Удивительные приключения Билла Грэлли. 9 глава

В трапезной граф восседает
Перед дубовым столом,
Мяса кусок поедает
Он, запивая вином
Из позолоченной чарки.
Им уж слегка опьянен.
Бегают рядом овчарки,
То же едят, что и он.
Хэй стоит сзади, готовый
В нужный момент услужить,
Вынужден каждое слово
Слухом прилежным ловить.
Чавкает граф и рыгает.
«Жадные вы дураки», –
Ласково псов он ругает,
Что не поделят куски.
С этой породистой сворой
Он за едою привык
Нежно вести разговоры,
Зная собачий язык.
Вот он с колена рукою
Псиную морду убрал,
Чаркою стукнул пустою
Громко о стол и сказал:
«Ну-ка еще, Хэй, давай-ка,
Только другое вино
В чарочку мне наливай-ка –
Это совсем не пьяно,
Или я счастлив так сильно,
Что меня хмель не берет».
Пьяно и глупо-умильно
Грязный осклабил он рот:
Как-то не верится даже,
Что миновала меня
Страшная участь. Ведь я же,
Не было даже и дня,
Чтобы не думал, как будут
Каты меня потрошить
Всем на забаву. Как будто
Заново начал я жить.
Все же беда пронеслася
Мимо ужасная та.
Да и к тому же сбылася
Дивная эта мечта –
Золото то, что за дочкой
Дал ее щедрый отец,
После большой проволочки
Стало моим наконец.
Больше не надо отныне
Мне домогаться ее.
Долгое злое унынье
Кончилось нынче мое.
Стали сдавать уже нервы –
Вот до чего довела.
Но хороша все же стерва.
Если б согласье дала,
То все равно бы женился
Я и сейчас бы на ней.
Даже едва не влюбился
В эту мегеру я, Хэй.
Впрочем, ничуть не жалею,
Что я на ней не женюсь.
Пусть она всех и милее,
Все же в нее не влюблюсь.
Да, она очень красива,
Но ведь при этом она
Столь же строптива, спесива,
Злобна и так холодна,
Что никакого уж толку
Нету в ее красоте.
С нею расстройство и только.
Нет уж, милее мне те,
Что не настолько прекрасны,
Как эта стерва, зато
Так они ласковы, страстны,
Так многоопытны, что
Столько дают они счастья,
Сколько не даст никогда
Без зажигающей страсти
Даже ее красота.
Завтра увижу, как сдержит
Слово принцесса свое.
Если себя не прирежет,
То на базаре ее
За крепостную я выдам.
Дорого очень отдам.
Кстати, под этим же видом
Я и служанку продам».
Вдруг он за голову взялся,
Сразу же весь помрачнев,
С кресла слегка приподнялся.
После, расстроенный, сев,
Он произносит со стоном:
«Но на войну я пойду
Только с Ганоленом Гроном –
Я ж без него пропаду…
Слушай приказ мой: как можно,
Хэй, поскорее спеши
Ты в наш застенок острожный
И палачам прикажи
Больше его не касаться.
Лекарю после приказ
Ты передай им заняться.
Очень суров мой наказ:
Пусть все уменье приложит,
Пусть совершит волшебство.
Если поставить не сможет
На ноги к утру его,
Тоже казнен завтра будет
Вместе с монахом вдвоем.
Пусть до утра не забудет
Он о наказе моем.

