2001г. 2005г

НИКОЛИН  ДЕНЬ

Николин день… Белым-бело…
Ни звука, ни огня, ни следа.
Позанесло-позамело
Дороги, вехи, встречи, беды.

Прошедшее не тяготит –
Душа еще в плену у ночи.
На белом черное горит –
Щенок наш скачет что есть мочи.

Лизнуть мой нос! Прыжок, разбег…
Иначе жизнь не в жизнь! Поверьте.
Николин день… Пушистый снег…
Нет одиночества. Нет смерти.

19.12.2001г.

***
Пресветлый лик твоей любви
Не искажен ни ревностью, ни страстью.
Он - как звезда. Ее не видно утром
И днем она, ослепшая, не светит ...
Но в сумерках ее дрожащий луч
 Касается души моей так нежно,
Так трепетно. Ночами
Чудесным образом звезда твоя играет.
Где ты? Ты жив?
Но даже если нет тебя на свете,
Твой луч идет, живительный и нежный.
2001г.

***
Тихо-тихо, чтоб не слышали,      
Не смеялись бы прохожие,
Повторяю, встретив нищего:
«Помоги нам, Матерь Божия».

Шепчут губы то же самое
Хаму вслед и вороватому.
Встречу взгляд девчонки брошенной,
Стынет сердце - виноваты мы.
Миром топчем всходы кровные.
Стыд не ест глаза незрячему.
Морок черный свадьбу празднует.
О затоптанных не плачем мы.

Но два слова: «Матерь Божия» -
Тишина омоет, высветлит.
Распрямишься, и покажется,
Что в затылок смерть не выстрелит.

Что успеем повернуться мы
И позвать души Заступницу.
Может, наша жизнь неладная
Зовом искренним окупится.
2002г.



***

Умерла наша мама старенькая...
Обижалась всю жизнь на нас.
Поначалу вина комариком
Беспокоила редкий раз.

А потом изъязвила до крови.
В сердце жадной змеей впилась.
Смотрит мама глазами мокрыми...
Умерла — получила власть

Над моею душой расхристанной,
Где в поклонах одна трын-трава.
Мама нежность звала неистово.
А теперь мамы нет... Мертва...

Не шепнуть больше: «Мама, мамонька...»
Не прижаться к щеке щекой.
Умерла наша мама старенькая.
Боже, душу ее упокой.
Не отпели полячку певчие.
Не положено - выйдет грех.
Смерть последней обидой мечена.
- Мама, мама, прости нас всех.
2003г.      

***

Бог свободным создал человека.
И Мария могла отказаться
Вынашивать Иисуса.
И Христос мог избегнуть Голгофы,
Отдалив муку смертного часа…
Не повис бы в петле Иуда.
Все, все сделали выбор свободно.6
Рыбаки, мироносицы-жены
И отрекшийся трижды Петр.
И свободный народ иудейский,
«Отпусти нам Варавву» кричавший,
На распятье отдавший Христа.

Мы свободны. Как свиньи под дубом,
Можем рыть судьбоносные корни.
Можем страусом прятать головку.
Можем вороном падаль клевать.
Мы свободны, но мы забыли,
Для чего нам она, свобода.
Лишь одним мы владеем – свободно
Умываем от выбора руки.
И по кругу, по кругу, по кругу –
Не любить,
Не предать,
Не спасти.
2003г.




***
Душа убитого с собой
Убийцы душу позвала,
Но первой дал Бог два крыла
И отвернулся от второй.

О.сколько жалких душ-сирот
В миру скитается без тел!
Никто их в жизни не согрел
И не заметил их уход.

Чей тонкий голос за окном?
Кого оплакивает ночь?
И не понять, и не помочь…
И в мире мы живем одном.
2003г.





СКАЗКА О ДВУХ ПРОПАВШИХ ДУШАХ
Душа убитого с собой
Убийцы душу позвала.
Но первой Бог дал два крыла
И отвернулся от второй.
 У мужчины душа пропала.
Ну, беда – он и не заметил.
Жил как жил, даже проще стало,
Дело есть, дом, жена и дети.

