Ваза династии Цин...

Ваза династии Цин...



Эта вазочка была в семье нашей притчей во языцех.
Поговаривали, что дедушка, как и невероятный Корн
был чем-то полезен последнему императору.
Японскому, естественно.
Но кто сказал, что японский император не мог владеть
вазой достославной китайской династии?
Мне даже казалось, что подарил он эту вазу из чистого
патриотизма - китайская дескать.
Дедушка был военным врачом. Хирургом. И мало ли за
какую услугу мог получить сказочный подарок этот.
Подробности не сохранились в архивах семьи, не были
они изложены и устно.
Так что витали лишь слухи.
Но были они столь пленительны, что вокруг вазочки со
временем образовался какой-то микроклимат, микромир
даже...
Стали подбираться предметы... сопутствующие...
Веера... настоящие...
Куклы, привезенные одним из дядюшек из гастрольной
поездки в Китай.
Шкатулки - изысканные визитные карточки Востока...
И всё было подлинным, но ни один из предметов не мог
тягаться с исторической вазочкой всерьёз.
Мне, единственной внучке, единственной дочери,
рожденной уже немолодыми родителями моими и
досталась вазочка в законное и полноправное владение.
Сейчас я понимаю многое, а тогда, в детстве солнечном,
мне и в голову не приходило спросить - как такую
(такую!) вещь оставляют родители, выезжая из
страны... в пустой квартире.
Говорили, что вазочка "невыездная". Слишком много
документов пришлось бы оформить, чтобы возить ее с
собой.
И слишком велик риск её утраты на нелегких
дипломатический тропах, на которых оказывалась по
долгу папиной службы семья наша.
Разумеется намекалось, что я должна придерживать свой
детский, болтливый язычок, дабы вазочка так и осталась
в доме нашем и продолжала служить его (главным)
украшением.
Слово ГЛАВНОЕ не произносилось, но угадывалось и я
молчала.
Молчала даже тогда, когда язык готов был взорваться -
так хотелось похвастаться подружкам - каким
сокровищем владеет семья.
Не могу не отметить, справедливости ради, что отец мой
не был послом. Был он посольским врачом, хирургом,
как и дедушка, но постоянные заграничные поездки
окружали его (и нас с ним вместе) неким ореолом
значительности и избранности.
Были и отрицательные стороны всего этого.
И со временем сложилось так, что в круг моего общения
вошло лишь несколько человек. Тех, которых ничем не
удивишь...
Жизнь продолжалась.
Периоды жизни заграничной сменялись периодами
жизни в любимой и родной столице.
А потом умер отец. И семья обосновалась в Москве
окончательно.
Я училась.
А мама была одна.
Был некто, кто мог бы стать ей другом, мужем,
надежным плечом, но мама была однолюбкой и не
поощряла ухаживаний Якова Борисовича.
Мне же он нравился чрезвычайно.
Был он антикваром. Знал и умел рассказывать вещи
невероятнейшие.
Каждая из которых тянула на приключенческий роман.
Я восхищалась его историями, а он смеялся и говорил,
что отойдя от дел займется "ваянием" детективов...
Не стало мамы.
Мой странный брак оказался недолговечным.
Странный... почему странный?
Потому что вышла я за мужчину сказочной красоты, не
узнав его. Мне кажется... даже полюбить не успев, или не
сумев.
И всё кончилось так быстро и так печально.
У меня дочь и... Яков Борисович.
Совсем старенький друг мой... Яков Борисович, который
так и остался... при нас...
Дочь учится в Лондоне, и я задумала перебраться туда...
поближе к ней.
Уже и перебралась бы, но... Яков Борисович... дорогой
Яков Борисович...
Он не в силах был ехать со мной. Слишком стар и слаб
был он к моменту принятия мною решения - уехать.
Я поглядывала на заветную вазочку и будущее не пугало
