Дом у реки

                О.

пьеса-поэма в 3 частях

;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;

ЧАСТЬ 1

ОН:

Я стою у воды, вспоминая, что было,
я стою и смотрю, как пронзает гладь
новолунный свет. Он сплетается с илом,
С камышами, с кувшинками, с сигаретным дымом,
Собирая остатки того, что ещё понять
Я, кажется, в силах.

Жизнь швыряла по-всякому, и постоянно
были битвы и травмы, было небо над головой
и светило на нём. Наступал день другой,
и меняли прогнозы и словоформы,
забывались слова, как угар пьяный,
а судачество преподносилось нормой.

Холод осени режет мои глаза, а бутылка "Джека"
помогает вершить правосудие над самим собой,
оставляя в памяти узелки, законы, запреты, секреты,
алкогольно-нервозный прибой.
О моё сердце можно смело тушить сигареты...
Ха! Да это и делали по сюжету,

словно звёздами засеивая ночное небо, выжигали на нём
по точкам, по строчкам чужое имя.
Я обращался к богу, к богам, к теории сопротивления,
я уверял себя, что земля сыра, а без дыма
не бывает огня, а днём не сыскать с металлодетектором и огнём
причину внезапного задымления.

Этот чёртов дом у реки, я всегда его не любил,
но ты очень хотела смотреть на звёзды и говорить и делать...
Ты хотела летать, и я вбахал обширный кусок жизни в стройку,
как умел, я тянул, как не смог — из последних сил,
вырывая остатки ради — твоей! — цели,
а ты... Ха. Ты сменяла меня на курсы айти, шитья и кройки.

Холодно здесь. Собирается дождь. Чёртов пруд. Тихий омут, мать его.
Сколько всего — и до тла сожжён, и отжим, на тысячу двести,
хотя тут деликатная стирка.
Об этом сообщает несрезанная бирка,
на обороте которой, кстати, указаны тысячи способов мести.
Но к чёрту всё это. Пока в отбой — всё равно там уже я одной ногой.

Эх, судьба, до чего же ты, сволочь, глумлива!
Я стою, ночь в лицо, алкоголь дышит вместо меня,
я смотрю в эту гладь, в этот тонкий хрусталь,
я, тот, кто твёрд как булат, кто крепок, как сталь,
кто холодный и выше, чем ваша возня,
я стою и не вижу иной перспективы.

Я блуждал в подсознании от ивы до ясеня,
мной играли любые, но я, ослеплённый картинкой,
зло, добро — всё, затуманеный, я рубил с плеча!
Ну а ты... Ты кормила меня правдоподобьем и баснями,
шаг к секунде закручивая меня пружиной...
Расступись же, река, я иду в печать.


ЧАСТЬ 2

Много выпивки. Кислород в запасе.
Сигарета ещё бы не помешала
прежде, чем я, наконец, свою жизнь разукрашу,
прежде чем я её в потоке замкну,
уходя к песчаному дну,
прежде чем совершу кентершавало...

(тяжёлый выдох)

Но что это? Я слышу... Кажется... Кто-то поёт. Но откуда?
Мы одни здесь, лишь я, дом, да "Джек" в моё горло метит,
и его я брал там, где нет места подделке — с такой-то суммой,
да и рано ещё для того, что могло бы назваться алкогольным безумием.
Нет. Это просто... Это просто... похоже, что ветер
поднимается. Вместе с "Джеком" они мою голову крутят.

Нет... Как будто... Будто песня чудится мне,
голос слышу. Неземной. Манящий.
Он по струнам моей души, пробуждает живое,
будто луч в бесконечной тьме,
тончайшая ткань между реальностями, нежнейшего полотно покроя,
и голос...
меня...
обратно...
в этот...
мир...
тащит...

ОНА (напевно):

Мой милый, мой светлый, мой ясный,
зачем же такой ты несчастный?

ОН:

Я точно слышу! Нежный голос!
Э, нет, брат, ветер то свистит, вон, собирается гроза,
и алкоголь в твоей бошке... Нет, быть того не может,
Ты опьянён, ты поражён, низвергнут, братец, ты с престола,
и ищешь шанс для трусости — решился вроде... Но до дрожи
меня пронзает...
Я...
Хочу...
Я, кажется, вижу
глаза...

ОНА (напено):

Мой милый, мой светлый, я слышу, я знаю,
как сердце твоё от печали страдает.

ОН:

Дождь собирается, ветер качает деревья,
Рисует узоры на водной глади.
Да и чего ради,
собственно говоря...
Шагать, пожалуй, давно пора...

ОНА:

(подплывает к НЕМУ)

Здравствуй, мой милый, мой солнцеликий.
Даже густая ночь не в силах сокрыть твою душу.

ОН:

Похоже, "Джек" был палёным. Я вижу фантазию.
Луна отражается, ветер разносит мои всхлипы,
вода почему-то мне голову кружит,
хотя я никогда не...

ОНА:

Я была с тобой рядом всегда.
Сквозь толщу воды очень сложно увидеть свет,
но я знала, я верила — будет ответ.
Я смотрела и видела: ты — настоящий,
Ты способен на большее, как никто никогда,
я в тебя верила. Ты — моей души приказчик.

Каждый день, но скорее — ночь, наблюдала я, как идёт эпоха,
и я видела, как тебе с ней плохо,
как игнорирует она чистоту души твоей,
и какими ярко-белыми нитками все слова её шиты.

