Всем тем кто помнит о Союзе...

Тому кто был рождён в Союзе,
Им этот стих я посвящаю,
И кто сей стих сейчас читает,
Я о Союзе расскажу:
Когда то лысый сука Ленин,
За кружкой пива вел беседу,
Мол я в Германию поеду,
Там пиво лучше чем у нас,
И денег там я раздобуду ,
За них я разбужу рабочий класс,
Царя мы сразу тут же скинем,
Буржуев расстреляем в раз,
И будет царствовать в России,
Везде один рабочий класс.

И вот не долго он гадая,
Закинув вещи в чемодан,
С собой он прихватил Надежду,
Женой она ему была,
Её он прихватил затем ,
Что сильно страшной та была,
И вида той боялись воры,
К ней было страшно подходить,
Собаки забегали в горы,
Когда та мимо проходила,
Но Ленин тоже не красавец,
И он Надежду уважал,
За то что ту боялись воры,
Затем её с собою взял.

И вот Германия пивные,
Повсюду льётся сладкий хмель,
И Ленин со своей Надеждой,
Опять тусуется в пивной,
Прожогом выпив пару пива,
Заев баварской колбасой,
Он ждёт когда ему в пивную,
Немного денег принесут,
Немного, эдак триста Лямов,
И с ними он пойдёт домой,
Потом немного откосячит,
Себе в карман и на пропой,
Потом в Россию он поедет,
Он там разрушит царский строй.

И вот Володя наш в пивной,
Курьера с чемоданом ждёт,
Он в мыслях деньги те считает,
Купюры чувствуя в руках,
А хмель тихонько улетает,
Надюша вызывает страх,
Он понял что курьер боится,
К ним почему то подходить,
Оно конечно и понятно,
Когда с тобою рядом,
Сие чудовище стоит,
Тогда Володя выгнал Надю,
Пусть мол по дальше отойдёт,
А то на ту картину глядя,
Застынет сразу в жилах кровь,
И вот Надюша отошла,
И сразу же курьер явился,
Когда он только подходил,
Он восемь раз перекрестился,
В руке держал он чемодан,
С деньгами, сразу понял Ленин,
Он предложил курьеру пива,
Какое пиво, водки литр,
Её одним глотком он выпил,
Что бы Надежду позабыть,
Лишь после той анастезии,
Ему он чемодан отдал,
И Ленин укротил в Россию ,
А тот курьер схватил инфаркт,
Так деньги навсегда уплыли,
Для Ленина инфаркт как фарт.

Разлив, шалаш, бутылка водки,
В руках у Ленина стакан,
Он открывает чемодан,
А там хрустящие купюры,
На них он видит Дойче банк,
Теперь их надо обналичить,
На рубль их надо поменять,
Ведь темен наш рабочий класс,
Он лишь рублю так доверяет,
О Дойче марках он не знает,
Привык тот класс к тому рублю,
Хотя он сам не понимает,
Себя продавши за рубли,
Он завтра выкинет их в Мойку,
И переедет на помойку ,
А Ленин будет так же жить,
А может даже быть и лучше,
Ему то есть за что платить,
Не зря он эти Дойче марки,
Сейчас меняет на рубли.

И так рубли уже в кармане,
В руке уже стакан пустой,
Немного марок в чемодане ,
Но это мелочь, дело в том,
Как с ними в Питер въехать,
Матросам отлистать рубли,
А те закупят кокаина,
И водки надо подкупить,
Что б им "Кронштадтский чай" "сварить",
Затем под этим вот чайном
Пойти на Зимний всем в атаку,
И этим власть всю захватить.

Володя долго так не думал,
Нашёл он Наденькин парик,
И на себя его напялил,
Он к лысине его прилип,
Потом он подозвал и Надю,
Сказал ей: как я вам мадам?
Она глядела на него,
И вдруг сказала: ты дерьмо,
Ильич ответил - хорошо ,
С таким дерьмом страшила рядом,
Спокойно в Питер мы пройдём ,
Никто не сможет и подумать,
Сейчас что в Питер мы везём,
Вот так они и порешили,
И вместе в сторону вокзала,
Они тихонечко пошли.

Вокзал, дымится паровоз,
Билеты взяты и в кармане,
И на перроне та картина,
Стоит страшила и дерьмо,
Их все подальше так обходят,
Не дай Бог их и зацепить,
Одно глядишь тебя укусит,
Другое вовсе заразит,
И так пока не подан поезд,
Их все обходят стороной,
А им лишь только то и надо,
Такая сумма денег с ними,
Глядишь могут и обокрасть,
Но страх их, он напрасен,
К ним так боятся подойти,
И если бы узнали воры,
Какая сумма есть у них,
У вора не хватило духа,
Насколько близко подойти,
И вот подали им вагоны,
Они к вагону подошли,
И проводник с брезгливой миной,
Решился взять у них билет,
Какой вагон у нас Надюша?
Купейный, молодила она,
И все вокруг перекрестились,
Что не увидят их они.

Вот путешествию конец,
Из окон Питер стало видно,
Им лишь немножечко обидно,
За всю поездку из купе ,
Они ни раз так и не вышли,
Не посетили ресторан,
Лишь только чай им раз подали,
Потом разбили тот стакан,
Ведь всяко может так случится,
И через этот вот стакан,
Вполне возможно заразиться,
И проводник подстроил план,
Заставил он стакан разбиться,
И это был надежный план,
И вот с утра прихорошившись,
И если можно так сказать,
Надюша слегонца побрилась,
А Ленин продолжал дремать,
Она промолвила: Володя ,
Заканчивай же ты дремать,
Уж скоро Питер на подходе,
Пора-пора тебе вставать,
Володя нехотя так встал,
Глаз свой запухший приоткрыл,
Потом ещё зевнув отрышкой,
Он потянулся и сказал,
Надюша ты моя душа,
Пошли мы будем мир с тобой менять,
Нас Питер навсегда запомнит,
А эта сука проводник,
Нас будет долго помнить,
Сказал, и бритвой одеяло мгновенно расписал,
Потом он взял в графин написал,
Подушку в унитаз загнал.

И вот он Питерский вокзал,
Кругом снуёт народ,
Везде такая кутерьма сплошная толчея,
И только там где пара та,
Народ там не снуёт,
Уж лучше вовсе удавиться,
Все думают вокруг,
Чем к этим двум прижаться,
Замазаться дерьмом,
Зато Володе с Надей ,
Сплошная красота,
Им не приходится толкаться,
И это их заслуга ,
Никто не хочет получить,
От этой пары в ухо,
Как звать себя потом забыть,
Увы никто не хочет,
Так продвигаясь по перрону,
На выход с Наденькой Ильич,
И только из вокзала вышли,
Воскликнул радостно Ильич,
Мол Надя этот город будет,
Как образец эпохи нашей,
Он революцию разбудит,
Он искрой будет для России,
С него она начнёт пылать,
И это пламя мы с тобой,
Сейчас же будем раздувать,
Деньгами будем это пламя,
Как можно больше подкреплять.

Промолвив речь Ильич,
Пошел извозчика искать,
Ведь в Питере не те дороги,
Что бы пешком поним хилять,
Ведь с Надей у Володи ноги,
Совсем к ходьбе никак ,
Хотя казалось бы пустяк,
Протопать пару километров,
А им извозчика давай,
Но и извозчик же не всякий,
Такую пару то возьмёт,
Не каждый прямо согласится,
К себе в повозку этих взять,
И лошадь может испугаться,
А может даже понести,
Ну а извозчику потом куда идти?
Ведь лошадь и повозка,
То средство жизни для него,
И как ему то согласиться,
Такую пару то везти,
Лишь только за большие деньги,
Такую пару можно взять,
Уж если что чего случится,
То купит он за них,
И лошадь и повозку сразу,
Лишь деньги те страх не окупят,
Случись чего тогда с самим,
И вот тогда один извозчик ,
Поклав пять сотен он в карман,
Такой построил себе план,
Я эту пару,куда им надо, подвезу,
А если и случится что,
И лошадь вдруг нас понесёт ,
Повозка разобьётся,
На сотню наш денщик напьётся,
Ну а на две, он купит все по новой,
И лошадь и повозка будет новой,
А деньги что останутся потом,
Он в банк снесёт на депозит,
И будет сыт и при работе,
Но план его нарушен был ,
Такого не случилось,
Пятьсот рублей как лошадь и повозка,
Осталися все целы,
Ну а Ильич с Надюшей,
Так добрались до цели.

И вот конспиративная квартира,
Ковёр, протертый весь до дыр,
Стол по среди квартиры той,
Дырявой скатертью накрыт,
Стул, а на нем сидит Ильич,
А на столе том, чемодан,
Купюр он разных полон,
И рядом же стоит стакан ,
Бутылка водки тоже рядом,
Кусок стекла, и кокаина две дороги,
На том стеле лежат так ровно,
Как будто рельсы в дальний край,
Ильич все сразу начал с водки,
Потом немного подождав,
Он проглотил кусок селёдки,
И кокаином то догнал,
Тут кто то в двери постучал,
Ильич со стула приподнялся ,
Чихнул, и рукавом он вытер нос,
Качнулся, и к двери пошёл,
Когда он двери отворил,
Балтийцев на пороге встретил,
Одеты в черные бушлаты ,
И в бескозырках были те ,
Ильич им показал рукой,
И попросил во внутрь пройти ,
Он предложил им закурить,
Из коноплею папиросы,
Ему сказали те - потом!
Сначала дело,а остальное позже будет,
Они об этом не забудут,
Ведь, водка, конопля и кокаин,
То для матросов хрен один,
Ведь для матроса не вопрос,
Сначала выкурить косяк,
Потом и водки литр выпить,
И полирнуть все кокаином,
И им то все одна картина,
И даже водка с кокаином,
Для них простой Кронштадтский чай,
Тогда Ильич прищурив глаз,
Сказал: братва, все получай,
И приоткрыл он чемодан ,
Купюры начал доставать он в пачках,
Те перевязаны резиной из Наденых трусов,
Братва те пачки взяли,
Их по карманах роспихалали,
Потом наполнили стаканы,
Туда же всыпав кокаин,
И как один они глотнули,
И то был ихний славный чай,
Который те кронштадским звали,
И так его всегда мешали,
И так они попили чаю,
Дела свои так порешали,
Купюры спрятали в карман,
Пошли к себе писать свой план,
А Ленин в царстве дыр остался,
С Надюшей он решил побыть,
Свою любовь ей подарить.