Дело, дело-то страшным казалось
Поначалу, совсем недолго.
Даже с первым выстрелом жалость
Не пришла. Да и что в ней толка?

Ах, как странно! Как странно-престранно!
Деньги в дом потекли рекою.
Не нахвалится мужем Анна,
Лишь с дочуркой им нет покоя.

Ну. Дитя… Не дает прижаться.
Изревется взахлеб, до колик.
Кони так мертвецов боятся.
Спасу нет. Получила волю.

Отослали Настенку к бабке
Недалеко, в поселок Вьюжный.
Летом тихо там, спится сладко,
И глядеть на отца не нужно.

Жутко бедной душе без тела,
Но вернуться еще страшнее.
Бог ее малой пташкой сделал,
Может, кто-нибудь пожалеет.

Полетела пичуга к Анне
И к душе ее обратилась:
- Помоги, душа, ты ж не камень,
Приголубь меня, сделай милость.

Отвечает душа хозяйки
Еле слышно под слоем жира:
- Задыхаюсь… А ты ступай-ка
К бабе Поле… Живите с миром.

Анна пташку гнала со злостью
Полотенцем, а сын бил шваброй.
Кто приют даст ненужной гостье?
Кто поможет пичуге храброй?

На одном крыле еле-еле
Полетит-полетит, да сядет.
Добиралась душа неделю
К бабе Поле в цветущий садик.

Там Настенка живет, а где-то
В отчем доме остались страхи.
Вспоминает отца все лето
Да играет с приблудной птахой.

Тяжко ночью душа тоскует,
А с восходом – быстрее – к Насте!
Нежно клювом щипнет… Целует…
А соседки твердят:
                - К несчастью.

В неустанных заботах бабка
Тайну Насти давно открыла.
Подойдет, внучку – раз в охапку!
А душа от тревоги стыла.

Отстояла в четверг обедню,
Оглянулась на крест церковный.
Томно… Будто бы час последний
Иль кончается кто-то кровный.

Тихо вышла Полина в поле.
Приголубила чудо-птаху.
Сыне Божий, в твоей все воле…
Будто сердце – рывком на плаху!

- Говори, говори, невеличка!
Чую горе, Христе, помилуй!
Что-то булькнуло в горле птички.
- Я – душа… Ты меня носила.

- Душегуб твой первенец, мама!
Жутео с ним! И без тела жутко!
Будто заживо Полю в яму
Опустила душа-малютка.

- Так веди же быстрее к сыну!
Вдруг обмякла Полина, села
И забылась. Час добрый минул.
Птаха в ужасе уж сомлела.

Будто поднял кто Полю. Боже!
В незнакомом стоит огороде,
Сын ее (ужас образ множит)
Пистолет на окно наводит.

Разом все поняла Полина
И рванулась к свинцу, как к Богу.
Пала жертвой последней сына,
Но открыла душе дорогу.

Та вернулась к хозяину. Ужас
Приковал сына к матери. Мальчик
Возле мертвой мамани кружит…
Знать хотите, что было дальше?

Настя жизнь прожила с очень тихим
Сумасшедшим своим папашей.
Вышла замуж мать-щеголиха
Без забот о душе,
О своей о  душе пропавшей.
2003г.
* * *

В январе капель, как в марте.
Оживают кроны.
Не обидьте, не ударьте
Слабых и влюбленных.

Как в апреле, всюду лужи.
Только небо хмуро.
В ожиданье злого мужа
Я сижу, как дурра.

Неприятно даже имя!
Я сижу, страдаю…
О, стучится мой любимый!
Я бегу, встречаю.
2003г.






ПЕРВОАПРЕЛЬСКОЕ  ПРИЗНАНИЕ

                Г.Х.

