Быть не красивым - грех...

 Как только затих дребезжащий звонок, Некрасивов поднялся со стула и покачиваясь, пошел открывать двери. Сухощавый и очень энергичный человек, не здороваясь, прошмыгнул мимо хозяина в квартиру и, быстро поворачивая из стороны в сторону аккуратной бородкой, напоминающей уздечку на молодой лошади, мелодично заржал:
            Дас-с-с... А Некрасивов где? -, недоумевая, осмотрел с головы до ног Валентина. А ты кто такой?
            - Твой двоюродный брат Валентин Некрасивов, которому ты сейчас же должен выделить на бутылку спирта, а не то он вынужден будет сняться с якоря и на всегда покинуть родимое побережье.
            - Мать моя женщина! Опух то как! - воскликнул Николай и обнял брата.
            - Давно пьешь-то? - И, покосившись на кухню, заваленную пустыми бутылками, болезненно выдохнул: - С ума сошёл, Валька.
            - Полтора уже будет.
            - Месяца что ли?
            - Года, дурачок. Давай деньги.
            - Водку-то я привез, да вот, видя тебя такого... - он замолчал и стал выставлять из сумки на очень грязный стол очень красивые бутылки и консервные банки с черной и красной икрой и какие-то прозрачные упаковки со снедью.
            - Значит, как выпустил книгу, до сих пор обмываешь её? Молоток! Ничего не скажешь, если с якоря ещё не снялся... В общем, бросай-ка ты все на хрен и во Владик со мной... В Союз меня приняли, мастерскую дали пятьдесят шесть квадратов, а нам и их хватит. Я ведь сердцем почувствовал, что тебе плохо. А тут  как раз две 
работы мои купили американцы. Вот я и здесь.
            - Налей сперва, а потом хоть в космос,  хотя наверняка, и там нет ничего хорошего.
  Николай открыл фигурную бутылку и её золотистое содержимое забулькало в эмалированные кружки.
            - Водка же есть, ее и наливай. А эту французию только от жары пить.
            - Было бы сказано, - улыбнулся Николай и освободил кружки. А я во Владике писателей читинских видел: Бабайкина с Красноперовым. Два мэтра из Москвы с ними: Топорылов с Гайдыкиным. Материалы принесли в "Рыбак Приморья"  Не знают тебя, ваши-то. Так, говорят, знакомы по некоторым публикациям.
            - И хорошо, что не знают. Как только это случится, сразу возненавидят. Обязательно ботинки мои не понравятся или шрам под глазом. Один раз 
с похмелюге сложился на бутылку с двумя мужиками незнакомыми. Купили и раскатили её прямо у магазина. Хорошо стало. Кстати, ты наливай еще,братка.
             - Как скажешь. Рассказывай, я слушаю.
             - Ну и нашло на меня... Давай я им читать стихи. Один и говорит, "Врёшь, сволочь, что сам написал. Я эти стихи уже слышал где-то". А тут подходит
соседка и вручает мне стольник, который занимала. На все сто берем водки и - ко мне, где я и подарил им по книжки. Они мне и признались, что я совсем не похож на писателя, что у магазина они едва удержались, чтобы не надавать мне по морде. С тех пор и сделались друзьями.
             - А причем здесь писатели, если твоими друзьями стали бухарики?
             - Да при том, что писатели, как обычно пишут о них, вышли из народа.
Только заходить в него уже не желают. А по скольку я и не выходил из этого народа, что у меня может быть с ними общего, когда они по вдохновению признаются:
"Друг другу мы тайно враждебны" Помнишь у Блока? То уже к не друзьям, которые тоже пишут, и подавну не могут быть любезны. По Блоку выходит, что писатель писателю тайный враг. Смело и правдиво, по этому живо и вечно. Это не теоретические изыски вокруг творчества Пушкина, когда, кто не может сам что  либо
создать, пишет о том, что создал гений. И кормится этим.
             - Согласен, что культ Пушкина приносит не малый вред, потому что сам Пушкин сделался темой для писателей, которые по сути, никакие не писатели.Ими в
стократ больше написано о нем, чем написано самим Пушкиным, и, конечно же ничего ценного не сказано и не открыто. Может ли гений не сказать о себе сам, когда говорит о вещах, совершенно неведомых другим людям? Но когда эти люди начинают говорить о нем, или поучать, как нужно понимать сказанное им, тогда и создаются стереотипы общественного сознания, которые не могут не влиять на объективность индивидуальной мысли, не говоря уже о свободе абстрактного и ассоциативного мышления. Поэтому не удивительно, что невежество возрастает: Не ты ли уже как-то писал:
            ...Схвачу я славу, как дурак
                Жар-Птицу
            Схватил за хвост, чтоб сотворить добро...