Надюша с Ильичом в постели,
И две секунды пролетели,
Которые Надюше подарил Ильич,
Лежат в постели и мечтают,
Обое получив оргазм,
Как будет дальше в жизни ихней,
И что переворот им даст,
Вот так лежали и мечтали,
Пока опять не постучали,
Ильич из койки быстро слез,
Прикрыв простынкой тело Нади,
Что бы на ту картину глядя,
Увидев, богу душу не отдать,
Ведь тело Нади и лицо,
Не всякий может пережить,
Иной увидев жить закончит,
Надюша страшная как черт,
А Ильичу того и надо,
Не дай Боже вдруг здесь облава,
Простынку он лишь приоткроет,
И кто с облавою пришёл,
Увидев сразу ту картину,
Сознание своё в тот час,
Мгновенно потерял бы,
А Ленин с Надею мгновенно убежал,
Но не облава то была,
Стучался в дверь Дзержинский,
Пришёл он за своею долей,
И выпить хочет очень,
Да и дорожка Кокса в тему,
Она бы не мешала б,
А то от подготовки революций,
Душа у Феликса устала,
А кокаин поднимит дух,
И Феликс наш воспрянет,
Пойдёт переворот творить,
Под коксом и с деньгами,
Вот Феликс в комнату вошёл,
И сразу взял стакан,
В себя его закинул,
Потом и Кокса он нюхнул,
И речь свою он начал:
Ильич, переворот готов,
Сегодня в ночь начнётся,
Огнём Россия запылает,
И завтра все вокруг узнают,
О нас, и что мы сотворили,
Нас мир запомнит на века,
И править будем миром.

Закончив пламенную речь,
Ушёл братан Дзержинский,
А Ленин к Наде подошёл,
Сказал: вставай шалунья,
Она же не желая встать,
Его в постель к себе влечёт,
И тянет за его плече,
Сопротивляться он не стал,
Прилёг опять к Надюше,
Ведь не поддаться он не мог,
А мог он получить и в ухо,
Надюша ведь она такая,
И если что не по её ,
То разговор короткий,
Тот может в ухо получить,
Характер очень сложный,
А если же, и то учесть,
Как выглядит Надюша,
То эту страшную гориллу,
Нельзя, совсем не слушать,
Она серьёзно повредить,
Кого угодно сможет,
И просто может напугать,
Своей ужасной рожей,
Лишь только Ленин совладать,
С Надюшей может только,
Ведь любит сильно он её,
Её же то заводит,
И те секунды что Ильич ,
Дарует Наде редко,
Её смогут удовлетворить,
Она к тому привыкла,
Она же любит ведь его,
Кому дерьмо повидло ,
А чем ужасней вид любимой,
То больше возбуждает,
Такая вот любовь,
Совсем границ не знает.
 
Вот ночь уж темная настала,
Укрыла Питер одеялом,
Не спят Ильич с Надюшей,
Они хотят лишь только слушать,
Как старый мир сейчас падет,
Аврора с пьяной матросней,
Уже, передвигается Невой,
Они за деньги Ильича,
Напились водки с горяча,
Потом, они косяк забили,
И лишь немного покурили,
За тем, и не остался он один,
Пошел в ход даже кокаин,
И что бы всем продлить веселье,
Корабль направили в Неву,
А там, и что бы  Питер весь услышал,
Как веселятся те матросы,
Для форсу большего они,
Пальнуть по "Зимнему" решили,
Веселье надо показать,
И все решили сделать так,
Снаряды же они пропили,
Остался лишь один заряд,
И тот был только холостой,
Но все же, так, случилось то,
Что холостой был выстрел тот,
И даже холостым он смог,
Таких вот дел он натворить,
Что после выстрела того,
Весь Питер как и всю Россию,
Еще лет семьдесят еще трясло,
Потом матросик вспоминал,
Который выстрел этот сделал,
Какое зло "Кронштадтский чай",
После того что натворил он,
Прожив он, пару лет спустя,
Увидев, что произошло потом,
Решил матросик застрелиться,
Не ведал он, что так случится,
Одно он знал, если бы не он,
Переворот бы не случился,
И виноват был в этом он,
И вот орудие пальнуло,
Заржала пьяная братва,
А те кто рядом с "Зимним" были,
И мерзли тихо у ворот,
Пошли творить переворот,
Они как стая саранчи,
Ворота лихо облепили,
В металлолом орла снесли,
Венчал который те ворота,
Потом и в "Зимний" все зашли,
Братве охота посмотреть,
Что в зимнем можно им отжать,
Не зря же лезли на ворота,
А может и кого прижать,
Ведь там народа кто с деньгами,
Наверно много собралось,
Буржуев в шубах дорогих,
Мамзелей в золотом убранстве,
Их можно крепко по щемить,
Вот ведь к чему приводит пьянство,
И вся, революционная идея,
В банальный перешла грабеж,
А после пьянство и дебош,
Так взяли "Зимний",грабя всех,
Ильич сказал: то наш успех,
И что бы закрепить успех,
Сожжем в огне мы всю Россию,
Сломаем весь мы старый строй,
А дальше новый мы построим,
И будет Ленин в нем царем.

И так, настала новая эпоха,
В России снова новый царь,
Хотя его так величать,
Никто при жизни и не будут,
Но про эпоху Ильича,
Еще не скоро все забудут,
Ведь тот кровавый Николашка,
Который сброшен был на днях,
Он рядом Лениным, милашка,
Кровавей Ленина, Россия,
Не знала до сих пор царей,
И даже тот же Ванька Грозный ,
Был с ним в сравнении малец,
Такой был Ленин молодец,
Он быстро порешил с Россией,
Царя с семьей всей, порешил,
Он всем им жестко отомстил,
За то что те, убили брата,
Он всей России отомстил,
Теперь он сам в России царь,
А рядом с ним царица Надя,
И так великая Россия переворот пережила,
А Ленин ту Россию взял,
И что бы та исчезла с карты,
Решился лихо поступить,
Союзом он решил Советским,
Россию матушку назвать,
Ну как Россию не назвать,
А сущность та же будет,
Тюрьму ты как не назови,
Тюрьмою то она будет,
И как была Россия та,
Она всегда тюрьмой народов,
Так новый же Союз Советский,
Тюрьмой народам и остался,
Лишь царь на троне поменялся,
В тюрьме той стало только хуже,
Ведь знает каждый заключенный,
Лишь сменится начальство там,
Как тут же все тебя хотят,
Порвать как есть на части.

И так был создан новый лагерь,
Звучало это очен странно,
Хоть доля правды там была,
Пятнадцать разных государств,
Загнали в загородь с столбов,
А на столбах тех герб советский,
И проволокой те колючей,
Сопряжены столбы те были,
Со стороны напоминало то тюрьму,
В которой эти государства,
Все заключёнными считались,
Не даром ту страну " соцлагерь",
Все чаще все так называли,
Кто окружал её вокруг,
И кто покинуть пожелал,
Тот лагерь на совсем когда то,
То был наказан тот наглец,
Он быстро и неотвратимо,
И редко кто её покинул,
Себя  счастливчиком считал,
А Вова Ленин в это время,
Пытался гайки закрутить,
Что бы стану советов,
Покинуть так никто не смог,
А кто не дай Бог попался,
Того могли и расстрелять,
Как зека при попытке к бегству,
Такой создали этот лагерь,
Тюрьмой республик так он стал,
Ведь Ленин так того желал.

Вот Ленин как хозяин зоны,
В Кремле сидит и строит планы,
Чего в Союзе натворить,
Сначала начал строить зоны,
Потом тихонько заполнять,
Ведь должен кто то ему строить,
Страну советов заполнять,
Везде разруха и война,
А в Питере совсем нет хлеба,
Террором красным всех поджать,
Решил Ильич и заделал это,
Мочить он начал всех вокруг,
Он пролил реки крови,
Затем Ильич придумал НЭП,
И все провозгласили:Ленин - Бог,
А это ему льстило,
Но было то как разводняк,
Никто не понимал того,
Что бы по глубже засадить,
Расслабить надо сразу,
Ну а потом и засадить,
Уже по глубже можно,
Вот так и наш Ильич,
Расслабил весь народ,
Потом народу засадил,
Такой он был урод,
Он голодом травил селян,
Пускал им продразверстку,
Решил повесить всех Попов,
Их церкви начал рушить,
А всем он в уши лил дерьмо,
Что дальше будет лучше,
Вот так в Кремле с ума сходил,
Ильич забросив Надю ,
А Надя глядя на все это,
Кричала: суки, ****и!
Её совсем забыл Ильич,
Власть Надю заменила,
Она же в злобе, только выла,
И если бы попался ей,
Она его убила бы,
Но Ленин был большой хитрец,
Он ей не попадался,
Работой сильно занят был,
Так ей он отчитался.

Но долго царствовать не дали,
В том государстве Ильичу ,
Его любимец Йося Сталин,
Сослал он Ильича на дачу,
Ему довольно надоело,
Там за спиной у Ильича,
Стоять тихонечко молчать,
Цареву волю исполнять,
Ним затыкали везде дыры,
И если надо что решать,
То Ленин Сталина послать,,
Мог, и тот решал как мог решить,
И результатом тех решений,
Душ, скажем, Сталин не жалел,
Ему важней было решение,
Чем смерти тысячи людей,
И тем он был всегда в фаворе,
Ильич в нем сам души не чаял,
Ему он нравился давно,
Ещё когда не Сталин,Джугашвили,
В Тифлисе, банки выставлял,
Для блага партии родной,
И тем что грабил банки он,
Он помогал материально,
А партия в деньгах нуждалась,
Ей надо же на что то жить,
И Ильичу за что то ездить,
В Германию дела решать,
Но Сталин был не так уж прост,
Пасти он задних не привыкший,
И только здал чуток старик,
К нему пришли такие мысли,
Мол Ильича сошлю на дачу,
А остальным так объясню,
Что может же Ильич и с дачи,
Страною править,
Ему то дело по плечу,
Задумал, в тот час же сделал,
В Сокольники Ильич уехал,
А Сталин, править начал балом,
Страной Советов стал рулить,
А там, в Сокольниках на даче,
Он Ильича травил тихонько,
И Сталин в том удачлив был,
План Сталина работал четко,
Пока Ильич на даче чахнул,
Иосиф всех под себя поджал,
И строй Советский той страны,
Он под себя как мог менял.

