ей в Бомнак с целью навестить могилы родителей, поправить их, если надо, увидеть своих братьев и сестер, которые остались здесь.
 За то время, которое Аллочка отсутствовала, ее старший брат Саша, его в поселке звали "Сашка", вкладывая в его имя свое осуждение и неприязнь, потому как Сашка был хулиганистый, пакостник и забияка. У Сашки появились с законом противоречия и его посадили за что-то на несколько лет. После колонии он вернулся еще хуже, злей и изощренней. Он, как отец, раньше обитался в тайге, где надо было трудиться, чтобы выжить, но он этого не делал, а целыми днями спал в палатке, жрал еду, которую готовил его отец и братья, а также дядя. Это не нравилось отцу, отец пытался Сашку направлять на путь истины, но сын просто-напросто избил отца дубиной до полусмерти, грозился всех убить, если начнут его поучать. Охотники оставили его и ушли от него. Сашка стал воровать их капканы и ловушки, продавать в поселке, покупал водку и пил. Ходил по домам и требовал выпить с ним молодых парней. Если не соглашались, то избивал их, выбивал им зубы, почки, ломал ребра, словом, калечил. Он стал одинок, с ним никто не желал общаться, все избегали.
 Сашка опять уезжал или уходил в тайгу, становился рабочим в экспедициях, тоже проворовался, оттуда его выгнали с позором и треском. Он вновь вернулся в отцу и к дяде, там продолжал заниматься воровством и грабежом не только охотников, но и пастухов без всяких церемоний. Слава о нем гремела дурная и никто не знал, как от него избавиться.

 Тут приехала летом как-то Аллочка, его младшая сестра, которую в тот же вечер он ударил в лицо. После того, как у Аллочки стал проходить синяк под глазом, приобретая зеленовато-коричневый оттенок, она пришла к нам. было видно, что она торопилась куда-то и была взвинчена. Я давно не видела ее, прошло несколько лет, как она уезжала из села. Моим глазам предстала Аллочка, невиданной красоты. Фигурка ее была точеная, стройная, талия тоненькая и гибкая, груди невероятно красивой формы, все ее лицо, несмотря на синяк было необыкновенно красиво, свежо. Яркие карие глаза ее блистали. Длинные черные ресницы оттеняли ее грустные глаза. Это были не глаза, а очи. Немного припухлые, четко очерченные, алые губы совсем не были накрашены и нежно-золотистый загар покрывал ее щеки, виски и лоб. У нее были губы янтарного оттенка, волосы иссиня черные. На ее стройной шейке венчалась юная головка, плечи были красивые, женственные. Ножки были небольшие, но очень стройные и загорелые. Вся она светилась молодостью, красотой. Это было чудо природы и подарок судьбы, если кто полюбит такую девушку, так мне казалось.

 Аллочка пожаловалась, что брат ее, Сашка пьет и пьяный лезет с кулаками на нее. Он сильный, буйный и ей страшно находиться с ним рядом. Я предложила не уходить и остаться у нас ночевать. Кажется, она обрадовалась моему предложению, но через минуту тень пробежала по ее лицу, она с тревогой и с беспокойством стала прислушиваться и оглядываться, не идет ли по переулку, ища ее Сашка? Она рассказала, где она была и куда уезжала, где училась и, что у нее есть молодой человек и они решили пожениться. Я поздравила ее с этим и расспросила, сколько это возможно про ее молодого человека, откуда он родом, как зовут. Она с любовью и с нежностью рассказывала о нем и хвалила его семью, что она вполне счастлива. что встретилась с ним. Тогда училась в 10 классе и через год мне надо было сдавать выпускные экзамены. Я много читала, занималась лыжами зимой, а во время учебы после уроков посещала школьный спортзал.
 Мне понравилась Аллочка, ее целеустремленность, желание строить будущее и кажется мы с ней подружились. Я попросила приходить к нам запросто и в любую минуту, даже глубокой ночью. Я думала, что она скоро уедет в тот город, откуда она приехала. А этот город был далеко, где-то в Казахстане. Но Аллочка уехала, но в тайгу, а вернее ее насильно увез брат Сашка. Там он ее зверски избивал, насиловал, держал ее голодной.
 В конце концов злодей Сашка убил ее в тайге. Ее тело долго не могли найти, а когда нашли, то оно было до неузнаваемости искалечено ножом и уже стало разлагаться. Так погибла юная красота. Ей было восемнадцать лет. Я никогда не забуду ее облик, дышащий красотой и очарованием юности. Мне было горько оттого, что я так и не смогла ей помочь. Аллочка, прости меня и всех нас.