Хэй возвратился понурым.
«Ну, – говорит Иоганн,
Став еще более хмурым, –
Как мой несчастный друган?
Если в большой он обиде,
Золото я ему дам!»
«Нет, вы теперь заплатите
Лучше своим палачам
За их большое усердье, –
Хэй произнес, – а ему
Это не нужно – со смертью
Золото всем ни к чему».
«Как, неужели дал дуба? –
В горькой досаде скривил
Граф задрожавшие губы. –
Как, но всегда же он был
Сильным таким и живучим,
Что выживал иногда,
Гибель его неминучей
Даже казалась когда.
Что очень сделать хотели,
Но не сумели мечи,
То очень просто сумели
Сделать мои палачи».
Даже привстал он от вздоха:
«Что же я, ох, натворил!
Как же я все-таки плохо
С другом своим поступил!
Ох, моей жизни превратность.
Вновь я наказан судьбой.
Все эта жадность, все жадность!
Что же мне делать с собой,
С этой проклятой идеей
Все богатеть, богатеть?
Просто собой не владею –
Так хочу больше иметь».
Граф произносит в унынье:
«Он мой единственный друг…
Как одинок я отныне
В мире, где псы лишь вокруг.
Ах, какой это был воин!
Самых восторженных слов
Грон за заслуги достоин.
Ох, как рубил он врагов!
Силищи был он ужасной,
Трусить в бою не умел,
Да и к тому же прекрасно
Разным оружьем владел.
Но был гораздо страшнее
Он для врагов головой –
Силы его был ценнее
Ум его очень большой.
Ведь в изощреньях военных
Очень он был искушен –
В деле военном бесценных
Хитростей знал миллион.
Он из любых окружений,
Самых безвыходных, мог
Выход найти. Поражений
Многих избегнуть помог
Нам и от гибели верной
С вами меня уберег.
Я же его непомерной
Муке смертельной обрек.
Рыцарем Грон был сильнейшим –
В мире таких не сыскать.
Был и провидцем мудрейшим –
Мог все вперед угадать.
Так, например, он старался
Очень меня убедить,
Чтоб убивать отказался
Воинов, что отравить
Вам я велел и которым
В пищу вы всыпали яд,
Всех извели страшным мором.
Их не воротишь назад.
Видишь, теперь стало ясно,
Что это было все зря,
Все это было напрасно.
Честно уж коль говоря,
Дал я, конечно же, маху.
Но почему? Отчего?
Все от излишнего страху.
Без истребленья того
Лучше бы я обошелся.
Даже бы если средь них
Пусть и предатель нашелся,
Это последствий плохих
Уж все равно б не имело.
Я же зато на войну
С ними поехал бы смело.
Маху я дал, ну и ну…
Да, с новобранцами туго
Будет мне в этой войне,
А без надежного друга
Будет труднее вдвойне.
Рыцарем Грон был сильнейшим –
В мире таких не сыскать,
Был и провидцем мудрейшим –
Мог все вперед угадать.
Лишь изменила однажды
Эта способность ему,
А потому, что не каждый
Равен умом моему.
Он не сумел догадаться,
Что, отравивши солдат,
Я захочу допытаться
Где он припрятал свой клад,
Часть затаенной поживы.
Стал дознаваться б, когда
Были солдаты те живы,
Он бы поднял без труда
Против меня всю дружину:
Ей бы едва лишь открыл
Замысел мой, то пружину
Страшную б он раскрутил.
Но я на время желанье
Это в себе затаил,
Начал тогда лишь дознанье
Всех их когда отравил.
Вас лишь живыми оставил,
Слуг моих преданных и
Тех к праотцам не отправил,
Мне показания чьи
Грона вину подтвердили.
После допроса все дни
В карцере спрятаны были
Мною нарочно они,
Чтоб не имели возможность
То, что не надо сболтнуть:
Я соблюдал осторожность,
Очень боясь подтолкнуть
Грона к ответному шагу –
Надо мне было не дать
Другу мою же ватагу
Мне на погибель поднять.
После они пригодились
Мне для допроса его.
Но все равно не добились
Мы от него ничего.
Ох, как обидно, обидно!
Горечь узнал я потерь.
Даже немного мне стыдно,
Честное слово, поверь.
Больше, однако, досадно.
Я одинок ныне, Хэй.
Как одинок! Ну да ладно,
Ну-ка, еще мне налей».

Долго тогда рассветало,
Долго все было темно.
Страшное утро настало.
Выдалось хмурым оно.
Но, несмотря на погоду,
В замковом тесном дворе
Много собралось народу.
Был здесь уже на заре
Помост дощатый построен,
Адский на нем механизм
Был палачами устроен.
Лишь изощренный садизм
Может придумать такое.
Даже не стану писать
Было устройство какое:
Право, вам лучше не знать.
Каты еще продолжали
Что-то с ним делать. Причем
Действия все совершали
В важном молчанье таком,
С видом таким деловитым,
Словно желали внушить
Этим своим они видом
То, что не может и быть
Дела другого важнее.
Видя занятие их,
Кто становился мрачнее,
Кто, цепенея, затих.
Многие, правда, зевали,
Но потому только, что
Очень всех рано подняли,
Но не от скуки. Никто
Здесь быть не мог равнодушным:
Каждый, в толпе кто стоял,
Низменной страсти послушный,
Казнь с нетерпением ждал.
Воины были с щитами,
В латах и шлемах, и пик
Лес был над их головами.
Люди стояли впритык.
Башни и стены над ними
Высились грозно в тени
Дымчатых туч, и такими
Были большими они,
Что можно было строенья
Эти за скалы принять.
Мрачный их вид настроенье
Вряд ли кому мог поднять.
В утреннем свете блестели
Холодно латы бойцов,
Соприкасаясь, звенели
В гуле мужских голосов.