И вот, двадцать четвёртый год,
Январь, и время ужина настало,
Иосиф лупит сулугуни и запивает хванчкарой,
Он не чего не подозревая,
Себя он занял той едой,
И вдруг ему стучатся в двери,
А на пороге вестовой,
Дрожит слова перебирая,
Не знает как тому сказать,
Что Ильича забрали черти,
И паралич его добил,
Потом же  вестовой собрался,
И просто все ему сказал:
Товарищ Сталин, умер Ленин,
И после в обморок упал,
Пока лежал тот без сознания,
Лезгинку Сталин танцевал ,
От новости такой он сам,
Сознание сам чуть не терял,
И было той причиной радость,
Что Сталин стал теперь царем,
И будет он странною править,
Теперь он будет сам собой,
Когда курьер пришёл в себя,
Печали маску он надел,
И очень он о том скорбел,
Что Ленин нас покинул ,
И он правдиво так всплакнул,
Курьер сразу же поверил,
Тому как сильно он скорбит,
Он по спине его похлопал,
С легка за плечи преобнял,
А Сталин три рубля на водку дал,
И у курьера на душе,
В тот час немного потеплело,
Он три рубля запустит в дело,
На них помянет Ильича,
Он с горяча сказал такое,
И Сталин молвил - молодец,
Иди и помяни вождя,
А я пойду дела решать,
Мне нужно управлять страной,
Продолжить дело Ильича,
Курьер ушёл, а Сталин,
Свои усы он потирая,
Что делать он сейчас решает,
Решает власть как удержать,
И самому как не пропасть,
Ведь много кто,
В трон царский метит,
И Сталину того не нужно,
Что бы не он туда попал,
И всех кто в это кресло метил,
Он их тихонечко топтал,
Ещё при жизни Ильича .

Страна советов вся в печали,
Вчера не стало Ильича,
Иосиф Сталин очень занят,
Что делать с телом Ильича,
Жена желает закопать,
Ей это тело надоело,
Оно ещё при жизни той,
Когда оно ещё жило,
Весьма ужасно так смердело,
Но Сталин парень не дурак,
Он закопать его не хочет,
Он Наде голову морочит,
Нельзя же тело Ильича,
Вот так банально закопать,
Ведь Ленин для народа Бог,
Ему мы храм в Москве построим,
И он там будет как живой,
Лежать в гробу хрустальном будет,
Он для народа божество,
Ему все будут поклонятся,
Ведь для народа он святой,
Не тленным, будет его тело,
Ильич, себя переживет,
И кто захочет его видеть,
Смогут увидеть сквозь века,
Мы мавзолей ему постоем,
Он будет для него приют,
А для народа будет символ,
Ему он будет поклонятся,
Народу нужен новый Бог.

Вот новый Бог в стране советской,
А рядом с богом есть пророк,
И Ленин стал в стране той богом,
А Сталин в той стране пророк,
Он трактовал его ученье,
И сам ученье создавал,
А кто сомненью, придавал ученье,
Того он в лагеря сослал,
И там,в тех Соловецких лагерях,
Народ к ученью приобщался,
Киркой, лопатой, приобщался,
А тот кто не подался перековке,
Зеленкой был лоб ему намазан,
Что б пулей заделанная дырка,
Инфекцию не занесла,
А кто остался на свободе,
Ученью правильно внимал,
Он душу тратил на работе,
Пророка он благодарил,
Он зна что если солнце встало,
То это Сталин сделал так,
А в том, случись, чего плохого,
То Троцкий виноват подлец,
Везде народ советский,
Враги народа окружали,
Народ же тех врагов,
Как можно строже осуждал,
И Сталин этими врагами,
Свои он лагеря забил,
Как мог так он и чудил,
Народ советских было стадо,
А Сталин был ему пастух,
Ведь Джугашвили вырос в горах,
И там к баранам он привык,
Куда пастух погоняет стадо,
Туда оно и побредёт,
Захочет, он пастись заставит,
А есть захочет, задерёт ,
И будет стадо наблюдать,
Как ест пастух того барана,
Который только рядом был,
И будут все они молчать,
Траву жевать, жир набирать,
И ждать, пока и их не съедят,
На то и овцы в этом стаде,
Что бы пастух был не голоден,
Вот так и Сталин поступал,
Подобно пастуху народа,
Кого хотел, того съедал,
А остальных, пастись заставил,
Народ тот пасся и молчал,
А Сталина, отцом народов,
Народ блаженно называл,
Везде его портреты,
Он как иконы почитал,
Ему, внимали и молились,
Его, всяк сущий почитал,
А он его судьбою,
Как мог,так, сам, он и играл,
Его, те игры увлекали,
И только, он, сам, об этом знал.

Отцу народа стало скучно,
И сулугуни с хванчкарой,
Уже на душу не ложиться,
Решил розвлечься он войной,
Сначала щупал самураев,
На Халхен-Голе, не пошло,
Потом, чухонцев зацепил,
А те народ хотя и дикий,
Но, оказался боевой,
И он того не зная,
Завяз в войне, зимой с чухной,
Но финам зимы не почем,
Мороз, чухонцу по плечу,
Зима, морозы, все равно,
Воюют, молодцы чухонцы,
И дали красным по зубам,
Для Сталина, померкло солнце,
Неделю, наш "отец" бухал,
Не хванчкару, он водку жрал,
Закусывать он не желая,
Он Кокса граммов десять вдул,
Лечил депрессию такую,
А после, Гитлера, в друзья,
Позвал, и поделил Европу,
Загнал таким поступком он,
Пол мира он глухую жопу,
Он так подумал Гитлер друг,
Тот с ним делился кокаином,
И подписал с ним мирный пакт,
А Гитлер так поступил скотина,
И пакт о мире подписал,
И водки литр он выпил с ним,
Парадом в Бресте прошагал,
В любви ему он признавался,
Потом те вдули кокаина,
Друзьями разошлись,
Но Гитлер свой коварный план,
Бездушная скотина,
Тогда лишь только строил,
И пакт о мире из Союзом,
Его тогда устроил,
Он захватил легко Европу,
Прикрывши мирным пактом зад,
Потом он этот пакт,
Он Сталину засунул в зад,
И был таков засранец,
И летом он пошёл войной,
И так союз он предал.

Идёт великая война,
Народ по всюду гибнет,
А Сталин пьёт лишь хванчкару,
Что делать он не знает,
А в голове одна лишь мысль,
Назойливо летает,
Ему так хочется бежать,
А от куда не знает,
И от осталось лишь бухать,
И печень слышно тает,
И вот сидит бухой пастух,
А стадо его тает,
Но вот нюхнул он кокаина,
И сразу встрепенулся,
Народа больше он послал,
И Гитлер захлебнулся,
Не мог того он одолеть,
Закончились патроны,
Он кровью просто захлебнулся,
Их были миллионы,
Их чуть ли успевали подвозить,
Столыпина вагоны,
Его он мясом забросал,
И Гитлер задохнулся ,
Была закончена война,
И Сталин вновь воспрянул,
Он стал героем и отцом,
Вновь стал царём для стада.

И вот закончена война,
Страна лежит в разрухе,
А Сталину то не почем,
О чем то он тоскует,
Хоть пол Европы у него,
А вот ему все скучно,
Его не греет хванчкара,
И сулугуни пресен,
Опять ему его мирок,
Вновь оказался тесен,
Ещё и то понять готов,
Что годы улетают,
Надежда, мир, под себя поджать,
Та с каждым годом тает,
А свита словно шакалье,
Интриги развивает ,
Она, ждёт только одного,
Что он умрет однажды,
И тело те его порвут,
По миру разбросают,
Ну а пока Иосиф жив,
Все от него трясутся,
У них ведь,руки коротки,
К нему не дотянуться,
А Сталин тоже человек,
И он умрет когда-то ,
Но Сталин тоже не дурак,
Он всех шакалов знает,
И он пока ещё живёт,
Репрессии усилит,
И всех врачей кто рядом был,
Он расстрелял мгновенно,
В охране всех он поменял,
Ведь было ему скверно,
Но, как крути - ты не крути,
А годы, снегом тают,
И поздно или рано ,
Все люди умирают,
И вот пришло и для него,
Отправиться в путь дальний,
Ту да же в гости к Ильичу,
Их ждёт в аду свидание.

Решил поужинать Хрущев,
Стакан он водки налил,
Потом селёдочки с лучком,
На тот же стол поставил,
Он посмотрел, и так сказал:
Прекрасная картина,
Ну а в кармане у него,
Дополнить ту картину,
Лежало, и ждало свой час,
Пять граммов кокаина,
И только он решил присесть,
И трапезу начать свою,
Как кто то, все испортил то,
И в двери стал стучать ему,
Хрущев на цыпочках к глазку,
Тихонько так подходит,страшно!
И то что он, в глазку увидел,
То к ужасу его приводит, сразу
Там на пороге, в форме синей,
В погонах красных, лейтенанта,
Стоял солдатик молодой,
Стучал, он в двери, и кричал:
Немедленно откройте дверь!
Хрущев, чуть навалив в штаны,
От двери так отпрянул быстро,
И снова, он наклад в штаны,
Не знал, того, что происходит,
Он, думал: все за ним пришли,
И час его подходит, крайний,
Потом он так себе решил,
Что будет, пусть так будет,
Пошёл на кухню взял стакан,
И залпом выпив водки,
Потом селедкой закусил,
В карман он руку запустил,
Достал от туда кокаин,
Построил две дороги,
Червонец в трубку он свернул,
И вынюхал дороги,
Ведь после водки, кокаин,
И мир не так уж страшен,
Сейчас бы, черту дверь открыл,
Мир набирал окраску,
И после сделанного, он,
Пошёл и дверь свою открыл,
На все готов Хрущев был,
Не ожидал лишь одного,
Когда открыл он двери,
Что тот солдатик молодой,
Падает ему на плечи,
Сквозь слезы горькие свои,
Невнятно пролепечит :
Наш мир осиротел сегодня,
Сегодня умер Сталин,
Сказал, и в обморок упал,
Хрущев расхохотался,
Потом солдатика поднял,
Привёл лётеху в чувства,
Слезу скупую он пустил,
Солдату водки налил,
Мол, выпей, помяни вождя,
И будет тебе легче,
А я пойду дела решать,
Страну готовить к скорби.