Говоришь, не умею писать о любви…
И любить, говоришь, не могу!
Наговор! Хоть на капли меня разорви –
Пляшут лютики в синем снегу!

И улыбкой твоей освещен карагач.
И твоею рукой машет клен.
И до встречи за час кровь пускается вскачь…
Коль не я, значит, мир весь влюблен!
2003г.




ЦВЕТОК МОЙ ГОРИТ
В ямке грудной, где душа обитает,
Где средоточие боли, где страх,
За полночь дивный цветок расцветает –
Тонкого света замедленный взмах.

Тихо… Ни звука… Цветок мой восходит…
Я не дышу, ворохнуться боюсь.
Тайное что-то вершится в природе…
Розовым – нежность, сиреневым – грусть.

Лунным – надежда, а радость – багряным.
Господи, как из коросты обид
Может душа так свободно воспрянуть?
Тихо… Светает… Цветок мой горит.
2003г.


ЧИСТОТА
 
Ранний час. День еще не написан,
В книгу жизни судьбой не подшит.
Вереницами добрые смыслы
Ищут входа в потемки души.

Кроны замерли… Ждут… Каждый листик
Так размывчато-странно глазаст.
Выпьет день смыслы утренних истин
И покоем вечерним воздаст.

Только трудно сберечь эту память,
Не отдать на расклев воронью.
Вечность детскими смотрит глазами
В неготовую душу мою.

2003г.
**

На убывающей луне замедлен рост растений,
И тошно мне, ох, тошно мне от мерзких сновидений.
То с карлой под венец иду, то в мусорнике роюсь,
То в жиже глинистой бреду почти по самый пояс.
Но вот вчера чуть краше сон – на поводке летаю
Вот-вот задену за плафон. Кто держит шнур – не знаю.
За что, луна меня казнишь? А может быть, пророчишь?
Не дай, Господь, такие дни, как эти злые ночи.
Не дай мне на родной земле считать плевки да маты.
Не дай отяжелеть во зле, пошли мне сон крылатый.

2003г.


МАРИЯ

Сына распинали. Мать на казнь смотрела.
Смуглая, от боли стала камнем белым.
От лица родного глаз не отводила. Знала:
Иисусу не страшна могила.

Знала... да забыла от великой муки.
Гвозди пробивали у Пречистой руки,
Пришивали ступни к раскаленной тверди.
«Не отдам!» - шептала ненавистной смерти.
«Не отдам!» - над миром материнский вызов.
2004г.

***

Дни били под дых... Ночами
Кричала большая птица
Голосом человечьим.
Меня покидали силы...
Но вдруг дан душе был роздых,
Нежданный сияющий праздник.
За что он мне дан - не знаю.
Во сне довелось стоять мне
У линии горизонта
И видеть весь свод небесный!
А он полыхал цветами...
Земными, знакомыми с детства,
Садовыми, полевыми
И теми, что мне дарили
В торжественные минуты
С зенита по небосводу
Букет из лиловых соцветий!
За что мне, за что такое?
Накатит восторг и схлынет...

Господи! Через неделю
Сына не стало… Сына.
2004г.



***
На границе пресветлого рая
Так пустынно и так одиноко.
Так похожа на грешную землю
Полоса, избегают которой
Души праведных, души спасенных
И другие насельники рая.

Матерь Божья, как малый ребенок,
От суровости Отчей скрываясь,
Тайно ходит по этой полоске.
Кротко смотрит в кипящую бездну.
Души грешников в рай поднимает.

Кто во тьме, словно раненый, стонет?
Кто вопит, потеряв в горе разум?
Кроме «смилуйся» — больше ни слова!
Только вой... Будто сотня шакалов
Разрывает несчастную душу.

Не в аду — на земле мать стенает,
Хороня некрещеного сына.
Пожалела ее Матерь Божья
И на гроб свой покров опустила.
Но душа у мужчины незряча,
Не понять своего ей спасенья.
От пречистого взгляда Марии
Мать опомнилась, перекрестилась,
Пала ниц, но и тут же вскочила
И трясущимися руками
Пеленать стала душеньку сына
В край покрова святого Марии.