меня.
Я вычитала следующее -
Аукционный дом Sotheby's продал в Гонконге
фарфоровую вазу эпохи династии Цин (последней
китайской императорской династии, правившей с
1644 по 1911 год) за рекордную для подобного рода
произведений искусства цену  -  5,32  миллиона
долларов.
Ваза небольшого размера, украшенная орнаментом,
была куплена гонконгской предпринимательницей.
Моя ваза бала аналогичной, а это значило, что продав её
с умом, я смогу обзавестись собственной квартирой в
Лондоне, или двумя... для себя и дочери.
Завернув драгоценность свою как можно тщатальнее я
поехала к Якову Борисовичу - проверить со всеми его
лупами и прочими ухищрениями мое сокровище.
Слышала я от него о каких-то анализах красок, лаков и
многом другом.
Яков Борисович возлежал на кожаном диване, укрыв
ноги клетчатым пледом - всё по законам жанра.
Я рассказала ему о своей затее. Боялась конечно, что он
выдаст что-нибудь эдакое. Такое, что поставит под
вопрос осуществление моего предприятия.
Но, как ни странно, Яков Борисович, не стал
отговаривать меня.
Выразил согласие провести тщательный анализ раритета
и вынести окончательный вердикт.
Я достала вазу.
На столе Якова Борисовича она смотрелась
непривычно... сиротливо.
Мне стало так страшно. Будто я хотела организовать
похороны живого человека. Более - друга.
Яков Борисович протянул руку. Старенький мой Яков
Борисович...
Ваза качнулась под рукой его и...
Она раскололась на сотню... на тысячу... на миллион
мельчайших кусочков... моя ваза... моё сокровище...
раритет династии Цин - последней династии китайских
императоров...
Я потеряла не только дар речи... я потеряла сознание...
Очнувшись, увидела склонившегося надо мной Якова
Борисовича...
Странно, но мне показалось, что в лице его не было ни
капли огорчения или сочувствия.
Понимала - это лишь мнится. И тем не менее... Ощущение
было стойким.
Яков Борисович гладил мою голову. Давал нюхать
какую-то гадость из красивого флакона.
А потом... потом достал из шкафчика чёрного дерева...
вазу... почти такую, как моя.
- Не плачь, дочка. Не плачь, Шушечка. Эта не хуже.
- Хотел подарить тебе чуть позже, но... вот...
Документы были в порядке и денег вырученных от
продажи драгоценной безделки хватило бы на покупку
дома в приличном районе Лондона.
Яков же Борисович лишь попросил меня оставить ему...
на память те бумаги, которые хранились в изящной
лакированной шкатулке и считались документами на
разбитую вазу.
Взволнованная, я осталась ночевать у старого друга. Он
тревожился о моем здоровье. Тревожился так, что его
слабое, любящее сердце не выдержало - перестало биться
той ночью.
Завещание Якова Борисовича делало меня наследницей
немалого его состояния. Состояния, позволившего не
продавать заветной вазы.
Уже в Лондоне, разбирая старые дневниковые записи
Якова Борисовича, оставленные мне вместе с
наследством, узнала я подлинную историю семейной
реликвии. Историю легендарной вазы династии Цин,
бывшей лишь изумительной подделкой, о чём знали и
родители мои и, естественно, Яков Борисович.
Легенда жить не мешела, а вот украшала её (жизнь)
изрядно.
Документы же... документы были подлинной старинной
хозяйственной записью, которая сама по себе стала
раритетом...
Я сижу в гостиной своего лондонского дома, пью чай и
любуюсь китайской вазочкой.
Небольшой, украшенной изящным орнаментом.
Вазочкой окруженной предметами... сопутствующими.
Изумительными, подлинными, но немогущими
соперничать с вазочкой всерьез.
Вазочкой Якова Борисовича. Старинного друга, добрая
рука которого отведет любую беду... любой чёрный день...



РИНА ФЕЛИКС