Хрущев был тоже не дурак,
Вождя он шутки знает,
Ведь Сталин был большой шутник,
Хрущев и то, он тоже знает,
И результатом шуток тех,
Мог быть банальнейший расстрел,
А лагерь был бы сказкой,
И что бы то не произошло,
Хрущев решил проверить,
На самом деле вождь ушёл,
Иль было это сказкой,
И вот везёт его авто,
Тот мысли все листает,
И вот пока листал он мысли,
Они уже на даче,
Пока не вышел из авто,
Нюхнул он кокаина,
И после двери лишь открыл,
Качнувшись он немного,
Пошёл на дачу он к вождю,
Узнать, не жив ли ещё Сталин,
А если жив, то на вопрос,
Зачем же ты приехал?
Здоровья скажем пожелать,
Он так бы всем ответил,
И вот он подошёл к двери,
И дверь немного скрипнув,
Впустила внутрь она его,
Хрущев слегка хихикну,
Потом он поня не с руки,
Там были все в печали,
Охрана плакала в углах,
Прислуга перечитала ,
И только старый врач шепнул,
Без тени на лице:
Отмучился подлец, туда ему дорога,
Хрущев же знал из за чего,
Врачей, тот, расстрелял так много,
Хрущев и вида не подал,
Как будто не услышал,
Он в комнату спешил зайти,
И сам все это видеть,
Когда он в комнату зашёл,
Увидел ту картину,
На койке мертвый вождь лежит,
Глаза его открыты,наполнены печали,
И взгляд его смотрел в заоблачные дали,
Хрущев же подошёл к вождю,
Над телом наклонился,
Потом он плюнул ему в глаз,
И тем он убедился,
Что Сталин навсегда ушёл,
Хрущев же собственной рукой,
Глаза ему зажмурил,
Потом немного подождав,
Печальный вид настроил,
Покинув комнату вождя,
Он вышел весь в печали,
И слезы на его лице,
Чуть видно проступали,
Но слезы на его лице,
Не признак то печали,
Они как слезы крокодила,
Когда тот съел кого то,
Он вышел и сказа такую речь:
От нас ушёл учитель,
В уме же думал так,
Был гад он и мучитель,
Потом сказал:все оставайтесь здесь,
А сейчас пойду, и соберу политбюро,
Потом страну оповещу,
Что Сталин нас покинул.

Он вышел за ворота дачи,
В душе все расцветает,
Лишь мысли только в голове,
Куда пойти сначала,
И сам собой ответ пришёл,
К Калинину конечно,
Ведь тот был старостой союзный,
Народ Калинина любил,
И вот к нему, Хрущев приехал,
Все, как случилось, рассказал,
И тот, внимательно послушал,
Раз десять он переспросил,
И как Хрущев летеху слушал,
И как тот в обморок упал,
И как он Сталину глаза,
Собственноручно закрывал,
Потом Калинин удалился,
Кому то там перезвонил,
Наверное он убедился,
В том что Хрущев, с ним не шутил,
И вот тогда он, веселился,
Он танцевал и прыгал как дитя,
Ему то было от чего,
Себя по детски так вести,
Узнав о Сталина кончине,
Ведь Сталин был большой скотиной,
Жену Калинина заслал,
И тот на Сталина за это,
Большущий зуб имел за то,
А Жуков как узнал о смерти,
Сказал такие то слова:
Издох усатая скотина!
Ему дорога прямо в ад,
И буду я тому лишь рад,
Из ссылки я своей Одесской,
Опять приеду я в Москву,
И розгоню свою тоску,
Когда на похорон приеду,
А от к Лаврентию пошлю,
Хрущев подумал Маленкова,
Он не хотел к нему идти,
Хрущев же Берию боялся,
Ведь та нерусская скотина,
Могла что хочешь предпринять,
Узнав о новости такой,
Он мог Хрущева расстрелять,
И вот приехав к Маленкову,
С бутылкой водки и стаканом,
Он рассказал ему свой план,
Потом наполнил он стакан,
А Маленков не долго думал,
В себя закинув тот стакан,
Он все занюхал кокаином,
Когда он выслушал тот план,
Хрущёву жалко Маленкова,
Но делать нечего пора,
Поди ему ты расскажи,
О этой новости веселой,
А я пойду политбюро,
Все остальное собирать,
Ведь надо нам же что то делать,
Народ советский огорчать,
Они на том так и решили,
Пошли дела свои решать.

Хрущев собрал политбюро,
Лишь Малинкова нет с ответом,
Лаврентий тоже не пришёл,
Тогда Хрущёв решил такое,
Взять и немного подождать,
И что было им не скучно,
Они решили забухать,
Они достали ящик водки,
Закуски тоже подрубили,
О коксе тоже не забыли,
У каждого он был с собой,
Ну а пока в Кремле бухали,
Лаврентий слушал у себя,
Все то,что Маленкову поручили,
Лаврентию он рассказал,
О том что вождь наш и учитель,
На веки, этот мир покинул,
Лаврентий слушал то внимая,
И сам пока не поимая,
Что в той стране произошло,
И чем Лаврентию чревато,
То что с ним после порешат,
Возможно жить оставят,
А могут даже расстрелять,
Ведь у Лаврентия боков ,
Как осенью в лесу грибов,
И много у кого из политбюро,
Зуб на Лаврентия заточен,
И Берия, был как то тем,
Совсем немного озабочен,
И с мыслями такими он,
Поехал на политбюро,
С собой и Маленкова прихватил,
Хотя всегда его считал,
Что тот скотина и дебил,
Когда же те приехав Кремль,
Они,такую там застали сцену,
Все кто засел в политбюро,
Безбожно все они бухали,
Когда же Маленков зашёл,
И Берия зашёл с ним тоже,
То кокаин уж в ход пошёл,
Другой закуски не хватало,
И вот когда они взбодрились,
И кокаин мозги прочистил,
Хрущев собрал всех кто пришёл,
Такую речь потом повёл:
О том что Сталин нас покинул,
И надо нам сейчас решить,
Кто станет у руля союза,
Кто станет новым рулевым.

Вот заседание проходит,
Кричат все с пеною у рта,
Ведь многие из них хотят,
Страной Советской рулевать,
И лишь Хрущёву то решать,
Кто будет новым рулевым,
Такая доля на него,
Совсем нечаянно напала,
И так, она его достала,
Что сам тому, не рад он был,
Он чувствовал себя дебилом,
Не мог он сделать выбор тот,
Себя поставить у руля,
Он как бы тоже и не мог,
А выбор тоже не велик,
Кто мог страной руководить,
Калинин мог, но он же старый,
Козел с седою бородой,
Народ, очкастую скотину,
Любил, и для него он свой,
Но он, не протянул бы года,
Опять пришлось бы выбирать,
А Жуков, был здоров собой,
Но тот от власти отказался,
А может просто был он трус,
В штаны он просто наложил,
Но то умело он скрывал,
И Маленкову слово дал,
Мол тот ответственный работник,
И молод, как и чист душой,
Ему и руководить страной,
Хрущёв же, Малинкова не любил,
Его считает он скотиной,
Ведь Маленков на всех стучал,
Хрущёв об этом тоже знал,
Друзей при Сталине сдавал,
Совсем бездушная скотина,
И он об этом заявил, открыто,
Пусть все об этом знают,
Но, тут из темного угла,
Лаврентий Берия поднялся,
Он тёмной тенью воспарил,
Хрущёву сразу поплохело,
Штаны наполнились теплом,
Но все же, он в себе остался,
Лаврентий молвил: ты не прав,
Никита, ты же сам своих сдавал,
А после, ты гопак плясал,
Так что бы Сталина потешить,
И это я могу сказать о каждом,
Кто здесь рвётся к власти,
Лишь Маленков всех меньше здал,
И как никто я это знаю,
И против этих аргументов,
Никто не мог ему перечить,
Все знали Берия такой,
На всех досье своё имеет,
И если что то он сказал,
То это точно, он то знает,
И за слова что он сказал,
Всегда любому он ответит,
На том они и порешили,
И Берия тому был точкой,
Так Маленков стал у руля,
Пришла эпоха Маленкова,
Хоть и была она короткой.

Вот он печальный дом союзов,
Вокруг него народу море,
В толпе слышны и вой и плачь,
И многие, кто из той толпы той,
Знает, что умер истинный палач,
Ведь многие пришли сюда,
Лишь что бы только убедиться,
Что умер Сталин, их злодей,
Который миллионы бросил в топку,
Своих бредовейших идей,
Людей на это не жалел он,
Ему те люди мусор были,
И вот теперь он умер,
Лежит теперь на постаменте,
В гробу украшенном венками,
И сам украшен орденами,
Ну а вокруг него стоит,
Наигранной печали полон,
Стоит, почётный караул,
И каждый где то в глубине души,
Был рад тому что так случилось,
Печаль же их только в одном,
Что видеть им не получилось,
Как сука Сталин умирал,
И лишь Хрущёву повезло,
Ему он плюнул в глаз,
Потом же собственной рукой,
Зажмурил он глаза ему,
Не знали те лишь одного,
Что был один счастливчик,
Который видел смерть вождя,
И этим наслаждался,
И это был тот старый врач,
Который с ним остался,
Он знал, что он был стар,
Терять ему особо нечего,
Он попросил всех выйти вон,
С ним, наедине остался,
Он мог бы Сталину помочь,
И тот бы жив остался,
Но Сталин всю его семью,
Отправил в лагеря,
И канула вся в лету,
Врача того семья,
Лишь только он остался,
Он был специалист,
А Сталин наслаждался,
Что тот учёный глист,
Всю жизнь его боялся,
И Сталина лечил,
Из всяких ситуаций,
Его он, удачно выводил,
Но вот настало время,
И сладкой месть была,
Когда врач у кровати,
Сидел и говорил:
Что здесь в шприце то средство,
И Сталин будет жить,
Но выпустил он в воздух,
В шприце что содержалось,
И так великий Сталин,
Из жизнью распрощался,
А доктор был единым,
Кто этим наслаждался.