            Мне так она нужна,
                чтоб сделать пиццу
            И на помойку выбросить перо.

За что же ты её, славу-то? Разве плохо быть славным, хорошим, значит? Ни это ли "добро" сотворили и с Христом? Не потому ли наш мир ассоциируется с помойкой, где
Кровь Иисуса Христа представляется пером этой  птицы, которая есть Слава.
            - Хватит, Коля. Мне ведь и так нехорошо, - возбужденно заговорил Валентин и, схватив бутылку налил в кружки.
            - А что касается невежества, среди которого нельзя не деградировать, как личность, ты абсолютно прав.
            - Разве я говорил эту чушь? Во первых, прежде, чем деградировать как
личность, ей необходимо стать, а во вторых тебе хочется оправдаться и представить себя жертвой чванливого общества, что ты и делаешь:
            
            Врач запрещает черной тушью
            Писать стихи. Велит покой.
            Но как удавка равнодушье
            Толпы безглазой и глухой
            Висит над самою кроватью.

  Это ли не обличает тебя? А то, что ты говоришь о писателях: "Узнают и возненавидят," - вроде как Иисуса Христа, возненавидели и распяли - откровенная ложь! Во-первых, ты не тот, кем хочешь быть, а следовательно - и возлюбить тебя не за что, а во -вторых, твой образ жизни вполне соответствует твоему духовному здоровью, какое имеешь. А вот если действительно хочешь стать лучше, чем ты есть, необходимо осознать собственное ничтожество и обратиться к дающему покаяние. И вознесет тебя над этим невежеством.
             - А что же ты не бросишь холсты и не уйдешь в монастырь?
             - Зачем? Разве Бог не обитает "среди своих дивных творений" как сказал один из ваших читинских писателей. Мир и есть пустыня для Монаха, ибо на чем нет истины, там и пусто. Для всякого человека, не говорю - монаха, пустыня
эта когда-нибудь кончится, а вот войдет ли он в земли обетованные, обещанные Богом, это будет зависеть от того, как он искал их. Если живя в этой пустыне, я не найду ничего пустого, то и получу, что нашел, однако же знаем, что время этого проходящего мира определено на часах вечности, по истечение которого и явится Бог, как написано: "Как тать ночью"
              - Что же ты предлагаешь?
              - Ничего ровным счетом. Но Тот, который имеет это сокровище, Тот и предлагает его. А вот что такое сокровище - это уже вопрос для каждого индивидуальный.
              - А для тебя, что является этим сокровищем?
              - Конечно же всепобеждающий дух веры в Того, кто даёт мудрость, которой познается Истина
              - Или диалектика от проходящего к вечности? Бред мечтателей и бездельников, как сказал бы советский классик.
              - Пока бытуют понятия о каких либо диалектиках, будет отсутствовать истина, ибо сколько диалектик, столько и понятий, а Истина одна, понятие которой - Бог. Поэтому всякая наука, основана не на камне, о котором написано "Сделался главою угла" представляет ничто иное, как диалектику вражды с Богом. Не потому ли написано"Кто не со мной, тот против меня" Хотя всякая диалектика имеет вид мудрости и добра. Если я перефразирую библейский текст и скажу "В начале была истина" то скажу правду потому, что она была прежде мира, то есть нашего дома, в котором передрались все домочадцы и при содействие существующих диалектик уничтожают друг друга, ибо всякая методика, диалектика, и все, что можно назвать совокупностью действующих наук, не есть истина, начиная от методики гуманитарных наук и диалектики эстетического воспитания молодежи до диалектики научного коммунизма и ядерной физики.
           - Погоди-и-и! Дай вместить. И вообще с тобой ли я общаюсь? Давно ли ты находился в такой же дыре, что и я? Неужели так близко от бутылки со спиртом и последующего за ней маразма, до только что услышанных мною доктрин.