В самой близи к эшафоту
Гордо, как требует сан,
Но, подавляя зевоту,
В кресле сидит Иоганн.
Жуткое зрелище тоже
Тот с нетерпением ждет,
С каждой минутой все строже
На палачей он орет,
Чтоб с подготовкой последней
Поторопились они,
Что, мол, они до обедни
Этак не кончат возни.
Взор его ясный жестокий
С диким весельем глядит.
Пояс, волнуясь, широкий
Пальцами он теребит.

Вот наконец все дождались –
К казни готов эшафот.
Крики повсюду раздались,
Дикие крики и вот,
Знак Иоганн подавая,
Резко рукою махнул.
Сразу затем, покрывая
В шум превратившийся гул
Грянули сверху фанфары,
Громом ударили ввысь
И в барабаны удары
С грохотом в рев их вплелись.
Были в таком состоянье
Духа в ужасный тот миг
Люди, что это звучанье,
Словно чудовищный рык,
Сильно всех вдруг поразило.
Даже, хотя и самим
Вовсе ничто не грозило,
Сделалось боязно им.
Сразу же все замолчали.
Вопли фанфарные и
Бой барабанный звучали,
Словно посланье несли
Прямо с того они света,
Ясно напомнив иным,
Жутко насколько есть это,
Видеть что хочется им.
Вдруг тишина наступила –
Смолкло вдруг все в вышине.
Слышно едва только было
Звяканье лат в тишине.
Долго она не продлилась –
Музыки адской волна
Снова над замком разлилась.
Смолкла едва лишь она,
Стала толпа расступаться:
В ногу шагая, вели
Стражники Билла, дождаться
Все кого так не могли.
Бледный, худой, оробелый,
Шел впереди он солдат.
Был в мешковатой он белой
Чистой сорочке до пят.
Глаз с него люди не сводят.
Вот к эшафоту его
Воины скоро подводят.
Будто лишь ждали того,
Вновь барабанщики стали
Грозною дробью стучать,
Но трубачи пожелали,
Видно, нарочно молчать.
Дробь лишь одна грохотала
Все учащенней, сильней.
Многим от этого стало
Даже намного страшней.

Ужасом диким объятый
Билл перед лестницей стал.
Стали за ним и солдаты.
Кверху глаза он поднял.
Видит он – каты, и ростом
Кажутся те велики,
Ибо стоят над помостом,
Вряд ли хотя высоки.
Билла они поджидают
В красных больших колпаках.
Видом одним уж внушают
Душу сжимающий страх.
Жадно они подзывают:
«Ну-ка, давай-ка, сынок».
Сами при этом кивают
Биллу на страшный станок.
В прорезях, зло ухмыляясь,
Смотрят глаза палачей.
Каты глядят, забавляясь,
Ужасом жертвы своей.
Кажется Биллу, что в жилах
Кровь его начала стыть.
Смотрит на них и не в силах
Дальше и шага ступить.
Взял себя все-таки в руки,
Стал по ступеням всходить.
Видит он пилы и крюки –
Все, чтоб ему причинить
Самые страшные муки,
Чтобы их дольше продлить.
Твердо герой наш решает
Вытерпеть все, не кричать:
Зрителей он не желает
Криком своим забавлять.
Вот на помост он поднялся,
Шаг еще сделал и сам
С видом спокойным отдался
В руки своим палачам.
Вновь барабаны грохочут,
Вынудив всех замереть.
Билл одного теперь хочет –
Лишь поскорей умереть.
Кат говорит один: «Знаешь,
Парень, а ты молодец –
Смело, однако, встречаешь
Свой неудачный конец.
Так умирает не каждый».
Билл повернул чуть язык:
«Я умирал не однажды,
Так что, пожалуй, привык».
Казнь начинать разрешенье
Каты спросили, но, встав
С кресла, в большом изумленье,
Шел торопливо к ним граф.
Прямо он к Биллу подходит,
Хочет сказать что-то, но,
Будто бы слов не находит –
Столь изумленье сильно.
«Как, это ты?! Неужели?! –
Он наконец произнес. –
Это же мастер Билл Грэлли!
Вот кого черт к нам принес!
Вот так, приятель, и встреча.
Как же тогда, в первый день,
Не был ты мною замечен?
Ну, я, однако, и пень.
Ясно все сразу бы стало
Есть ты монах или кто?
Что же тогда помешало?
Что помешало мне? Что?