И вот почётный караул,
Гроб Сталина стоит по центру,
Его же окружают, все,
Кто так его боялся,
Кто постоянно клал в штаны,
Когда в усы тот улыбался,
Теперь же он в гробу лежит,
Лицо его в печали,
Усами он не шевелит,
Все от него устали,
Печаль свою изображая,
В душе все радостны как дети,
И те довольны этим,
Вот например стоит Хрущёв,
Глаза его сверкают,
А он собрал себя всего,
Печаль изображает,
Калинин же, благодаря очкам,
За ними, спрятал радость,
Ему хотелось бы сказать,
Сейчас такую гадость,
Ведь был Калинин сильно пьян,
От радости великой,
Он так умело то скрывал,
Что чуть ли, в обморок не впал,
Его все поддержали,
Вот Маленков стоит качаясь,
Исполненный большой печали,
Не многие ведь знали то,
Что Маленков был сильно пьян,
Бездушная скотина,
Стоял, и лишь, он об одном мечтал,
Нюхнуть бы кокаина,
Вот Жуков голову склонил,
Над гробом у вождя,
Шепнул на ухо он ему:
Ну что издох скотина?
Тебя я сука пережил,
Теперь лежи скотина,
Один Будённый был дурак,
Стоял, не понимая,
Любил Будённый лошадей,
И все они об этом знали,
Казалось, был он сам как конь,
И то лишь, в том отличие,
Что тот, храня приличие,
Не гадил он сейчас на пол,
И только в том отличие,
И только Берия серьёзно,
Был сильно опечален,
Не знает делать что ему,
И он об этом знает,
Хоть в голове одна лишь мысль,
Назойливо летает,
Бежать, а от куда, не знает,
Ведь если он не убежит,
Возможно расстреляют,
И эти мысли, а не смерть вождя,
Его лишь огорчают,
Сидят в нерусской голове,
И Берию качают.

Вот Маленков рулит страной,
И пьёт не просыхая,
Казалось, Сталин похоронен,
А жизнь его пугает, так же,
Он думал, что рулить страной,
Ему довольно будет просто,
Но что то, за его спиной,
Ему в затылок дышит,
И он конечно знает кто,
Ему залазит в душу,
Но этим, что то сделать он,
Никак же он не может,
Ведь тот, кто, так себя ведёт,
Его привёл до власти,
А сам не просит ничего,
Взамен за эту власть,
Он просто ходит рядом тенью,
И Маленков боится,
Боится что его пенсне,
Ему приснится ночью,
Лаврентий мог к нему прити,
И просидеть пол ночи,
Потом ни слова не сказав,
Уйти, а тот до самого утра,
Не спит уже пол ночи,
Уже и водка с кокаином ему не помогает,
Он знает только лишь одно,
Пора прощаться с властью,
Она ему лишь принесла,
Одни считай несчастья,
И вот он сделал выбор свой,
Бутылку взял он с водкой,
В карман засунул он стакан,
И взял пакет с закуской,
Пошёл тихонько он к Никите,
Он план пошёл с ним порешить,
С Хрущёвым пообщаться,
Вот Маленков пришёл к Никите,
И в двери постучался,
Когда же тот ему открыл,
То тот Никите молвил:
Никита, был тогда не прав,
Я не справляюсь с властью,
И Берия меня достал,
Схожу я со своего ума,
Тебе хочу, я власть отдать,
И будет это честно,
Хрущёв прослушав эту речь,
Немного улыбнулся,
Его похлопал по плечу,
И с ним он водки выпил,
Потом разнюхал кокаина,
И власть забрав у Маленкова,
Пошёл оповещать всех,
Настала новая эпоха,
Теперь Хрущёв у власти,
Полна эпоха будет та,
Тепла весны и страсти,
В ней много что произойдёт,
И ждут страну напасти,
В которых сам Хрущёв ,
Сыграет роль,
Он будет полон страсти.

Кремль, заседание опять,
Его ведёт опят Хрущёв,
А рядом, Маленков сидит,
Весь труситься от страха,
И сквозь пиджак пот проступил,
Промокла вся рубаха,
Он галстук, словно носовой платок,
Берет, свой лоб он вытирает,
А пот, его, покрывши лоб,
Течёт снего, как будто, лоб тот тает,
Вот так боится Маленков,
С катушек он слетает,
Того он сам не сознаёт,
Что дальше с ним произойдёт,
Возможно расстреляют,
А может в лагеря сошлют,
И будет ему счастье,
Но наш Никита не такой,
И Маленков зря трусит,
Хрущёв и пальцем Маленкова,
Не будет трогать даже,
Ему достаточно того,
Что он дошёл до власти,
И он, так благодарен Маленкову,
Ему оставит все он,
Квартиру, дачу, и машину,
Ведь заслужил все это он,
Хрущёв на пенсию его отправит,
И будет Маленков на даче,
Спокойно жить да поживать,
И будет он на всех плевать,
Ему так будет лучше,
Но Маленков боялся не Хрущёва,
Он Берию боялся,
Хотя тот Маленкова ,
Тогда привёл до власти,
Боялось все политбюро,
Лаврентия скотину,
Он ужас наводил на всех,
И знал про всех он что то,
Но время новое пришло,
И Сталин, в гроб заколочен,
Он рядом Лениным лежит,
И мавзолей ему приют,
У Берии нет власти,
Тогда Хрущёв подумал так,
Он с Маленковым порешал,
Пусть будет ему счастье,
А Берия такой нахал,
Своим пенсне он всех достал,
Устали все бояться,
Решил его он расстрелять,
Лаврентий догадался,
И вот Лаврентий словно тень,
Кремль быстро покидает,
Не знает тот куда бежать,
И время быстро тает,
Хрущёв охоту объявил,
Лаврентию конец,
Он на него повесил всех овец,
И то что тот не делал,
Ведь Сталин был учителем его,
И часто повторял он:
Нет человека, нет проблем,
И правда в том была,
Хрущёвым Берия расстрелян,
Проблема с ним ушла,
И новой жизнью зажила,
Опять, страна советов,
Хрущёв теперь в ней новый царь,
И лишь он знает это.

Вот новый царь Советского Союза,
Проснулся рано утром,
И с перепоя,взбодрившись кокаином,
Он нарисовал себе такую вот картину,
Уж коли я сейчас, в роли рулевого,
То буду я туда рулить,
Где будет больше воли,
Я соберу двадцатый съезд,
Народу расскажу я,
Что Сталин был большой подлец,
И пусть народ советский,
Узнает Берии конец,
И некого бояться,
Был Берия врагом народа,
На службе палача,
И палачом тем Сталин был,
Народ о нем не плачь,
Да Сталин сам ушёл,
Он кары не дождался,
А Берия расстрелян был,
Его настигла кара,
За то что то держал страну,
Под колпаком и в страхе,
Он был слугой, на службе у Тирана,
И тем тираном Сталин был,
И культ он личности своей,
Народу навязал,
А Берия народ тот тихонько убивал,
Он исполнял кровавые приказы,
Усатого вождя,
За это мы его решили расстрелять,
А с мавзолея, Сталина решили мы убрать,
И где то на задворках мавзолея,
Усатую скотину решили закопать,
И как себе нарисовал,
На том так и решил он
И съезд двадцатый он созвал,
Был Берия расстрелян,
Культ личности развенчан,
А Сталин был закопан как собака,
Он мавзолей покинул ночью,
Народ советский встрепенулся,
Он словно бы проснулся,
Как будто он так крепко спал,
Словно медведь в берлоге,
И вот пришла весна, и от её тепла,
Медведь, тот, взял, очнулся,
Хрущёвской, оттепель назвали,
Он стал любимым всеми,
И всем казалось он Спаситель,
Советский он Мессия,
Открыл народу он глаза,
Всем правду рассказал.

Вот съезд прошёл, народ бурлит,
Ещё все в эйфории,
Что делать думает Хрущёв,
Под водкой с кокаином,
Пока он всех разоблачал,
Страна котилась в пропасть,
Как бы самому не пропасть,
Что делать он не знает,
А вот и появилась мысль,
Народ же голодает,
А что ещё народу нужно,
Хоть времена меняются ,
Народ всегда такой же,
Ему лишь надо, хлеба, зрелищ,
Хрущёв же думал также,
Народу, зрелищ предоставил,
Одним двадцатым съездом,
А хлеб, он должен поискать,
Его найти он должен,
И вот поехал по союзу,
Его решил он засадить,
По всюду кукурузой,
Потом ещё добавил зрелищ,
Америку расстроил,
Он спутник в космос запустил,
Геройский был поступок,
Ещё он выступил в ООН,
И он своей туфлей, всем там,
Мать кузькину показывал,
На Кубу он послал ракеты,
Америка ему за это,
Немного пригрозив войной,
Расстроила Советы,
Карибский кризис начался затем,
Потом он был закончен,
Хрущёв немного отступил,
И был тем озабочен,
И тем народ он веселил,
Хоть тот народ голодный был,
При этом очень-очень,
Но голод тот великий
Был зрелищем тем заменён,
Народ тем наслаждался,
Не сильно возмущался,
Но сколько не кричи халва,
Во рту не станет слаще,
И чаще стали втихаря,
Хрущёвым возмущаться.

Так возмущался ним народ,
Все потихоньку ныли,
Они про Сталина забыли,
При нем бы не болтали,
И также свита стала ныть,
Им надоело это все,
Хрущёва самодурство,
И те решили слить Хрущева,
Он всех достал до ручки,
Но вот кому же передать,
Отдать бразды от власти,
Кто был бы меньший самодур,
И был бы управляем,
Вот полутемный кабинет,
И там толпа народу,
Сидят и думают кому,
Вручить судьбу народа,
И что бы был не слишком стар,
И был он управляем,
И что бы так не поступил,
Как поступил бы Сталин,
Ещё от Сталина осталось,
Боязнь верховной власти,
И все те кто решил сместить,
Товарища Хрущёва,
Боялись те что тот узнает,
И будет им засада,
Ну и терпеть его совсем,
Сил больше не осталось,
И вот услышав мирный храп,
Кто был там встрепенулись,
Немного наложив в штаны,
На храп тот обернулись,
На кресле мирно Брежнев спал,
Подхрапывал немного,
И так решили все они,
Туда ему дорога,
Уж если спит он крепко так,
То он того достоен,
Того, что, будет он рулить страной,
Он будет спать и стоя,
И назовут эпоху Брежнева,
Эпохою застоя,
Вот так стал Брежнев у руля,
Страны Советской той,
И сам того не зная,
Что сном своим,эпоху он листает,
Он будет самый мирный вождь,
Советского народа.


