Статья о поэме Блока Двенадцать

А. В. Лексина
к.фил. н., доцент
ГОУ ВО МО «ГСГУ»,
г. Коломна



Вифлеемская звезда и Русская Голгофа в поэме Александра Блока «Двенадцать»

Творчество Александра Блока – величайшее и загадочнейшее достояние русской культуры. Многое из того, что написал этот великий и тонко чувствующий поэт так и не поняли современники, сегодня перед нами стоит проблема не только непонимания, но – забвения, не прочтения, отношения к глубинам поэтического прозрения с позиций отстранённого равнодушия.
А, между тем, Александр Блок оставил России величайшее духовное наследие, значение которого не раскрыто до конца и по сей день. И серьёзность тех вопросов, которые поднимал в своих художественных и публицистических произведениях Блок, заставляет задуматься над нашим собственным временем, поразмыслить о  месте в этом времени каждого из нас.
Одним из таких загадочнейших произведений в восприятии как современников, так и потомков, стала поэма «Двенадцать», написанная Блоком на подъёме вихрей революционных изменений, быстро и образно, неожиданно и непонятно для многих читателей, привыкших к символистским стихотворениям романтического юноши, воспевающим Прекрасную Даму или Незнакомку.
Сам Блок считал эту поэму лучшим своим творением, говорил о том, что в процессе её создания слышал музыку стихии революции, которая, как ожидал поэт, изменит бедственное положение народа к лучшему, а интеллигенцию призовёт на служение народу, потому что долгое время она пользовалась досугом, дарованным ей народными усилиями, в ущерб развитию самого народа.
Поэт воспринимал свою поэму как овеществлённый образ эпохи, и потому отказывался видеть в ней политический манифест, как это примитивно представляли невнимательные и недалёкие читатели. “Поэтому те, — писал Блок в “Записке о “Двенадцати””, — кто видят в “Двенадцати” политические стихи, или очень слепы к искусству, или сидят по уши в политической грязи, или одержимы большой злобой, — будь они враги или друзья моей поэмы”.
В статье «Интеллигенция и революция» во многом узнаётся подтекст, заключённый поэтом в художественное пространство «Двенадцати»: мир должен измениться, но кто его изменит? Интеллигенция, которая страдает по салонам, охает в мистическом чаду спиритических сеансов и ждёт чудесного спасения от «грядущего хама», заполонившего Россию в «окаянные дни»?
Сам Блок даёт на это в статье  явственный ответ: «Дело художника, обязанность художника - видеть то, что задумано, слушать ту музыку, которой гремит "разорванный ветром воздух".
   Что же задумано?
   Переделать все. Устроить так, чтобы все стало новым; чтобы лживая, грязная, скучная, безобразная наша жизнь стала справедливой, чистой, веселой и прекрасной жизнью.
   …   Русские художники имели достаточно "предчувствий и предвестий" для того, чтобы ждать от России именно таких заданий. Они никогда не сомневались в том, что Россия - большой корабль, которому суждено большое плаванье..» [2]

Уже в этой статье Блок намечает и главные задачи, сформулированные в статье и в поэме практически идентично: «Мы на горе всем буржуям/ мировой пожар раздуем». Это обещают в поэме красногвардейцы. В статье же сам поэт комментирует текущие и представляет будущие события так: «Размах русской революции, желающей охватить весь мир (меньшего истинная революция желать не может, исполнится это желание или нет, - гадать не нам), таков: она лелеет надежду поднять мировой циклон, который донесет в заметенные снегом страны - теплый ветер -и нежный запах апельсинных рощ; увлажнит спаленные солнцем степи юга - прохладным северным дождем.
  "Мир и братство народов" - вот знак, под которым проходит русская революция.» [2]

Идеалистические представления, связанные в поэме с преобразованием мира растут из общекультурного для России того времени представления о вселенской миссии России: дать начало новому вектору мировой истории. Об этом и православные устремления русского мира: «Русь – третий Рим», то есть носитель высших духовных ценностей, на которые будут ориентироваться все сторонники христианства. Об этом и чаяния многих представителей русской интеллигенции: «свет с Востока – ex oriente lux» , о чём писал в своём одноимённом стихотворении Владимир Соловьёв, которого в годы символистского ученичества юный Блок считал своим духовным наставником. Строки стихотворения Соловьёва могут стать здесь отправной точкой мессианских чаяний многих представителей русской интеллигенции того времени:
О Русь! в предвиденье высоком
Ты мыслью гордой занята;
Каким же хочешь быть Востоком:
Востоком Ксеркса иль Христа?
Но  Блок в своём поэтическом предвидении идёт дальше, пытаясь показать, что Вифлеемская звезда, указывающая на рождение Спасителя мира, теперь светит из России, помогая измениться, прежде всего, каждому – внутренне, сжечь, как пишет Блок в дневниковых записях августа 1918 года в себе всё ненужное, мешающее жить по-новому: «и вот задача русской культуры — направить этот огонь на то, что нужно сжечь; буйство Стеньки и Емельки превратить в волевую музыкальную волну; поставить разрушению такие преграды, которые не ослабят напор огня, но организуют этот напор; организовать буйную волю; ленивое тление, в котором тоже таится возможность вспышки буйства, направить в распутинские углы души и там раздуть его в костёр до неба, чтобы сгорела хитрая, ленивая, рабская похоть.» [1]

