Ars vivendi

Желтый вальс

Какие слабые птенцы,
Их ветки сбрасывают с пальцев.
Они летят во все концы,
Их смерть подхватывает в вальсе.

Они пытаются лететь,
В ладонях ветра удержаться,
И до земли не умереть,
И у земли не расставаться.
………
Он будет долго их кружить.
Он будет нежно их качать.
И мертвых с мертвым ворошить
На раз-два-три, четыре, пять.


Собирали меня

Расклевали меня вороны,
Разнесли меня сороки.
Провели меня по городу,
Бросили тебе под ноги.

И назвал меня ты милою,
И назвал меня невестою.
Повелел меня помиловать
Да накинул имя честное

На глаза мои и волосы.
Только волосы острижены.
Обвенчал нас божьим голосом
Ворон с бородою рыжею.

Собирали меня бороды
По лоскутику по камушку
Да несли в руках по городу,
Чтоб жилось счастливо замужем.


За спичками

Двадцатый, сорванный с листа.
Старик, привязанный к горсаду.
И отпустить, как птицу, надо,
И он не хочет улетать.

Бездомный век идет на «бы»,
За «Клинским», вышедшим всухую,
По паспорту не существует,
Но вот имеет место быть.

Прикормишь стайку миражей,
Стоишь при голубиной стае…
И рук, и крошек не хватает,
И листьев памяти моей.


И кота
                Тра-та-та

Мы ехали полем, мы ехали лесом.
А поезд, положим, катился в Одессу.

Над рельсами билось вагонное сердце,
И все открывалась и хлопала дверца.

И все за каким-то своим интересом
Тащило нас в драму скучающим бесом.

И все это было почти что похоже
На С. Михалкова, и Пушкина тоже.

Мы ехали к морю – топить, полагаю,
Одну обезьяну и трех попугаев.

Прошел по артерии нож перочинный:
«Здесь были Наташа, и Витя, и Длинный».

Ну ладно, проехали. Весело мне.
Бес расписаться просил на стене.


И о чем-то тихо плачет

Что, крысенок, ходишь робко?
Слишком тихо, чтоб поверить.
Ощущение потери
За грудной перегородкой.

Привкус старого бисквита
У миндального печенья.
Коготочек сожаленья.
Речка ряскою покрыта.

То ли плачет, то ли бредит
И стучит, как в мышеловке,
За грудной перегородкой.
Слишком тихо, чтоб поверить.


Разное

Вышел в небо и летишь,
Пересчитывая крыши.
То ли птичий посвист слышишь,
То ли с миром говоришь.

Все равно кричишь красиво –
Чтоб без дела не летать,
Не забудь сказать спасибо.
А другое не сказать.

Попросить за все прощенье
У товарищей и Бога.
За полетные уменья,
За счастливую дорогу.


Фонарь
                Гори, звезда моя, гори
                Хотя бы для порядка.

Раз зажигают фонари,
Кому-то это значит.
Гори, звезда моя, гори
На холоде собачьем.
Качайся, пьяная почти,
Попробуй не качаться,
Когда штырем в земле торчишь
И некуда деваться,
А брат-прохожий норовит
Подбить не в бровь с досады.
Пригнись, исполненный любви, –
Кому-то очень надо.


Молния

А поздно оно или рано,
Всегда невпопад постучит
Служивый гонец с телеграммой.
Танцуй. Распишись. Получи.

Стоишь с босоногим и куришь.
Подкинет товарищ огня
С такою намешанной дурью,
Что влет и тебя, и коня.

Прокатятся саночки с горки…
Куда же ты тащишь, босяк,
Их заново вверх на закорках,
С любовью, и кровью, и так?

Какого китайского счастья
Намазана лысая дверь?
Завязывай, почта, стучаться.
Ну, адрес хотя бы проверь.
………
В таком померанцевом свете
Качает ладошка кровать:
«За каждое слово ответишь».
И не за что, ять, отвечать.