А где, сейчас же, наш Никита,
Нигде Никиту нам не видно,
Сидит на даче водку пьёт,
Ему сейчас обидно очень,
Что все, что можно,смог похерить,
Распорядился он бездарно,
С тем что ему попало в руки,
И не усвоил он совсем,
Он, Сталина, большой науки,
Ведь,лишь когда, пришёл он к власти,
Всех тех кто рядом с ним стоял,
Он потихонечку убрал,
При этом, делал это так,
Он выполнял все это с чувством,
Как настоящее искусство,
Кого - нечаянно убили,
Кого - в больнице залечили,
Тот застрелился сам с тоски,
А кто, от перепоя умер,
Мешая с водкой кокаин,
Для них, один, лишь был конец,
Кто с ним дружил уж очень близко,
Кто был соратником ему,
Конец, настал им очень быстро,
И он, причиной был тому,
И Сталин знал простой закон,
Власть, это те же джунгли,
И там не важно кто ты есть,
Тебя могут в тех джунглях съесть,
И будь ты сильным как никто,
Тебя могут сожрать шакалы,
И что бы те тебя не съели,
Ты покажи им силу в деле,
И популяцию шакалов,
На грани должен ты держать,
Не всех, но многих убивать,
Всегда держать их должен в страхе,
Должны они все понимать,
Что сможешь каждого сожрать,
И то что живы все они,
Совсем не их же в том заслуга,
А просто ты довольно сыт,
Пусть продолжают те бояться,
Не зная, кто обедом станет,
Пока кто рядом это знают,
Власть никогда не потерять,
Лишь продолжай всех рядом жрать,
Хрущёв, урок тот не усвоил,
И власти был своей лишён,
Лишь одному был благодарен,
Что окружение его,
Его сослали лишь на дачу,
Могли, сослать и в Магадан,
Попутно расстреляв семью,
А так сидит Хрущев на даче,
Пьёт водку, ест селедку он,
И ночью он тихонько плачет,
О том что руль потерян ним,
Змею пригрел он на груди,
Из города Днепродзержинска,
Он думал принял земляка,
Земляк шакалом оказался,
Не знал, лишь только одного,
Как Брежнев клал себе в штаны,
Когда он к власти приближался,
И как Хрущева он боялся,
И как ему попала власть,
Ведь тот хотел, всего лишь спать,
Он сам, не понял что случилось,
А когда понял поздно было,
Тогда неделю он бухал,
Ему тогда так страшно было,
И каждый час штаны менял,
То наложил, то промочил их,
Так Брежнев начал своё дело,
Стал у руля страны Советов,
Не смело так он начинал,
И что бы храбрости добавить,
Он кокаин все чаще нюхал,
И водкой это запивал все,
И этим власть свою держал.

Вот перепой за перепоем,
Запоем пьёт страна Советов,
А лидер брови свои морщит,
Не может резкость навести,
Свои слова он так глотает,
Как будто ересь говорит,
Хотя он сам с листа читает,
И сам не знает что творит,
Зато целуется он знатно,
И всех, к нему,кто приезжал,
Он брови свои сильно морщил,
В свои объятия приняв,
Всех, так их страстно целовал,
Про эти поцелуи, мифы,
Ходили по стране советской,
А с лидером страны немецкой,
Он целовался лучше всех,
Страна казалось ликовала,
Сплошные праздники победы,
И пятилетки за два дня,
А Брежнев пьёт наморщив брови,
И пьёт Советская страна,
Чугун мы лучший в мире плавим,
А так же лучший наш балет,
А так же миру мы покажем,
Что нет ракет мощнее наших,
И армии сильнее нет,
И бред тот множился и рос,
И год за годом все сильнее,
Казалось всем чем гуще брови Ильича,
Тем круче бред тот становился,
Промолвленый устами Леонида Ильича,
Ещё любил медали вешать,
Ильич блестящее любил,
Себе повесил пять героев,
Хоть сам их он не заслужил,
Зато всех веселил он этим,
Народ за то его любил,
Он, стал героем анекдотов,
И в тех, себя он пережил.   


И вот Советская страна,
Везде как будто расцветает,
Снаружи пышным свежим цветом,
Внутри же та гнеет застоем,
Нормальным людям нету жизни,
Ильич который Леонид,стареет на глазах,
В стране опять тотальный страх,
Чего то все опять боятся,
Но если раньше все боялись,
Расстрела с лагерями,
То все сейчас того боятся,
Что попадут в психушку,
А там врачи и санитары,
Работу свою знают,
И будь ты сам умнее всех,
В психушке будешь дураком,
И наша медицина,
Способна сделать из тебя,
Скотину и дебила,
Власть с медециной в симбиозе,
Народ в страх загоняют,
И все кто хочет власть ругать,
В психушку попадают,
Ильич расстрелов не любил,
Был он совсем не кровожаден,
Он всех кто неугоден был,
В психушку всех отправил,
А там в психушке хорошо,
Болтай о чем угодно,
И только кто попал туда,
Был полностью свободен,
А остальные, что бы не пропасть,
Все прославляли власть,
Все Лёне подпевали хором,
И Брежнев очень то любил,
Их награждал он хором,
Медали с орденами щедро,
Он вешал всем подряд,
И даже людоеда, медалью наградил,
Потом была олимпиада,
Наградой для страны,
И в этом весь наш Брежнев был,
Награды он любил.


Но Брежнев тоже он не вечен,
Любил он пламенные речи,
И он не мало тоже пил,
И для него приходит время,
Вот час и для него пробил,
Опять в Кремле политбюро,
Как раньше заседает,
Судьбу станы опять решают,
Кому власть над народом передать,
Пока ещё не знают,
Где им послушного такого,
Найти такого как Ильич,
Но все кого поставить можно,
Тихонько долбит паралич,
А те кто при здоровьи, трезв,
На тех был поставлен крест,
Ведь трезвым управлять нельзя,
И за спиною у него, украсть нельзя,
Так и пропасть не долго можно,
И вот политбюро устало, кандидатуру выбирать,
Кому в стране советов, власть отдать,
И что бы выбор сделать легче,
Они решили забухать,
Опять достали ящик водки,
В закуску вновь пошла селедка,
А с кокаином было хуже,
Уже здоровье не совсем...,
Давление, подагра, язва,
Ну и конечно геморой,
И кокаин тому виной,
Последние лет пятьдесят,
Кронштадтский чай они пили,
Ну а теперь одна, она,
Лишь водка им под силу,
Вот так сидели, водку пили,
И поминали Ильичей,
Потом немного захмелели,
Решили так они себе,
Пусть тот страною нашей правит,
Кто самый трезвый среди нас,
И стали вот они решать,
На трезвость проверяться стали,
Вот встал товарищ Шеварднадзе,
На вид такое как не пьян,
Но он нерусская скотина, грузин,
И в том его изьян,
Все помнят первого грузина,
Он так рулил тогда страной,
Что до сих пор все это помнят,
Сказали все, грузина нафиг,
Пусть будет кто нибудь другой,
Потом поднялся маршал Язов,
По нем не скажешь пьян ли он,
Стоял он словно истукан,
Два слова он связать не мог,
Стоит зелёная дубина,
И все подумали, не он,
Другой нам нужен у руля,
И вот из темного угла,
Поднялся тихой тенью Юрий,
Он был начальник КГБ,
И в руки взяв бутылку водки,
Тихонько он всем водки налил,
Всем выпить тоже предложил,
И лишь себя Андропов Юрий,
Стаканом водки обделил,
Разведчик старый был Андропов,
Он водку вовсе не любил,
Андропов наш, коньяк любил,
Вот он по этому не налил,
Хотя не только потому,
Был у него для них свой план,
И план тот был похоже вышел,
От водки разлитой в стаканы,
Политбюро ушло в осадок,
А Юрий власть заполучил,
Вот так по хитрому Андропов,
Власть в свои руки получил,
Андропов в новую эпоху,
Страну Советов погрузил,
Эпоха эта будет сложной очень,
Хотя и будет коротка,
Ведь свита делает царя,
И если царь не ладит с свитой,
Не долго быть ему царем.


Андропов начал очень резво,
Страной Советов управлять,
Хотел страну он сделать трезвой,
На водку, цену он поднял,
Народ узнав такую новость,
Был сильно очень опечален,
Ведь водка для народа "все",
Заставить всех хотел работать,
Он тунеядцев не любил,
Как можно, так он их душил,
Он людям в штатском дал приказ,
Всех кто слоняется без дела,
И этот день не выходной,
Отлавливать для пользы дела,
И на работу отправлять,
И вот пошли те люди в штатском,
Приказ царевый исполнять,
Всех тунеядцев выявлять,
Иных ловили в ресторанах,
Других в кино они ловили,
Прервав сеанс по середине,
Ещё остановить тебя могли,
И сунув корочку в лицо,
Спросив, товарищ, кто таков?
И почему без дела ходишь,
Ты нам быстрее обоснуй,
И если нету оснований,
Ходить тебе в рабочий час,
То те проблему нарисуют,
Тебе тогда в урочный час,
И вот когда народ простой,
Он нагрузи по "не хочу",
Он взялся за верхушку власти,
Ему и это по плечу,
Сначала пощипал узбеков,
Их половину расстрелял,
Потом он взялся за "своих",
И их он тоже начал щупать,
Он зятя Брежнева к ногтю прижал,
За дочку тоже не забыл он,
Потом он пригрозил и тем,
Кто власть кормил,сил не жалея,
Он замахнулся на святое,
И в министерство по торговле,
Своих людей, он, им послал,
Потом директор гастронома,
Расстрелян был, такое дело,
Людей он вообщем не жалел,
Он думал так, для пользы дела,
Людей жалеть, пустое дело,
Страна важнее от людей,
Андропов жёстко палку гнул,
Она скрипела, все терпели,
Хотя дела его такие,
Всем так изрядно надоели,
И ныл народ, и ныла власть,
Народ привыкший воровать,
Он ничего не мог украсть,
Андропов был тому проблема,
И вездесущий КГБ.