(Если читатель тоже затрудняется ответить на вопрос, что помешало Иоганну узнать Билла Грэлли, когда тот, ожидая своей участи, лежал в повозке с приданым принцессы, то мы предлагаем еще раз внимательно прочитать конец шестой главы).

Значит, с принцессою снова
Спутался ты, сукин сын!
Все-таки что же такого
Есть в тебе, что ты один
Нравишься ей?! Непонятно.
Было бы, скажем, твое
Происхождение знатно,
Как, например, вот мое.
Был бы ты, скажем, высоким,
Мощным таким бы, как я –
Женщинам нравятся многим
Рост и фигура моя.
Или ты был бы богатым,
Замок, как мой бы имел,
Или подобно раскатам
Грозной стихии гремел
Гром твоей славы бы ратной –
Ну, например, как моей,
Было б тогда мне понятно,
Чем ты понравился ей.
Но ты настолько обычен.
Правда, ты мастер зато,
Правда, ты чуть симпатичен,
Но неужели за то
Можно влюбиться в плебея,
Сильно его полюбить?!
Надо осла быть глупее,
Чтобы такое счудить»
Билл возразил: «Показала,
Что даже очень умна
Тем, что тебе отказала
В чувствах ответных она».
Граф его, было, собрался
Сильно хватить кулаком.
Все-таки он удержался,
Вовремя вспомнив о том,
Как в ситуации сходной
Метко тот плюнул в него,
Больше ему не свободный
Сделать в ответ ничего.
Он ограничился только
Тем, что подумал о том,
Через минуту ждет сколько
Мук его, страшных причем.
Вот уж когда поубудет
Норова этого в нем –
Сразу про дерзость забудет,
Будет орать лишь дуром.
Зло Иоганн рассмеялся:
«Что до принцессы, ей-ей,
Я лишь доволен остался,
Что не женился на ней.
Да и на ком там жениться?
Сам меня Бог уберег –
С этой стервозной блудницей
Все-таки жить не обрек.
Что лишь годна на продажу,
Мне не нужна как жена,
Как и наложница даже
После тебя не нужна.
А вот она пожалеет,
Что обошлась так со мной.
Но уж вернуть не сумеет,
Что ей давалось судьбой…
Как ты, однако, спокоен.
Знать благодарен судьбе,
Ибо чего ты достоин,
Я обеспечил тебе.
Ну, ты теперь убедился,
Что от меня не уйти?
Как ты спастись ни стремился,
Смог ли себя ты спасти?
Если решил я подвергнуть
Каре кого-нибудь, то,
Кары ему не избегнуть,
Как не избегнул никто.
Даже само Провиденье,
Видишь, тебя привело
Прямо сюда, чтобы мщенье,
Все же свершиться могло.
Разве другая примета
В этот ответственный час,
Может быть лучше, чем эта
Перед походом для нас?
Снова мне Бог помогает,
Снова удача со мной.
Каждый пускай это знает,
Смело идя в смертный бой!» –
К воинам он обернулся,
И над толпою лес пик
Сразу же весь колыхнулся,
Грянул воинственный рык.
К Биллу он вновь обратился:
«Вот так и встреча, а ты
Мало совсем изменился –
Не было лишь бороды.
Все ж у тебя остальное
Было таким и тогда.
Думал неузнанным мною
Будешь, коль есть борода?
Я же узнал тебя сразу.
Уж позабыл бы кого,
Но не тебя лишь, заразу,
Кто мне противней всего.
Ладно, кончать не пора ли?
Прежде же, чем умереть,
Ты на любимую кралю
Можешь еще посмотреть.
В башне она этой – видишь?
Уж напоследок взгляни.
Ведь, не простившись, обидишь.
Как-нибудь ей объясни,
Что, мол, окончены шашни», –
И на одно из окон
Главной, большой самой башни,
Граф указал Биллу: «Вон».
Он перед ним специально
Сделать велел эшафот,
Зная, что этим морально
Вовсе принцессу убьет,
Что она будет ужасно
В диком безумье кричать,
Видя, как станет несчастный
Милый ее умирать.
Как изощренный убийца
Очень он этого ждал.
Узкую прорезь бойницы
Только Билл там увидал.
Он постарался всмотреться:
Нет, не под силу глазам,
Но подсказало вдруг сердце
То, что любимая там.
Взглядом он с нею прощался,
Выглядеть бодрым хотел –
Очень крепился, старался,
Но в этот миг не сумел.
Граф рассмеялся злорадно.
Кончил когда хохотать,
Громко сказал он; «Ну ладно,
Надо бы уж начинать».
Медленным пристальным взглядом
Он механизм осмотрел
И ожидающим катам
Голосом строгим велел:
«Главное помните оба –
Должен он долго страдать,
Все удовольствие чтобы
Это успеть испытать».