Матерь Божья, спаси и помилуй!
Подними душу в света обитель!
Не раздумай... Во всем виновата Только я!
Я одна виновата! На меня пусть грехи его лягут!
За двоих пусть в аду я отмаюсь.

В рай душа поднялась и прозрела,
На ничейной полоске очнулась.
За цветущими липами тихо
Кто-то чудно на лютне играет.
Рядом пропасть, откуда уныло
Смотрит бездна пустыми глазами.
Стало душеньке горько и томно.
«Мама, мама», - душа зарыдала Неутешно.
И рай ей не в радость. «Мама! Мама!» - несется над бездной...
Улыбнулась Мария и снова
Опускает покров свой на землю...
2004г.



СИРЕНЕВЫЙ РОМАНС

Сиреневую утреннюю радость,
Лиловую вечернюю печаль
Он не успел вам подарить.
И все же – вы плачете о нем.

Вы плачете… Быть может, ваши слезы
Разрушат цепь кандальную его
И сможет он уйти. Земные страсти,
Росою слез омытые. – не камни.
И сможет он уйти.

Апрельская сиреневая дымка
Пойдет гулять по склонам и полям,
И каплей света лунного улыбка
Вернется к нам.
              Вернется к нам.
2004г.

***
                Виктору Старостину   

Когда художник умирает,
Три дня, три ночи скрипки плачут.
Не знаю я, что это значит,
Но так бывает, так бывает.

Быть может, верные картины,
Страшась сиротства пуще казни,
Оплакивают горький праздник
Висеть одним в чужих гостиных.


Скрипач незрим. Посланник Бога
Слезинки наши собирает
И вздохами мостит дорогу
Художнику к воротам рая.

Этюд заката – знак прощальный…
Упала кисть во мглу палаты,
Но кто0то светлый и крылатый
Кисть поднял в смуте погребальной.

И вынес из земного плена,
Зажег ее в пути, как факел.
Искали все…  Друг тихо плакал,
Истертой кисти зная цену.
2004г.

* * *
Владимиру Храмову

Поэты, как цветы, а ты – чертополох.
Чуть тронуть – обожжешь, и душу, и ладонь.
Колючий куст живет в пыли больших дорог,
И Богу одному он дарит свой огонь…
2004г.


            КОЛЫБЕЛЬНАЯ ВНУКУ

Ходит месяц, вьет волокна,
Ищет папины следы.
Занавесил наши окна
От тревоги и беды.

Нет печали, нет разлуки…
Вместе мы… Отец живой.
Поднял он жену на руки,
Сильный, нежный, молодой.

На уступе. Над волнами,
Где обнялись два вязка,
Он твою целует маму.
Жизнь понятна. Жизнь легка.

Не спеши, Артем проснуться…
Мы на лодке вчетвером.
Кузька воду пьет из блюдца..
Тополь машет серебром.

Не спеши проснуться, Тема.
Лодка… Эбита… Кусты…
Мы на воле – будто дома,
Папа, мама, я и ты.

Ходит месяц, вьет волокна,
Ищет папины следы.
Занавешивает окна
От тревоги и беды.
2004г.


ЛУКЕРЬЯ

Посвящаю Тарасу и Лукерье Конопелькоо.
Они жили на Брянщине, где петух бьет зорю на три государства –
Белоруссию, Украину и Россию.

Добровольцами уходили муж Лукерьи и три ее сына.
Все в годах – тридцать пять меньшому, а отцу шел восьмой десяток.
Провожала Лукерья мужа, своего дорого Тараса.
Пятьдесят лет прожито вместе, без раздоров, в любви да ласке.
Сыновей своих провожала: Карпа, Прохора да Михаля.
На отца они так похожи ростом, статью и черным усом.
И сама Лукерья на диво. Ни сединки в тяжелых косах.
На подъем легка, будто девка. Шел Лукерье семьдесят третий.
Провожая, не плакала. Души мужикам травить не хотела.
Только руки слегка дрожали и глаза будто потускнели.

