В девичьи косы вплетаешь монеты...

В девичьи косы вплетаешь монеты/дым. Сам – молодой и удачливый, грозный хан...ставший теперь обессиленным и слепым, да изрешеченным сотней смертельных ран.
…руки касаются нежных покатых плеч, лотоса белого запах плывет от губ...
Если бы не воевать и врага не сечь.
Сам же красив и силён, на дары не скуп, ты остываешь, и хладен, как росы, лоб.
Где-то вдали, надрываясь, ревут стада.
Если бы не был сейчас ты настолько плох, если бы только ты не был на откуп дан
духам в пески у кроваво охристых рек, в тёплые гнёзда последних пристанищ тьмы, где осаждается воздух, тяжёл и прел, где след коня, как печать, и дождём не смыть, не перебить терпкий запах дыханьем мят, не ворошить и ветрам смоляных косиц.
Шёлк белых платьев рукою твоей измят, плач [то ли смех] пресекается криком птиц. Был ли ты, хан, хоть однажды по сути прав? Был ли ты дорог, любим ли до смерти был?
Кто же терпел твой горячий/настырный нрав, кто остужал, словно лёд, твой безумный пыл?
Будут лететь облака далеко на юг, солнце на запад откатит свои лучи.
Трудно дышать в вихрях пыльных и ржавых вьюг. Скольких друзей предавал,  хан мой, светл и чист?
Кто доверял тебе сердце?
…и шла орда, в травах шипели вараны, в низинах гор. Жёлтым и чёрным медами текла звезда. Кровь выступала из мёртвых подкожных пор, кровь изливалась густа/застывала в ком – соль и вода, сухостой и гадюки яд.
Хан молодой, обернувшийся стариком – в сахарных дюнах тень, смертные где не спят.