Богемное

Михаилу Михайловичу  Зощенко, посвящается.

Как-то выступал в одном поэтическом салоне. Пригласили меня туда для: «стихов почитать». Попросили отобрать что-нибудь с мечтательным уклоном. Вечер, дескать,  так и называется: «Поэтическая мечта». Обещали заплатить три сотни наличными. Ну и само собой  ещё накормить и напоить при этом. В общем,  прихожу, огляделся..  публика вполне приличная. Мужчины все такие сплошь харАктерные поэты. Председателем – какой-то ветхий эмигрант из Нью-Йорка. Дамы, как близнецы: за сорок, курящие и с брошками. На столе, как положено: пирожки с ливером, сырки и портвейн «Три семёрки».  В общем, атмосфера самая что ни на есть интилегентская и хорошая.
   Как водится, выпили по одной, затем ещё по одной, затем я им прочитал своё выстраданное-родимое. Эмигрант растрогался, целуя забрызгал меня слюной, дамы впрочем, тоже отчаянно аплодировали. Потом я познакомился с одной поэтессой. И вот, когда мы топтались с ней  в одном из медленных танцев, она спросила: а Вам, Вольдемар*, какие течения в поэзии интересны? Йоханесбургцев или вот, например, скажем йокогамцев? Я уже был после четвёртого стакана портвейна и только поэтому сразу пошёл на принцип. Мне, говорю, и те и те анапестически и даже хорейны. Я, говорю, лично предпочитаю йошкаролинцев. В их поэзии, мол,  сразу прослеживается идеи движение.  Ну и конечно, в ней  много как его… ну этого… перца! Поэтесса весь вечер глядела на меня с уважением. А перед уходом,  решительно отдала свою честь и по-моему сердце…

*Я обычно, всем дамам при знакомстве представляюсь Вольдемаром.