соблазн сосчитать бездну

«Сколько стоит твой билет на самолёт?», — спрашивает мама.

У мамы пенсия 1700 гривен.

«4000 тысячи в один конец», — отвечаю.

«Боже, какие сумасшедшие деньги! А сколько ты платишь за гостиницу?»

«4000 тысячи в сутки», — занижаю, чтобы не травмировать дальше.

«Покажи свой номер».

Показываю по Скайпу.

«Ничего особенного. А кто платит, ты или пригласившая фирма?»

«Мама, за всё это платишь ты».

«Как я могу за всё это платить с моей пенсией? Ну, ты подбрасываешь. Всё равно не хватает».

«Мама, во-первых, тебе именно поэтому не хватает, что кто-то платит за авиаперелёты и гостиницы такие сумасшедшие деньги. Во-вторых, если бы это стоило дешевле, твоя пенсия была бы на 100 гривен больше».

«Всего на 100 гривен!».

«Да, но ты же 20 лет её уже получаешь».

«Я ничего не понимаю... Подожди, я сейчас вспомню повесть, которую я читала об этом».

«О чём, об этом?».

«Подожди. Это одна из повестей Горенштейна».

«Какая?»

«Я не вспомню название».

Открываю в Интернете список повестей Горенштейна и зачитываю названия по одному.

«Вот! Называется «Куча». А ну читай мне начало».

Читаю начало.

«Да, это она».

«О чём «об этом» ты читала у Горенштейна?»

«Я точно так же ничего не понимала, когда читала».

Придется читать Кучу.

«Пифагорейцы рассматривали определенные, осязаемые числа как основу мироздания. Они любили полновесную, сочную жизнь.

Но гений Архимеда перечеркнул их надежды, он снова вернулся к египетской куче, вернулся уже на более высоком уровне весьма больших чисел и посвятил этому особое сочинение «О счете песка».

С тех пор у науки появилась навязчивая идея сосчитать бездну, ибо вся наука пронизана математикой, как тело кровеносными сосудами, и соблазны математики вместе с кровью поражают прежде всего самое слабое, самое больное место науки философию».