Михаил Тверской

 
( 1399 год)

 Вели тверского князя Михаила
Два отрока под руки через град.
За ними Волга холодом дымила
И утекала в месяц  Листопад.
Уже гостей своих прощальной чашей
Князь сам обнес смиреннее слуги.
И вот под ветром с опустевших пашен
На пир иной направил он шаги
В Собор. Под своды храма заведенный,
Оперся Михаил на посох свой
И пением церковным умиленный
Подумал он о жизни прошлой. Той,
В которой остаются власть и сила,
Лихая скачка и степной ковыль,
Где удаль князя гордого носила
От Вильны мимо Кафы на Итиль.
Да, высшей власти сладкая отрава …
А ведь давал, давал Господь понять,
Что князь Тверской один имеет право
Всю Русь в едином кулаке собрать.
Но Русь лепилась на иной основе.
И так сбылось и сотворилось так,
Что рать привел на поле Куликово
Не ты, а твой давнишний лютый враг.
И кровь людская поле затопила.
Была победа, но в земле твоей
Татарщину ордынскую сменила
Татарщина московских упырей,
Что из Кремля пролезли прямо в Святцы,
Уста от лжи забывши утереть.
Как раз с такими не хотел ты знаться
И не возмог их правды одолеть.
И не возмог. О том душа болела,
За тем людей на площадь звал набат.
Поцеловав креста честное древо,
Князь старый вышел из соборных врат.
Двух отроков пообоч отодвинув,
На высоте соборного крыльца
От глаз земли виновной и невинной
Князь истинный не отвернул лица:
«Поклон вам, люди славные тверские!
Господь зовет. Иду к нему от вас.
Простите, братья, мне дела мирские!
Благословите на исходный час.»
И, перекрыв дождливый цокот дробный,
Ответили славяне, не чинясь:
«Иди с добром ко Спасу, княже добрый!
Благословляем. Заступись за нас!»
Князь старый ослабел и тяжко дышит,
Колени стариковские  дрожат.
А сверху голос расставанья слышен,
Там журавли через века летят.
И дым тверских величий и метаний
Уносится на крыльях журавля.
И плачет князь, и плачут тверитяне,
И плачет небо каплями дождя.