В страшный момент Изабелла,
С милым прощаясь своим,
Взглядом таким же глядела,
С ней он прощался каким.
Кровь в ее жилах застыла,
Плакать она не могла,
Глядя поскольку на Билла,
В шоке почти уж была.
Дрожь ее мелкая била.
Дух затаила она.
Сильно в испуге схватила
Прутья решетки окна.
Тут же и Бэрта стояла,
Тоже смотрела в окно.
Голос она услыхала.
Голос принцессы был, но
Бэрта его не узнала –
Был он каким-то другим.
Вот, что принцесса сказала:
«Боже, как я перед ним,
Как перед ним виновата!
Из-за меня он умрет.
Будь же я трижды проклята!
Из-за меня его, вот,
Будут кромсать злые каты!
Я же могла принудить
Изверга этого, гада
Билла давно отпустить.
Бэрта сказала: «Хотели
Сразу вы так поступить,
Лишь Иоганна сумели
Воле своей подчинить,
Но не решились, понявши,
Что его людям легко,
Раньше пути все занявши,
Билла схватить далеко,
Взгляд не достанет до куда,
Если отсюда глядеть,
Что его лучше покуда
Здесь под защитой иметь.
Правильным было решенье,
Ведь Иоганн не такой,
Чтоб отказаться от мщенья.
Да ни за что, Боже мой!
Иль вы считаете, что ли
Так бы его отпустил
Просто? Гуляй, мол, на воле
Кто меня так оскорбил?
Да заодно не забудь-ка
Ты передать королю,
Что, мол, по-прежнему жуть как
Дочку его я люблю,
Что, мол, с надеждой большою
В гости она его ждет,
Только пускай он с собою
Войска побольше возьмет.
Нет, вы себя не корите –
Вы не повинны ни в чем.
Лучше туда не смотрите.
Лучше, давайте, уйдем».

Грянул опять громогласно
Бой барабанный и вдруг
Хриплый, истошный, ужасный,
Даже покрыв этот стук,
Крик над толпою раздался –
Казнь в этот миг началась.
Билл над помостом болтался.
Сразу назад подалась
Прочь от окна Изабелла.
Вынула острый стилет –
Жизнь свою кончить хотела.
Бэрта воскликнула: «Нет!»
Руку принцессы успела
Крепко она ухватить.
Хоть госпожа и велела
Руку скорей отпустить,
Бэрта держать продолжала,
С каждой секундой сильней
Возле запястья сжимала,
Телом повисла на ней.
«Ваше высочество, что вы!
Из-за кого это вы
С жизнью расстаться готовы?!
Молоды вы, красивы.
Верьте, еще многократно
Влюбитесь вы и с другим
Тоже вам будет отрадно,
Может, отрадней, чем с ним!»
«Прочь от меня! Как ты смеешь!
Руку, а ну, отпусти!
Ох, как же ты пожалеешь!
Я умоляю, уйди!
Что ты себе позволяешь?!
Вон, стала смелой какой!
Ах ты, поганка! Ну, знаешь!
С кем ты дерешься?! Со мной?!»
Тут они на пол упали
После упорной возни.
В сумрак из света попали,
Стали бороться в тени.
Дико по полу катались
С криком валькирий лихих.
Волосы их разметались,
Сделав красивее их.
Бэрта сильней оказалась –
Все же стилет отняла.
На ноги быстро поднялась,
В сторону чуть отошла.
Дочь короля разрыдалась,
Страшно биясь на полу:
Более ей не осталось
Чем воспротивиться злу.