Особенно показательны здесь переклички публицистики поэта, его дневниковых заметок, воплотившихся в поэме «Двенадцать» в изображении революционного пожара, сметающего всё, что мешает новому миру очистить старый от скверны именно в духовном отношении: старый мир, «как пёс безродный», плетётся за красногвардейцами, которые идут «вдаль, ко всему готовы, ничего не жаль». Двенадцать красногвардейцев, как двенадцать апостолов нового мира, должны сделать этот мир другим, изменить его в свете изначальных стремлений христианских первых мучеников, призывавших к равенству и братству в новом мире, в котором уже после Евангелия «несть ни эллина, ни иудея». Эта миссия не может свершиться без разрушения старых представлений, без потерь, без страданий, которые кто-то должен, как хирург, причинить больному миру, чтобы очистить его от старого и ненужного. Именно поэтому Блок говорит в дневниках, объясняя последние строки своей поэмы, за которые его осуждали многие из бывших единомышленников: «18 февраля… Что Христос идет перед ними — несомненно.
Дело не в том, «достойны ли они его», а страшно то, что опять он с ними и другого пока нет; а надо Другого — ?» [1]

Олег Давыдов, объясняет такое отношение поэтического образа Христа в поэме к реальным событиям, повлиявшим на создание поэмы, отношением сна к яви; стихия, явившаяся Блоку во сне, наяву преобразовалась в поэтическое произведение, несущее проекции многих ожиданий и чаяний в разных социальных слоях того времени: «Позже, в апреле 1920 года, в специальном тексте о «Двенадцати» Блок напишет: «В январе 1918 года я в последний раз отдался стихии… Оттого я и не отрекаюсь от написанного тогда, что оно было написано в согласии со стихией». И далее: «Поэма написана в ту исключительную и всегда короткую пору, когда проносящийся революционный циклон производит бурю во всех морях /…. Моря природы, жизни и искусства разбушевались, брызги встали радугой над нами. Я смотрел на радугу, когда писал «Двенадцать»». Это гораздо более отстраненный и взвешенный текст, чем другие, где говорится: «Что Христос идет перед ними – несомненно». Так обычно и бывает: что кажется несомненным, когда отдаешься стихии, может вызвать сомнения, когда стихия тебя оставляет.
Но что значит «писать в согласии со стихией»? Главным образом – не своевольничать, не мешать разнородным смысловым образованиям в собственной душе (отражающим как реалии внешнего мира, так и явления внутренней жизни) соединиться в рождающемся тексте так, как им самим это заблагорассудится, позволить им сложиться в единое целое самым естественным для них образом. По сути, это все равно, что увидеть сон и показать его другим. Спорить же со сновидцем, хвалить его за увиденное или ругать – означает втянуться в рамки этого сна, стать его персонажем. Именно это и произошло с критиками.» [4]
Действительно, осуждать поэта за его художественное преображение реального мира, всё равно, что ругать ребёнка за то, что он не идеально нарисовал маму на своём по-детски непосредственном рисунке. Особенно если поэт говорит иносказательно, на языке художественного мира, в котором он только что, как во сне, как в другой стране, побывал. Просто многие, не знающие этого языка, не могут понять, о чём идёт речь, как иностранец, приехавший в чужую страну, не может правильно понимать её жителей. Для Блока такое отношение к поэме «Двенадцать» было естественным, он таким увидел этот мир, и таким его изобразил. Поэтому, читая поэму, нужно соблюдать правила игры автора, находясь в художественном пространстве его произведения.
Однако, учитывая влияние художественных образов поэмы на сознание читателей, необходимо понимать и последействие такого влияния, возможность последующего перерождения образов «Двенадцати» в сознании читателей и писателей, идущих следом за автором поэмы.
Блок даёт в поэме установку на то, что Россия – теперь Голгофа, на которой решаются дальнейшие пути христианства и русской культуры: «Третий Рим, а четвёртому не быти». Этот православный постулат, проецируя на художественное подсознание многих представителей русского культурного мира миссию охранения Россией христианских ценностей, для Блока также был аксиомой – с кем, как не с Христом идти русским искателям правды нового мира?