Андропов рулит больше года,
Страна советов вся пищит,
А он все гайки зажимает,
Всем надоело то терпеть,
В стране Советов так сложилось,
Что, если тот кто у руля,
Со свитой мирно жить не будет,
Возможно и себя загубит,
Ведь свита делает царя,
Андропов этого не понял,
Его та свита отравила,
Андропов умер, и опять,
Кремль, полутемный кабинет,
Опять политбюро бухает,
Опять заставлен стол закуской,
Бухают за помин души,
Но было то, на то похоже,
Как будто праздник был у них,
Им даже старость не мешает,
Теперь всем нюхать кокаин,
Андропов деспот, умер сука,
Кричали все подняв стаканы,
Он обманул нас водки налил,
И в руки власть себе прибрал,
Теперь он мертвая скотина,
Мешать не будет нам совсем,
Он может думал он бессмертен,
А нет же, умер он таки,
Хотя немного помогли,
Ему, мы в мир иной уйти,
Опять нам надо сделать выбор,
И власть кому то нам вручить,
Но не такому как Андропов,
Хотим мы тихо дальше жить,
И что бы то не повторилось,
То что Андропов учудил,
Они взбодрившись кокаином,
Монетку начали бросать,
Кому бы власть в стране Советов,
Им наилучше передать,
И было две кандидатуры,
И был орлом в монете той,
Конечно Миша Горбачёв,
Хотя и был он слишком молод,
Что бы страною управлять,
За то известно всем что,
Молодыми легче управлять,
А решкой был в монете той,
Конечно старый вор Громыко,
Он был известный дипломат,
Ему конечно все хотели,
Бразды от власти все отдать,
Но был он, старая скотина,
И нюхал много кокаина,
Да и рулить он не хотел,
Но что же делать?
Когда сейчас такой развал,
И тут все вспомнили о Лёне,
Когда тот в кабинете спал,
Тогда они переглянулись,
На храп все чей то обернулись,
Там прямо в кресле спал Черненко,
И в спорах участи не вёл,
Храпя он мирно спал у стенки,
Ведь сильно очень он устал,
Ведь годы у него такие,
Не для того чтоб водку пить,
Употребив всего сто грамм,
Он мог и сам себя забыть,
И вот когда все там бухали,
Он выпил лишних двести грамм,
От кокаина отказался,
Сослался на здоровье он,
Потом тихонько удалился,
Сел в кресло, к стенке прислонился,
И погрузил себя он в сон,
И вот Черненко Константин,
И сам, того не зная,
Решивши он, проспаться в сласть,
Нечаянно попал он в власть,
Проснулся он под гром оваций,
Глаза уставшие открыл,
Он удивился сильно - сильно,
Что он теперь Советов царь,
И так же как пришёл он к власти,
Он так страной руководил,
Никто особо не заметил,
Что он в стране той натворил,
И было все на то похоже,
Как будто Лёня вдруг воскрес,
Вернулись времена застоя,
Никто уж никуда не лез,
Опять все пили потихоньку,
И продолжали воровать,
Черненко никуда не лез,
И свита была ним довольна,
Но очень старым был он сам,
И долго он не продержался,
Как тихо к власти он пришёл,
Так тихо с ней он и расстался,
Никто не ликовал над этим,
И свита искренне скорбела,
Что тот тихонько так ушёл,
Ведь никому он не мешал,
Он просто сам тихонько спал,
А все кто окружал его,
Все потихоньку воровали,
А он им в этом не мешал,
Вот так тихонько без эксцессов,
Прошла эпоха для Черненка,
Он был последним в этой гонке,
Кто правил той страной Советов,
И власть свою оставил он,
На Красной площи в катафалке,
Он так покинул ту страну.


Никто особо не заметил,
Черненко как покинул пост,
Народу было все равно,
Уже казалось он привык,
К тому, генсеки как менялись,
Так часто, те менялись в кресле,
Народ над этим, так шутил,
Что это все, на гонки схоже,
А транспорт гонок, катафалк,
Казалось гонки катафалков,
Обычным делом было всем,
Все были заняты собою,
Генсеки надоели всем,
Они о чем то там болтали,
О том что лучше стало жить,
И лишь продукты пропадали,
Чем "лучше жить" ставало всем,
По всей стране очередя,
Вокруг все стало дефицитом,
Как будто началась война,
Хотя в Кремле все были сыты,
И там в Кремле опять проблема,
Кого поставить у руля,
И старцы всем уж надоели,
Что бы их ставить у руля,
И вот решили молодого,
Поставить надо у руля,
И вот про Мишу Горбачёва,
Все чаще стали вспоминать,
Все так решили, молодой,
Не кровожаден он нисколько,
То пусть руководит страной,
Ему дадим мы ключ от власти,
Но те кто дал ему тот ключ,
И сами те того не знали,
Что тот развалит ту страну,
А их погрузит он в печали,
И этого они не знали,
Что он себя всего продаст,
Гадюкой он на теле будет,
Его ещё не очень скоро,
Народ советский позабудет,
И так эпоха Горбачёва,
В страну советскую пришла,
Сухой закон всем им икнется,
Он принесёт в эпоху ту.


В стране Советов перестройка,
Ней рулит Миша Горбачёв,
Решил он все в ней перестроить,
На это он пойти готов,
Все началось опять со съезда,
Он на котором объявил,
Что все он в мире перестроит,
И хватит сил ему на это,
Хрущева вспомнит добрым словом,
Мол Сталин был большой мудак,
Эпоху вспомнил он застоя,
И Брежнев для него был враг,
В скользь вспомнил он эпоху ту,
Когда Андропову хотелось,
Немного потрусить страну,
Тихонько вспомнил о Черненко,
А если честно то никак,
И каждый, к то был сильно пьющий,
Был Горбачёву личный враг,
Потом решили с Лигачевым,
Закон сухой, те объявить,
Опять на водку цену поднял,
Народу стал он злейший враг,
Всем рекламировали гласность,
Все кто хотел, о том болтал,
Горбатый, все его прозвали,
Героем анекдотов стал,
С женой он ездил по стране,
А всех и это доставало,
Потом в Америку поехал,
Про перестройку рассказал,
А втихаря он им за этим,
Страну Советов всю продал,
И начал он, страны развал,
Все начал он из далека,
Когда в Германию поехал,
В Берлине стену он разрушил,
И тем порядок весь нарушил,
Порушил мировой он строй,
Он очень много заявлял,
О том что всем жить будет лучше,
А всем казалось нагло лгал,
В стране ставало только хуже,
Он запретил в стране той пить,
С двух продавали только водку,
Народ же стал лишь больше пить,
Пить даже начали зелёнку,
В стране тотальный дефицит,
Талоны вводят повсеместно,
А он просторы бороздит,
Всех убеждая повсеместно,
Что будет все же лучше жить,
А это временно, известно,
Но гласность с перестройкой вместе,
Совсем к обратному ведут,
И это видно, всем все ясно,
А Горбачёв летает в небе,
О чем то о своём болтает,
Одно он только лишь не знает,
Что начался страны конец,
И в этом всем его заслуга,
Весь запад скажет, Горбачёв!
Какой ты Миша молодец!


И вот опять в Кремле сходняк,
И тоже мрачный кабинет,
Сидят там те же и решают,
И делать с этим что не знают,
Как уберечь страну Советов,
Не развалилась чтоб она,
Они все думали что Миша,
Их будет слушаться во всем,
А он, как та змея на теле,
Их не послушал и на грамм,
Порушил Горбачёв устои,
Которые все до него построил,
Кто был в стране той у руля,
Он замахнулся на святое,
Бороться с водкой начал он,
Народ же этого не понял,
Народу стал он злейший враг,
А если царь стал враг народу,
То всем известен тот финал,
Того царя народ и скинет,
И свита в след за ним пойдёт,
А свита вовсе не желает,
За тем царем в след уходить,
Сидят они сейчас решают,
Что сделать с Горбачёвым им,
Вот поднял руку мрачный Пуго,
Он просто так сказал - убить,
Потом всем так то объявить,
Мол сильно болен был наш Миша,
Он так внезапно заболел,
Потом не очень долго пожил,
И в мир иной он захотел,
От слов тех многим стало плохо,
У многих руки затряслись,
Забрать, чужую жизнь не просто,
Ведь время Берии прошло,
И нету больше тех спецов,
Кто мог пойти сейчас на то,
Енаев предложил другое,
Он оказался убивать,
Решил он сделать вот такое,
Когда уедет Миша в отпуск,
На дачу он в свою Форос,
Тогда решим мы свой вопрос,
Его объявим мы больным,
Об этом всей стране расскажем,
Ему же рот мы там завяжем,
И власть тем мы его обяжем,
Нам передать, а не другим,
На том они так порешили,
И Язов взял под козырёк,
Затем опять столы сомкнули,
На стол закуску положили,
Про водку тоже не забыли,
И начали в тот час бухать,
Пока бухали обсуждали,
Как будут после, жить они,
Портфели всё они делили,
И поделить всё не могли.

Пока в Кремле братва бухая,
Делила тёплые места,
У Горбачёва так случилось,
Ему и в отпуск уж пора,
Пора ему уехать к морю,
От дел серьёзных отдохнуть,
Он сам того ещё не знает,
Что решена его судьба,
Что где то в темном кабинете,
Ему написана судьба,
И рулевать страной Советов,
Ему осталось лишь чуток,
И срок его как презедента,
Окончен будет очень скоро,
И он свой след лишь тем оставит,
Что был последним рулевым,
Страны которой герб советский,
Страх всем вокруг внушал,
И вот ему досталась участь,
Страну разрушить а потом,
Баланс весь мировой порушить,
И изменить страны той строй,
Ну а пока он сам того не зная,
Пакует с Раей чемодан,
Про отдых только он мечтает,
У моря в мыслях он гуляет,
Форос его заждался там.

Вот "первый борт" в Крыму садится,
И к трапу подошло авто,
И Миша с Раей веселятся,
Когда присели те в авто,
Они все больше предвкушают,
Как будут сладко отдыхать,
И им никто никто не помешает,
От дел им надо отдохнуть,
И вот авто их мчится к морю,
Вот вот появится Форос,
А Миша с Раей веселятся,
Они раскачуют авто,
Никак немогут те дождаться,
Когда авто их привезёт,
И вот они ворота дачи,
Встречай - встречай же нас Форос,
Мы будем в море там плескаться,
И пить запретное вино,
Друг другу будем отдаваться,
Ведь то мы делали давно,
Был Миша очень занят,
На Раю не хватало сил,
Хотя она его просила,
А он постельный долг косил,
Все он пенял на перестройку,
И ускорения просил,
Теперь ему не отвертеться,
Возьмёт и Рая свой картбланш,
Весь день в кровати им валятся,
И Миша будет Раей пьян,
А если он опять закосит,
На то был создан новый план,
И план тот заключался в том,
Лишь Миша вздумает косить,
В постели долг свой выполнять,
Как Рая сразу мозг выносит,
Ей это просто исполнять,
И вот уже они внутри,
Вот распакован чемодан,
А Рая, Мишу ждёт в постели,
Она же в жизнь так воплощает,
Построенный же ею план,
Но Миша долг свой выполнять,
Спешит не сильно почему то,
Ведь у него есть тоже план,
И Рае места нет там в нём,
У Миши есть одна забота,
Страной Советов управлять,
А Раю трахать не охота,
И Мишу, Рае не понять,
Она его и так достала,
Никак не может та отстать,
Куда бы Миша не поехал,
Она за Мишей мчит хвостом,
Ему так это надоело,
И дело видите ли в том,
Про Мишу ходят анекдоты,
И Миша с Раей в них герои,
А Миша в них под каблуком,
И вот когда они у моря,
От ней он хочет отдохнуть,
А вот пока они мечтали,
Как говорится о своём,
В Кремле судьбу их порешали,
Они не ведали о том.

