Рафаэль
со складками на животах
в музейных залах оголтело
не превратило время в прах.
Телесность греческой богини,
в бесстыдной позе развалясь,
эпохи выводила имя -
безумно пляшущий экстаз.
В руках Давида плещет пламя,
с пятиметровой высоты
взирает юноша на камень,
и тянутся его персты
в который раз сразить безумно
громаду дикого врага,
и пляшут под ногами руны
и письмена на потолках.
А в приглушённо красном мраке -
слепящая подсветкой бель:
как кость неистовой собаке,
в Москву заброшен Рафаэль.
Размер полотен мал постыдно,
такие толпы у картин,
что никому почти не видно,
каков творец их исполин.
Стою в растерянности мнимой,
и вдруг - Мадонна, и она
своею кротостью картинной
божественно освещена.
Я подхожу, ещё не в силах
поверить в эту встречу вдруг.
Я подхожу, и расступилась
толпа, и захватило дух.
Потупив взор лукаво, хищно,
Мадонна не глядит на нас,
её Младенец прозаично
со зрителя не сводит глаз.
Но я стою ошеломлённо
и вспоминаю прежний зал:
в сраженьях греков исступлённых
и в камне женские тела.
Ожившая античность в масле!
Тебя ли Рафаэль писал?
Твоя ли статность не угасла
под кистью полубожества?
Какая мысль таится в красках,
какая смелость на холсте!
Мадонна в материнской ласке
дарует первенца толпе!
Вновь возвращаюсь к камню греков
и вижу души в их телах,
так дуализм души и тела
забыт мной раз и навсегда.
Так я познала мудрость Бога,
пронзившую мой мутный взгляд,
так я стояла у порога
в иную правду бытия.
Свидетельство о публикации №116110411928