Я заметила, я увидела, разглядела тебя
с самых ранних пор, когда бегала детвора
до болот лесных, до купалок озёрных.
Она не видела ростков, а я оценила зёрна.

Провожала тебя каждый раз как последний,
сокрушалась тому, как сильнее ты бледным
становился с потерей, со шрамом, со свежими ранами —
мне видеть всё это было так странно!

Ты был верен науке, служил только ей,
Пропускал через разум и сердце любые ответы с вопросами,
Ты таскал на себе целых ворох чужих камней,
не надеясь в родном обнаружить спроса.

Выбрав тебя, я оказалась скована этой рекой,
и, честно признаться, не могла подумать, что мне отворится окно.
Но раз чудо случилось, то ты мне позволь показать тебе мир такой,
каким вижу его я. Просто пойдём со мной.

ОН:

Сегодня определённо тяжёлый день. Эх, старина Джеки...
Скажи мне, о, странная зеленоокая, почему я
верю всему, что ты говоришь, при этом меня
разум толкает к побегу, окрестив жертвой?

ОНА:

Радуясь твоим взлётам и переживая, когда ты падал,
я продолжала чувствовать то, что нам чувствовать не надо,
это было внезапно и бесповоротно, это вот здесь жжение,
и у меня нет слов других, кроме как наваждение.

Но есть ещё одно объяснение. В вашем мире — на букву "эль",
в вашем мире оно захватывает целиком и сразу — как будто хмель,
и, когда оно наступает, не убежать, ни скрыться.
Русалку
угораздило
в человека
влюбиться.

ОН:

О, нет, прекрати, я только что, нахлебавшись,
причём не один раз на те же грабли (ты должна быть в курсе,
раз говоришь, что следила за мной и за моими "падениями"),
я сомневаюсь, что способен на что-то дальше,
я сомневаюсь, что мне на себя-то хватит пульса,
да и молва обо мне разносится...

ОНА:

Это всё — частные мнения,
и мне всё равно и не важно, о чём в вашем мире болтают —
люди на то и люди, что зависть им жить мешает,
и вместо того, чтобы просто порадоваться и пожелать дополнительно счастья,
они начинают как будто случайно дробить счастливых на части.

Но так — лишь у вас, не в моём мире,
только у вас всё измеряется масками и штрих-пунктиром.
Просто поверь мне: всё лучшее, что могло быть,
начинается с осознания: как же человечно это — тебя любить.

ОН:

Бутылка моя пуста, глаза танцуют и прыгают,
подпевая дождю и ветру, который, кажется, так и готов
оторвать меня от веток и освободить от оков,
и желание нарастает внутри слишком сильно:
быть собой и мирами, планетами двигать,
обращая любой сладкий сон — сказочной былью.

ОНА:

Я не сдамся без боя. Поверь, там внизу,
начались обсжудения, мол, как же случилось,
что русалка,
красивая без затрат и усилий,
В лютейшие ветер, дождину, грозу,
Ринется на поверхность, не объясняя, откуда взялись эти новые силы.

;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;

Часть 3

ОН:

Ага, наверно, оно так... Слишком скоро...
Алкоголь. Ночь. Безумие. Но оно ли?
Я схожу с ума. Потерялась нить...
Так. Я сплю, я не сплю, я здоров, но я полон боли,
я не вижу границ, за которыми
всё реальное перетекает в сны...

ОНА (напевно):

Слушай мой голос, мой нежный, мой милый...

ОН:

Наваждение! Но я тебя вижу!
Тише, сознание, тише...
Я не верю глазам, я не верю себе...

ОНА (напевно):

... слушай и верь мне, мой светлый, красивый.

ОН:

Что происходит в моей голове,
что происходит со мной...
Я был уверен, что я один,
что теперь весь мой путь — холод в ночи и полуденный зной,
я готов был шагнуть, лишь бы что-то найти,

потерялись все смыслы, смешались с вымыслом,
время выжгло меня, не оставив и вариантов,
и на каждой секунде — ближе к огню, и больше дыма,
и трудно дышать, и удар за ударом,
и вот эта ночь, этот дом у реки, этот чёртов "Джек" вместе с разумом сколотили банду,
и готов был на шаг, и готов в ледяную, почти распрощавшись с даром

жизни... Я был мёртвым,
не ведая красоты мира,
оторвался, кружил,
меня ветер гонял, отбирая рассудок,
и использовали меня как мишень в человеческом тире.
Весь в потоке сознания и страстей, я всегда получал по самую рукоять ножи
в спину,
задыхаясь, мечтал хотя бы один раз вдохнуть полной грудью...

Моё сердце...

ОНА:

Твоё сердце...

ОН:

Сердце... Оно... Оно стучит, оно... Живое.
Я наконец-то его ощущаю. Пелена с очей, из головы — туман...

ОНА:

Твоё сердце похоже на океан.
Безграничное, необъятное, настоящее. Ты — живой.
Холод только для тех, кто тебя не изведал,
радость счастья для той, кто сквозь бури и волны,
сквозь безветрие, жажду и боль — за тобой и с тобой,
потому что только из океана открывается лучший вид на небо.

Ты считал всегда, что ты шёл один,
но вовеки веков нас всегда было...

ОН и ОНА:

... двое.