И вот пока Раиса с Мишей,
На даче грели свои попы,
А там в Кремле народ суровый,
Готовил им большую жопу,
Все порешили те за них,
Енаев в темном кабинете,
Уже крапал такую речь:
Мол первый в мире президент,
Одной шестой частицы суши,
Он взял внезапно заболел,
И управлять страной Советов,
Нет силы больше у него,
И потому бразды правления,
Решил он честно передать,
Тем кто сейчас радеет,
За то что бы страна Советов,
Как можно дольше прожила,
И вот был создан комитет,
И назван был ГКЧП,
Везде введён час комендантский,
Что бы все это пережить,
И все враги страны советской,
Не смели в том им помешать,
Вот пишит он такую речь,
А руки у него трясутся,
Он знает нет пути назад,
Ведь если путч их не удасться,
То им придётся попрощаться,
Не только с тем что есть сейчас,
А можно с жизнью им растаться,
И это им вселяет страх,
Ведь те решили сделать дело,
Мосты назад все сожжены,
Им только то осталось сделать,
На что решились все они,
И вот опять балет все смотрят,
А там четвёрка лебедей,
И сразу стало всем понятно,
Стране той будет все трудней,
Кода балет по всем каналам,
То значи ждите перемен,
И перемен хороших мало,
В стране той будет все сложней.

И вот балет вдруг прекратился,
На сцене все политбюро,
А у того кто все возглавил,
Уж руки трусятся давно,
Куда Енаеву подеть их,он не знает,
Им не хозяин он давно,
Казалось пальцы сами пляшут,
Живут те собственной судьбой,
Но вот набрал он воздух в груди,
И начал тут же он вещать,
Что Миша очень сильно болен,
Того глядишь вот-вот помрет,
Сейчас совсем он не способен,
Страной советов управлять,
И потому мы вот собрались,
Народ страны оповестить,
Что даже если это будет,
То мы себя не пощадим,
И кинем мы на то все силы,
Союз Советский сохраним,
Мы не дадим его разрушить,
И он останется такой,
Как завещал великий Ленин,
Идти мы будем к коммунизму,
Блюсти мы будем этот строй,
Он говорил, а сам не верил,
Своим же собственным словам,
Он так боялся, так боялся,
Тепло почувствовал в штанах,
Он до конца совсем не верил,
Во все что так произошло,
И он раскаяться согласен,
Но нет уже пути назад,
И есть сейчас одна дорога,
Идти вперёд а не назад,
Все сожжены уже мосты.

А что же Миша, где же он?
Не уж то вправду заболел,
И Рая где то с Мишей рядом,
Сидит тихонечко скорбит,
Не тут то было, он здоровый,
Сидит на даче он таков,
Лицо его не влезет в паспорт,
На столько Миша наш здоров,
Сидит на море он втыкая,
Душой и телом отдыхая,
Мозг свой совсем не напрягает,
Глядит он сам куда то в даль,
А там вдали какой то движ,
Вдали кораблики мелькают,
Они же Мишу развлекают,
Своим движением вдали,
Ему конечно невдомек,
Что эти корабли вдали,
Сейчас историю творят,
Хотя на первый взгляд,
Ещё не видно нечего,
Те просто в море копошатся,
Тем заставляя умилятся,
И тем любуют Мишин взгляд,
Не мог подумать бедный Миша,
Что отдыху его конец,
А с ним конец стране Советов,
И он последний президент,
Страны которая исчезнет.

И вот пока Михей втыкал,
И мысли душу его грели,
К нему охранник прихилял,
С лицом как мрамор белым-белым,
Не знал верзила как сказать,
Что Мише создали проблему,
И что теперь в Кремле не он,
Делами будет заправлять,
И то что он теперь не царь,
Одной шестой частицы мира,
Но вот верзила наш собрался,
Похлопал Мишу по плечу,
Михей изрядно испугался,
Тихонько наложив в штаны,
Ещё не видел он такого,
Охрану с пуганым лицом,
Из за количества извилин,
Он думал страх им не знаком,
И что случится должно было,
Чтобы охрану напугать,
И так вот напугать верзилу,
Что тот двух слов не мог связать,
Сначала мысль вдруг пролетела,
В стане случился катаклизм,
Опять чего то там взорвалось,
А может все перепились,
И в пьяном водочном угаре,
Был совершён переворот,
Был не далёк от правды он,
Не знал он только одного,
Что он сейчас стоит у края,
И он последний президент,
Страны, которая пугала,
Весь мир, как раз на тот момент,
Ведь весь Союз перед развалом,
Напоминал котёл кипящий,
В нем все бурлило и вскипало,
Народ куда то все несло,
Одни хотели свежей власти,
Другим, все было все равно,
А третьи, выждали момент,
Тихонько стали отделяться,
Удобный выбрали момент,
Страна трещала и скрипела,
Казалось лопалась по швам,
И все винили Горбачёва,
За созданный в стране бедлам,
Хотя был Миша не причём,
Страна советов старой стала,
Она же всех и так достала,
Ей нужен был переворот.

Охранник путаясь в словах,
Поведал Мише Горбачёву,
Что он на сей момент,
Уже почти не президент,
А корабли на горизонте,
Ни что иное как блокада,
И у ворот же ихней дачи,
Стоит уж из солдат осада,
Нельзя покинуть им пределы,
На даче им теперь сидеть,
И ждать какой нибудь развязки,
То Мише показалось сказкой,
Тот бред что нёс сейчас охранник,
Он не дослушал до конца,
С шезлонга тут же подорвался,
И к телефонам побежал,
В его башке крутились мысли,
Куда сейчас ему звонить,
И что вообще, что надо делать,
Ведь так могут и замочить,
И вот они пять телефонов,
Какую трубку же поднять,
И мысль такая в Кремль звонить,
Сказать им всем: что обалдели!?
И что попутали царя?
Но тишина раздалась в трубке,
И он опять согрел штаны,
Не знает он что с этим делать,
Совета просит у жены,
А Рая тоже паникует,
Сама не знает что сказать,
"Твою же мать!" Она сказала,
И больше нечего сказать,
И вот сидят они и ждут,
Что будет с ни ми те не знают,
Охрана по двору блуждает,
Ей надо что то охранять,
Хотя кто-кто, а эти знают,
Что если будут штурмовать,
Они как снег весной растают,
Пройдёт всего минуток пять,
И так всё тянутся часы,
Нависло скорбное молчание,
Уже никто не пречитает,
Все ждут своей судьбы.

А что в Москве?Там не спокойно,
Народ в Москве давно бурлит,
Эпоха новая грядёт,
И Боря Ельцин ней рулит,
Ему изрядно надоело,
Быть среди публики шутом,
Пора и Боре становится,
В России новой той царем,
И вот он в руку взял стакан,
Налил туда с бутылки водку,
И махом тот стакан в себя,
Залил в свою стальную глотку,
Потом немного подождав,
Стакан он следующий закинул,
И так стакан он за стакан,
Он пару литров водки выпил,
Теперь и море по колено,
Ему и горы по плече,
Его лицо как уголь красно,
Не испугать его не чем,
Затем он позвонил на Киев,
Спросил как там идут дела,
А там ответили, нормально,
Горилка ведь у них была,
А дальше Минск и все такое,
Ташкент, Тбилиси, Казахстан,
И все республики советов,
Потом наш Боря обзвонил,
И всем им предложил свободу,
И все уездные князьки сказали,
Руки потирая: что их уже,
Давно достали, в Москве,
Та пара - Миша с Раей,
И им так хочется свободы,
Самим царями тоже стать,
Свои возглавить им народы,
И государством управлять,
На том они и порешили,
Союз советский развалили,
Решили все отдельно жить.

А что же там в Кремле творится?
И где же Миша Горбачёв?
В Кремле уж всем давно не спится,
Везде творится там бедлам,
Енаев пьёт, трясутся руки,
В руке не держится стакан,
Он понял ноша не посильна,
Какую взял он на себя,
Теперь лишь пить ему осталось,
Сидит он молча у окна,
А за окном несутся толпы,
И танки там везде стоят,
И духу вовсе не хватает,
Отдать приказ в толпу стрелять,
А за спиною ходит Пуго,
И он советует стрелять,
Иначе эта вот толпа ,
Их разорвёт как Тузик тряпку,
Иного нет у них пути,
Но духа все же не хватило,
И завершён переворот,
Уже на танке ездит Ельцин,
ГКЧП конец пришёл,
Уже и Мишу Горбачёва ,
На самолете привезли,
Он оказался жив, здоровый,
Его в порядок превели,
А после, всем вдруг объявили,
Страны советов больше нет,
Пропало вовсе государство,
Пугавшее всех много лет,
Вот так Союз Советский ,
Пропал как днём туман,
Был он рождён весь на обмане,
Из за него же он пропал.
 
P.S. Союз пропал но та зараза,
Ещё живёт в умах людей,
Она всплывает раз за разом,
И будоражит ум людей,
Мол было очень хорошо,
И люди были там добрее,
Была и водка и вино,
И колбаса, хлеб - шесть копеек,
Лишь те, не помнят лагеря,
Везде армейские порядки,
И за свободные повадки,
Мог оказаться в лагерях,
Народ плохое редко попомнит,
Им многим сладок рабский строй,
Рабу не надо много думать,
Ему ,поесть, поспать, и в бой,
Привык раб думать жопой,



















































































































.





















.






 




Продолжение следует)