Глаза Оямы

Средь мошкары людской эпохи ширпотреба -
Метаний в куче муравьиной, шумной и дурной,
Едва заметен дух, что побеждает тело,
Который - квитэссенция души, суровый и живой!

Его, как воздух, ищут меж химических субстанций,
В телесных лабиринтах немощи и хвори,
Как пламя экзистенции чадящей -
Божественную смесь любви и боли!

И в гуще всяких сущностей житейских
Молюсь , как городской монах в уединеньи гордом,
Так завещал Далай и Лама - их тибетский Ленин,
Не буду врать, сказали - очень модный.

Учитывая неприступность гор тибетских,
Я Шамбалу себе придумал дома, средь бедлама,
Повесил на стену портрет какого-то святого,
Промашка вышла - оказалось, каратист Ояма.

Сижу, скрестив конечности - все, сколько есть,
Постичь пытаясь прелести нирваны
И со стены ловлю бездонный взгляд и огненную смесь
Японских глаз великого Оямы.

Восточная экзотика мне как нездешний фрукт -
Полезна, но неведома ни сном, ни духом,
Она как будто шепот белых сакур нежит слух -
Бальзам для тренированного уха.

И вот, не отыскав в себе ни черта и ни бога,
С досады плюнув на ученье Пранаямы,
Я неожиданно увидел свет в конце тоннеля -
Он мне подмигивал из глаз Оямы.

Вдруг стало ясно: тело - пыль без тренировки!
Чтобы искоренить в нем все изъяны
Оно должно быть ловким, как у обезьяны
И нечувствительным к врагам, как у Оямы.

Два года незаметно миновало
Как физику свою терзаю и чихал на раны,
И чую - крепнет духом плоть, ее я им питаю
И с криком "Кия!" рву оконные наружу рамы.

Прошло еще немного, снова замечаю:
Значительно прибавил в теле бронебойном,
Напоминать стал озверелого маньяка -
Руками голыми крошу чего угодно!

Стал колючим и выносливым, как кактус,
Покрылся панцирем из мышц и весь в мозолях :
Ударом пятки развалить кирпич с доскою -
Это вам не вешаться на антресолях!

Я счастлив наконец - моя ликует плоть,
В ней  - чистый дух, как горный воздух Фудзиямы,
В глазах моих нелегкий, но великий путь!
И с ними соглашаются глаза Оямы.