Вопль за окном раздается.
Оторопь просто берет:
Выдержка разве найдется
Слышать такое, но вот
Крик, что звучал неослабно,
Может, минуты две-три
Тут замолкает внезапно.
Сразу у Бэрты внутри
Холодно стало и жутью
Так ее вдруг обдало,
Что очень сильно под грудью,
Будто ее обожгло,
Девушка ведь догадалась,
Что не один только крик,
Что вместе с ним оборвалась
Жизнь человека в тот миг.
Смотрит она на бойницу.
Только к ней шагу ступить
Даже не может – боится.
Все ж начала подходить,
Сделав усилье большое.
Вот уж стоит у окна
И с замеревшей душою
Смотрит с минуту она.
Шаг отступила и после
С криком к принцессе бежит
И, на колени сев возле,
Плечи ее тормошит,
Волосы пышные гладит,
Хочет ее приподнять.
«Ваше высочество, хватит,
Слышите, хватит рыдать!
Этак вы сами умрете –
Вот ведь вошли в какой раж!
Казнь остановлена вроде
Жив еще милый-то ваш!»
Девушка вся встрепенулась,
Крикнула радостно: «Да?! –
К Бэрте лицом обернулась. –
Что ты сказала?!» «Беда,
Кажется мне, миновала».
«Казнь остановлена?! Жив?!
Бэрта, ты правду сказала?!»
Тут же принцесса, вскочив,
К свету скорей побежала,
И, посмотревши в окно,
Так она счастлива стала,
Как не была уж давно.