Проза в ноябре
                Под стеною элизийской
                Спит труба Иерихона

В ноябре писали прозу.
В ноябре играли в карты.
Перевешивали дозу
Невезенья и таланта.
Отводили морок улиц.
Пал Элизий до осады.
Все, как водится, продули,
И роман дышал на ладан
В окружении химер.
И в рулетку револьвер
Ошибался, где не надо.
………
Как на улицах пустых
Горы листьев золотых…


Филин
                Руслану
   
Все толще пыль на стеллажах,
Все меньше смысла в разговорах.
А время капает за ворот
Смолой из медного ковша.

Прединфернальное тепло
Подогревает позвоночник,
И начищают помело
Гонцы Вальпургиевой ночи.

Гонг полнолунья, сбой часов,
С насеста ухающий филин.
Закрыты двери на засов.
Ах, окна, окна не забили!..

И тыквы едут на балы,
Крысиный дух в каретах сгнивших.
Ваш Фей протягивает лишний
Билет на бал из-под полы.

Для вас задаром, как всегда,
Пока козел ягненком блеет.
Вы ожидали представлений –
Так начинаем, господа!


Conditio

О, как громыхало мечами искусство:
Картонным, шифонным, кондицио-нервным –
И падала дама, решительно червой,
Без чувств, но с каким восхитительным чувством!
Как певчие вороны всяко болтали,
С двумя ангелочками сидя в обнимку…
Он ждал. Подождал. Оценили заминку.
Не Гоголь, не звали. Изделье из стали,
Как Вию, глаза раскрывает легонько.
И рядом вот этот, который в деталях.
И веки танцуют веселую польку.


Под небом голубым

Поперхнулись, осудили
Ночь хрустальную и кхмеров,
Хунвейбинов и галеры,
Тех, кто сдуру помогал
И по-умному поможет.
Что на облаке создал –
На земле прожить не может.

Или это ты в Коците
В плащ завернут голубой?
В Рим, покрытый сединой,
Входит новый победитель.
Клио, вы перепишите
Всю себя его рукой.
Из заоблачных олив
Глаз сияет ледяной.
Узурпатор надо мной
Вечно добр и справедлив.


Раковый корпус (Равенство и братство)
                Довольно делений на ад и на рай!

Наш раковый корпус, сутан не помяв,
Задом вошел наперед
В отбитое небо.
Вокзал.
Телеграф.
«НЕТ ТЧК НЕ ЖИВЕТ».

По праву рожденных землей от сохи
Мы взяли его. Отпускает грехи
В омытые руки закона
Свобода. Торговая зона.

Свобода не знает рабов и рабынь.
Ты против? – в курилке остынь.
Свобода не бляdь площадная,
Тебя она тоже не знает.

Да ты, брат, расист, шовинист и дурак.
Ну выберут белого – будет не так?
И черная баба в законе
Читает присягу на зоне.

И Книга лежит под рукой у нее,
Примята ладонью с печатью «Вранье».
Такая любовная сила
В тебя, брат, еще не входила.

А собственно, ч е м тебе думался рай?
Пройдись, докури «Беломор», полистай
Блокбастер «Однажды в Гоморре» –
И можешь наказывать море.

Воспрянувший Демос и слуги его
Клянутся на пепле тиранов-богов.
И белые крылья на солнце скрестил
Взлетающий брат-дрозофил.


Ars vivendi

Просыпаются в городе гуси
Защищать город Рим от гостей.
Мы не гости, мы хуже, эскузи,
Мы привыкли к дразненью гусей.

Носит пеплы по небу без края –
Не по райскому шляху идти.
Пантеоны, стоишь, поминая,
Будто город Москва позади.

Здравствуй, древнее Римское право
И не дрогнувший мраморный свод! –
Где проходит живая орава,
На правах все живое берет.

Есть у жизни багровое знамя,
Есть у крови такие права.
И не город Москва перед нами.
Что нам, варварам, Рим и Москва?


Песня про море

Помыслится в жизни хорошая песня,
Широкая песня над полной волной.
И ветер ей – крылья, и дух – буревестник,
И дышится песне как птице морской.

Ч о м у  м е н і  к р и л а без сна и покоя,
Тяжелые крылья с тоскою земною,
Где песня соленое море прольет,
Как черное небо и сердце мое…