По старым следам

Меня отлучали от самых любимых, давили, травили, приговорили.
В торгах конкуренций всем миром бандитским в "охоте на ведьм" проводили зачистки.
И заживо вбитая в клетки больниц,спасенья ждала от Печерских божниц,
С душой, перебитой фашистской махиной, рыночной бойней, окопным режимом.
В пыточных  правящих  иллюминатов под психотронным надзором гестапо
Ещё не забыла как билась любовь о прутья решётки, разбитая в кровь.
Как ртом обгоревшим напрасно звала, и как пострижения долго ждала.
Душа одинокая бродит теперь по старым следам, по дорогам потерь,
И жжёт маяки, и на помощь зовёт, но только навстречу никто не идёт.
Лишь шепчутся волны в объятьях с ветрами, скрывая от взглядов седыми ночами
В горячих туманах все раны души, что камнем на дно за собой повели.
Проходят года, забывается всё, и даже любимое это лицо,
Что в памяти, мне улыбаясь с иконы, живёт, разрушая земные законы,
И громом небесным, сметая руины, гремит о любви как о дне Хиросимы,
К груди подступая высокой волной в горячих объятьях девчонкой смешной.
Что все эти войны, что власть и богатства в сравненьи с моим неуживчивым счастьем?
Сквозь годы тебя дозываясь, хриплю свой SOS безответный в библейскую мглу.
Но годы, теряясь в холодной дали, в седые туманы тебя увели.
В тот праздничный вечер никто не пришёл, лишь дождь по пустынной дороге прошёл.
С тех пор это время галопом пошло и я забываю родное лицо.
О нём временами поют журавли и в далях печерских звонят звонари,
И злыми аккордами в небе гремят о том, как влюбилась я в голос и взгляд,
Как чудо носила под сердцем внутри и как оторвали его от груди,
Железной рукой разрывая на части моё никому неугодное счастье,
Чернея от мести, зверея от злобы шакальей своей ненасытной утробы,
Когда на печали и смертные раны мне церкви с голгофских высот отвечали,
Во все колокольные громы гремя, чтоб снова с небес дожидаться звонка,
И всё за такое свиданье отдать и где-то на небе от счастья рыдать.

Une vie d'amour que l'on s'etait juree et que le temps a desarticulee
Jour apres jour blesse mes pensees tant des mots d'amour en nos coeurs etouffes...

Но чёрным пожаром запёкся рассвет, когда прогремели снаряды в ответ
О вечной любви роковой приговор как в сердце - небесным разрядом в упор.
Когда от бессилья иконы чернели, и колокола безнадёжно хрипели
В стоглавой золе как безумные птицы, уставшие в злые заглядывать лица!
Напрасно выпрашивать милости Бога на паперти нищей, бесправной, убогой,-
У встречных, у пришлых, у добрых, у умных - в объятья своих одиночеств безумных,
В судах трибуналов, где слепну от слёз, где мечется мой умирающий SOS,
Срывая плотины, сбивая преграды, мой Бог, мой мучитель, из боли и ада,-
Живой воскресая из недр распятья, куда загоняют всей правящей знатью.
Какой приговор и какую судьбу на этой войне я ещё прокляну?

Под ураганом, под смерчем, под градом, где в небе проклятьем гремит канонада
Над бездной, манящей в холодную мглу с тоской Эвридики в подвальном аду.
По-волчьи от боли и ран озираясь, на крик-огрызаясь, на шорох-взрываясь
В миру, превращённом в Голгофу позора под зорким конвоем расправ и погромов,
Где до приговора - какая-то малость в миру, где и веры уже не осталось
От войн и расправ, от предательств властей в "охотах на ведьм" под курком палачей,
В концлагерном гетто на Страшном Суде, где власти назначили корчиться мне
Во объятьях Иуды как в адском костре, в кровавых разборках, в грызне и резне,
Где всё отберут и на паперть погонят пушечным мясом под "грады" на бойню,
В удавку концлагерных душегубов, правящих боссов, где всё позабуду:
И веру, и Бога, и счастье своё, и это когда-то родное лицо,
И голос и взгляд, у икон освящённый, что я берегла от любви отлучённой.
Лишь колокол будет сквозь вечный бедлам оплакивать душу по старым следам.