Голгофа становится символичной для России ещё и потому, что внутреннее разделение внешне живущих вместе людей (интеллигенции и народа) представлялось ему нестерпимым, недолжным явлением русской жизни. Основными ценностями православия и русской культуры искони были милосердие, взаимопомощь, любовь к слабым и обиженным. И в резком контрасте с такими ценностями видятся ему самоуправство помещиков над своими крестьянами, голодными, бесправными, необразованными, которых те же дворяне, живущие за их счёт, презрительно называли «хамами» и «чернью». В статье «Народ и интеллигенция» Блок показывает читателям саму суть проблемы русского мученического пути: «На тонкой согласительной черте между народом и интеллигенцией вырастают подчас большие люди и большие дела. Эти люди и эти дела всегда как бы свидетельствуют, что вражда исконна, что вопрос о сближении не есть вопрос отвлеченный, но практический, что разрешать его надо каким-то особым, нам еще неизвестным, путем. Люди, выходящие из народа и являющие глубины народного духа, становятся немедленно враждебны нам; враждебны потому, что в чем-то самом сокровенном непонятны.    Ломоносов, как известно, был в свое время ненавидим и гоним ученой коллегией; народные сказители представляются нам забавной диковиной; начала славянофильства, имеющие глубокую опору в народе, всегда были роковым образом помехой "интеллигентским" началам; прав был Самарин, когда писал Аксакову о "недоступной черте", существующей между "славянофилами" и "западниками". На наших глазах интеллигенция, давшая Достоевскому умереть в нищете, относилась с явной и тайной ненавистью к Менделееву.    По-своему, она была права; между ними и ею была та самая "недоступная черта" (пушкинское слово), которая определяет трагедию России.» [3]
Об этом внутреннем разделении говорил не только Блок, о нём писали многие русские писатели, публицисты, учёные, об этом говорят нам и  евангельские слова: «Если царство разделится само в себе, не может устоять царство то; и если дом разделится сам в себе, не может устоять дом тот», поэтому такое положение в обществе, когда все «враздробь», по выражению чеховского Фирса, становилось мучительным тогда для русского культурного мира, становится оно нестерпимым и в современном обществе.
Именно такое положение дел необходимо было изменить, и возможность такого изменения, по мнению  Блока, принесла  революция. Интеллигенция обязана, по твёрдому убеждению Блока, идти на служение народу, принести ему свои знания, свои сокровища духа. Сам поэт готов был не только служить народу, но и пострадать от него, потому что предки современной ему интеллигенции и его самого много пользы получили от досуга, обеспеченного даровым трудом крестьян. Но если в себе поэт уверен, то в представителях русской интеллигенции – не всегда, о чём пишет в дневнике 1918 года: «18 января
Вот что я еще понял: эту рабочую сторону большевизма, которая за летучей, за крылатой. Тут-то и нужна им помощь. Крылья у народа есть, а в уменьях и знаньях надо ему помочь. Постепенно это понимается. Но неужели многие «умеющие» так и не пойдут сюда?» [1]
Для Блока такое служение народу и есть пример служения Христа человечеству, пример наглядного воплощения христианских ценностей не только на словах, но в реальных делах, нужных народу и России. И вера в то, что Россия станет символом нового мира для других стран жила в Блоке до последних дней его жизни: «Может; быть, весь мир (европейский) озлится, испугается и еще прочнее осядет в своей лжи. Это не будет надолго. Трудно бороться против «русской заразы», потому что — Россия заразила уже здоровьем человечество. Все догматы расшатаны, им не вековать.
Движение заразительно.»  [1]
Под этим здоровьем, заразительным для представителей других культур, Блок понимает единство народа, в котором как интеллигенция, так и рабочие, и крестьяне будут помогать друг другу строить новый дом для русской культуры.
И сегодня, почти спустя век после написания поэмы «Двенадцать», в нашем мире ещё есть несовершенства, мы ещё разделены, нам ещё нужно обращаться к прошлому в культурном наследии России и многому учиться у наших предшественников, не жалевших себя, не боявшихся бороться, как Александр Блок, за лучшее будущее для своей Родины.

Список литературы

1. Александр Блок. Дневник [Электронный ресурс] / Блок, А. // Перемены. Толстый веб-журнал. – Режим доступа: http://www.peremeny.ru/column/view/1094/ (дата обращения: 12.09.16)
2. Блок, А. А. Интеллигенция и революция [Электронный ресурс] / А. А. Блок // Lib.ru/Классика. – Режим доступа: (дата обращения: 11.09.16)
3. Блок, А. А. Народ и интеллигенция [Электронный ресурс] / А. А. Блок // Lib.ru/Классика. – Режим доступа: (дата обращения: 16.09.16)
4. Давыдов, О. «Трах-тарарах-тах-тах-тах-тах!» [Электронный ресурс] / О. Давыдов // Толстый веб-журнал. – Режим доступа: http://www.peremeny.ru/column/view/976/ (дата обращения: 17.09.16)