Стала ждать сыновей Лукерья, стала милого ждать супруга.
Разделила она свое сердце ровно на пять частей болючих.
За ушедших четыре части Богу молятся, ждут-тоскуют.
Части пятой над дочкой виться и ее крохотулей-сыном.
А себе? А себе – ни крошки не оставила баба Луша.

В трех верстах от Кисловки Старой есть известный в округе взгорок,
Весь в черемухе и калине. До войны молодежь любила
На его боках целоваться. Выйдешь наверх – видна дорога
На Сураж.  По дороге этой уходили на фронт сельчане.
Каждый день на восходе солнца на вершине стоит Лукерья,
Ждет с войны сыновей и мужа. Дождалась-таки, Карп вернулся.
Невредимый пришел Сыночек. Ничего об отце не знает.
Ничего не слыхал о братьях.

Стала дважды ходить Лукерья, на восходе и на закате,
Под березу, где расцветала их с Тарасом любовь когда-то.
Соловьи по кустам умолкнут, и гармонь растеряет силы –
До рассвета встает Лукерья.   Помолившись, спешит из дома,
Будто ждут ее на дороге сыновья и супруг любимый.
По тропинке идет босая, в росах ноги, платок и плечи.
Поначалу тихонько шепчет, а потом зарыдает в голос,
Призывая сынов и мужа.
Слез    Лукерьи никто не видит, только ангел их собирает
И относит к престолу Бога.
Кто там в свете зари чернеет? Человек или зверь какой-то?
Птицей женщина вниз слетает, позабыв о годах преклонных.
Не Тарас… И не сын… Солдатик, муж Авдотьи бредет увечный.

Все пятнадцать лет приходила под березу свою Лукерья,
Вплоть до смертного дня стояла на вершине – ждала Тараса.
В день последний пошла к Марусе.  Километров за семь Глуховка,
Где жила дочка вместе с сыном. Навестила, перекрестила
И сказала: «Умру сегодня…»  Не поверила дочь. Куда там
Умирать! Мать совсем здорова.
- Проводить тебя, мама?
- Что ты! Доберусь и сама…

Путь обратный прошла Лукерья  - будто в церкви свечу держала.
Поднялась на любимый взгорок и в последний раз на дорогу
Посмотрела, навек прощаясь.
Перед сном собрала родню всю, обняла, перецеловала.
И отправила удивленных по домам. Но оставшись с Карпом,
Повторила: «Умру сегодня».  Попрощалась да и уснула…
Сон Лукерье приснился дивный. На лугу муж стоит с сынами
И рукой ей призывно машет… У Лукерьи  не ноги – крылья!
Полетела она к Тарасу, к сыновьям своим ненаглядным.
Сын оставшийся плакал: «Мама отдала свою душу Богу».
2005г.

* * *

Родник моей любви иссяк.
Не бьет он, не лепечет.
Стал серым день, тягучим час…
Порадоваться нечем.

Поплакать бы, да не болит.
Но вдруг, о невезенье!
Скольжу! Об угол нос разбит!
И страх – как пробужденье!

Ведь мог виском об угол ты!
Я вся похолодела.
Но вспыхнули в снегу цветы!
Я плакала и пела!
2005г.

***
Говорят, что  писать о любви не могу.
Не умею… Да что за беда…
Перепёлка жива в потаённом логу.
Нежность тихо листает года.

Скоро к нам подкрадётся, как враг, горизонт:
Руку вытянешь – сможешь достать.
Отодвинется неба таинственный зонт,
И останутся стол да кровать.

Вот когда перед миром себя не прикрыть
Ни молитвой, ни тогой стиха.
Жизнь моя есть попытка писать и любить.
Неудачна? Да кто ж без греха…