           - А почему это должно быть далеким, если все, что я сказал, является теми знаниями, которые отвергла наибольшая часть человечества, и представленные ему две тысячи лет назад в лице Иисуса Христа. И теперь куда ни погляди, невозможно не увидеть отверженную истину и возлюбившую человечеством диалектику самоуничтожения. Это ассоциируется с тем, что Понтий Пилат сказал этому человечеству "КОГО ХОТИТЕ ЧТОБЫ Я ОПУСТИЛ ВАМ: "ВАРАВВУ ИЛИ ИИСУСА НАЗЫВАЕМОГО ХРИСТОМ" Этот выбор до ныне стоит перед каждым индивидуально, и время этого выбора истекает. А пока человекоубийца Варавва, который есть прообраз смерти живет в этом народе, отверженная Жизнь находится в поругании. Всякая диалектика есть смерть, которую несет Варавва, чему и свидетельствуют прошедшие и начинающиеся войны, хиросимы, чернобыли и конечно же узаконенные убийства в виде абортов. Разве не считает человечество великими достижениями то, что есть ничто иное, как безумие.
              - Погоди, не нагружай - давай выпьем.
              - Стоп. Если есть чувство меры у человека, то оно проявляется не только в творчестве, но и в том, сколько он спит, ест и, конечно же сколько потребляет алкоголя. Поэтому ты уже потерял чур, как выразилась бы твоя покойная бабушка.
              - Ладно, поучи. Мне ведь и правда крыть нечем, хотя ты и говоришь обидные вещи. А потом гляжу на тебя и все больше убеждаюсь, что ты по настоящему красив, что и свидетельствует, как ты выразился "соответствует духовному здоровью"
              - О! Да, ты уже что-то вместил, Валентин Некрасивов. А ведь и в самом деле, быть некрасивым - Грех! Ибо кого Бог сотворил некрасивым? Если я стану показывать пальцем на косых и горбатых, то обязательно буду иметь доказательства от Бога, что все они необыкновенно прекрасны. Мне это представляется так же как гадкий утенок превратился вдруг в прекрасного лебедя.
Поэтому это не сказка для детей, а притча для взрослых.
               - Значит все, что есть истинное сокровище, исходит от единого Бога?
               - Да, ибо начальник жизни ни кто иной, как Он.
               - Фу-у-у! Слово-то какое - начальник - брезгливо заметил Валентин - Господин, Владыка, как угодно, но начальник...
               - А что в нем плохого? Начальник жизни  означает НАЧАЛО ЖИЗНИ.
Разве мало слов утративших свое первоначальное значение? Например "любовь", о которой написано, что она есть Бог. Разве не является это свидетельством об извращении истины-правды, которую не без содействия диалектики разделили на тысячи правд: коммунистическая "правда" воровская, советская, фашистская, ... То
же произошло и с культурой - советская, российская, восточная, западная...
То же самое произошло и с единством веры: православная, католическая, протестантская и тысячи больших и малых конфессии и, у всех своя правда и своя культура. Все это перед лицом Истины разлагается и воняет дохлятиной, ибо истина есть Бог, а Он есть Жизнь, а все, что вне истины - смерть и пагуба.
           - А не попал ли ты в судьи? Не лежит ли в основе сказанного тобой какая-нибудь новая диалектика, которая, как ты утверждаешь не есть истина?
           - Нет, ибо, как я уже говорил, все сказанное мной, утверждалось две тысячи лет назад и так же не принималось и искажалось. Ибо и сегодня враги истины те же. Да и Бог ни такой Судья и никакой не палач, каким его представляют и понимают те, кто желая того или не желая занял его место. Поэтому и поют "Бог тебя накажет если я прощу" Бог есть Любовь, о которой написано "ЛЮБОВЬ ДОЛГОТЕРПИТ, МИЛОСЕРДСТВУЕТ, ЛЮБОВЬ НЕ ЗАВИДУЕТ, ЛЮБОВЬ НЕ ПРЕВОЗНОСИТСЯ, НЕ ГОРДИТСЯ, НЕ БЕСЧИНСТВУЕТ, НЕ ИЩЕТ СВОЕГО, НЕ РАЗДРАЖАЕТСЯ, НЕ МЫСЛИТ ЗЛА, НЕ РАДУЕТСЯ НЕПРАВДЕ, А СОРАДУЕТСЯ ИСТИНЕ" Таков Божий Суд, и чтобы быть им судимым, нужно так жить. Но если жить так, как живут ненавидящие истину, значит быть судимым этой ненавистью, а не любовью. Поэтому и "СОРАДУЕТСЯ ИСТИНЕ", когда всякий мудрец обратится от диалектики к истине то есть от зла к добру.
               - Погоди. Пожалуй надо оставить это разговор на завтра, а сейчас надо выпить, отоспаться и попробовать переварить, все услышанное сегодня.