Дышит простуженно осень...

* * *



Мелких куплю хризантем на продрогшем базаре,
белых и жёлтых возьму за доступную цену.
Глуше, темнее ноябрь. И в багряной гитаре
смолк листопад, не простивший тумана измену.
Вот уж и снег приходил. На асфальт до рассвета
сыпал колючею манной, сухою крупою.
Отроду в долг не беру, не приму и совета,
как зимовать-куковать да смиряться с собою,
с исчезновением птиц на ограбленных ветках,
с мутью во взоре торговцев, хороших и разных...

Коль и оставлю я что-то в коротких заметках -
долгие льды и снега перегонов опасных
меж А и В разбиенной на части отчизны,
меж крепостями железолюбивой державы...
Жменю цветов сам себе принесу - не для тризны
за упокой, но для страсти, живой моложавой -
стебель полынный размять и вдохнуть среди стужи...
Выгнулась мёрзлая тьма от Яги до Солохи. -
Вот и затеплю цветка золотник. И к тому же:
крепнет созвучье речей о несдавшемся муже
с речью об отроке, спасшемся в чертополохе...





* * *


Слышишь, мелодию плавно и точно выводит
тот, у кого это клеется, - лабух ли гений?
Cлышишь, всегда недовольное время уходит?
С шорохом прячется в ворох кленовый осенний...
Чуешь ли? Это ведь трудное благо - услышать
даже себя самого, даже кроткого брата.
Дышит простуженно осень. А светит ли выжить -
знает лишь очень большого умища палата.
Рядом с палатою мер и весов, по соседству
с будкой-киоском, с ларьком всенародно-всеядным,

рушатся с ходу на цель беспородные средства,
свет разжижается в воздухе чёрном, бесплатном.
Мокрых огней и промозглого вечера гамма -
вряд ли уступит в живучести золоту-сини.
Темень ломая, в разломе царит панорама,
магний дуги, магнетизм неопознанных линий.
Это мелодию, дудку строгая, выводит
кроткого отрока никелированный ножик,
это иглу прямо в мышцу сердечную вводит
скорая помощь созвучий, досель невозможных...