Казнь остановлена: Бэрта
Правду сказала, и Билл,
Ставший почти уже жертвой,
Жив еще, кажется, был.
Кто ж его спас так нежданно,
Кто же помог так ему?
Сам Иоганн, как ни странно.
Спросите вы почему?
Лишь потому, что главнее
Прочих всех качеств его
Жадность была и сильнее
Не было в нем ничего.
Будто сошло озаренье
На Иоганна, и вдруг
Вспомнил он сколько творенья
В деле искуснейших рук
Этого мастера Грэлли
Стоят на рынке всегда,
Что никогда не жалели
Денег на них господа,
Что его руки и слава
Стоимость ценных камней,
Ценных металлов и сплавов,
Тех, что в работе своей
Златокузнец применяет,
Делают выше в сто крат,
И несказанно бывает
Каждый купивший их рад.
Хоть Иоганн был и злобен,
Казнь и хотел завершить,
Не был, однако, способен
Мастера жизни лишить,
Может который прибавить
Много богатства ему.
Вот почему вдруг оставить
Жизнь приказал он тому.
Лекарь покуда старался,
Кровь унимая его,
Так Иоганн волновался,
Словно его самого
Лекарь от тягостной смерти
В эту минуту спасал.
Очень при этом, поверьте,
Жизни врагу он желал.
«Доктор, спаси, умоляю! –
Он говорил. – Не спасешь,
Прямо же здесь, обещаю,
Смертью такой же умрешь!»
К жизни Билл все же вернулся.
Как от тяжелого сна
К вечеру только очнулся.
Видит он, справа стена,
Кверху над ним закругляясь,
В свод переходит глухой,
Дугообразно смыкаясь
С мощной другою стеной.
В комнату свет проникает
Сквозь небольшое окно,
Тускло ее освещает.
Сумрачно, но не темно.
Кладка, рельеф угреватой
Каменной мрачной стены,
Серой, слегка сыроватой,
Все еще четко видны.
Первыми мыслями были:
«Как, неужели я жив?!
Снова меня не убили,
Даже почти уж убив?!
Кто я? Любимец удачи
Или игрушка судьбы,
Мученик чьей-то горячей
И неустанной борьбы?
Лекарь к нему наклонился,
Щупает пульс, говорит:
«С жизнью ты чуть не простился,
Чудом лишь был не убит…
Долго ты был без сознанья,
Но наконец-то ожил.
Силы свои и все знанья
Я для того приложил.
Значит, как врач не бездарен,
Раз тебя смог я спасти.
Будешь ты жить теперь, парень:
Худшее уж позади».
Выпить какую-то гадость
Давши ему, он ушел.
Чувства, надежды и радость
Снова герой наш обрел.
Счастьем охваченный этим,
Даже не сразу в ногах
Сильную боль он заметил.
А лишь заметил, то страх
Билл ощутил вместе с нею,
Вспомнив, что именно с ног,
С каждой секундой сильнее
Каты, вращая станок,
Стали над ним издеваться,
Мукой ужасной губя.
На руки тут же подняться
Он заставляет себя.
Слабость в руках ощущает.
Чуть повернувшись на бок,
Билл одеяло снимает
И,…и не видит он ног.
Два только видит обрубка,
Стянутых красным бинтом,
Кровью набухшим, как губка.
Грянул, как будто бы гром.
Молнией будто сразило
Бедного Билла. Он пал,
Крикнув с ужасною силой
И как убитый лежал
Вновь без сознанья. Очнувшись,
Начал он страшно рыдать.
С воплем на стену рванувшись
Стал себя Билл убивать,
В камни биясь головою.
Хэй к нему тут подскочил,
Сильною грубой рукою
Быстро в постель уложил.
Лекарем вместо сиделки
К Биллу приставлен он был.
«Брось ты мне эти проделки!
Бошку себе уж разбил!» –
Он говорит, прижимая
Билла к постели, но тот,
Дико все также рыдая,
В полном безумье орет,
Рвется из рук, но не может,
Слабый, он их одолеть,
Ртом лишь хватает и гложет,
Будто посаженный в клеть
Зверь ее крепкие прутья,
Но, обессилев, вздохнул
Тяжко усталою грудью,
Снова упал и заснул.
Эта борьба повторялась
После не раз, но затем
Сила, что чуть оставалась
В Билле, иссякла совсем.
Но не иссякло мученье,
А становилось сильней,
И не иссякло стремленье
С жизнью покончить скорей.
Пищу теперь отвергает
Он, чтобы так умереть,
Даже глаза закрывает,
Чтоб на нее не смотреть.
Лекарь сказал тогда Биллу:
«Значит, спешишь к праотцам?
Хочешь скорее в могилу?
Только тебе я не дам
Легкою смертью скончаться:
Тот ведь станок все стоит.
Будешь опять в нем качаться –
Вновь тебе это грозит.
Если упорствовать будешь,
Так ты с собой поступить
Сам же меня и принудишь –
Я-то хочу все же жить.
Мы за тебя отвечаем
Жизнью своей, ты пойми!
Съешь, мы тебя умоляем!
Ну же, возьми, на возьми!
Вкусно, попробуй. Ну че ты?»
Сжалился Билл – уступил.
С жизнью свести своей счеты
Как ни-будь после решил.

Время идет, он сильнее
С каждым становится днем,
Только больней и больнее
Муки душевные в нем.
Вот Иоганн возвратился
Вместе с дружиной домой,
И для солдат расщедрился
Даже на пир он большой.
Хоть новобранцами были,
Прежних, бывалых, солдат
Все-таки те заменили.
С крупной добычей назад
Граф возвратился веселый.
Много пригнал он подвод
С ценной поклажей тяжелой –
Так был удачен поход.

Пиршество, как полагалось,
Было на славу дано.
Несколько дней продолжалось
В пьяном восторге оно.
Воины пили и жрали,
Громко, тягуче, вразброд
Пьяные песни орали,
Пищей наполнивши рот.
С места порою вставали,
Чтобы до ветру сходить.
Слуги едва поспевали
Яства и вина носить.
Споры у них разрешались
С помощью только мечей:
Вот почему попадались
Трупы меж пьяных людей.
Страшным их было веселье –
Этот свирепый разгул.
Все им служило постелью,
Кто бы на чем ни заснул.
Утром, проснувшись в похмелье,
Снова кидались все пить
Только с одной теперь целью –
Боль в голове утолить.
Снова до ночи кутили,
Также потом, как вчера,
Вновь засыпали, где пили,
Чтобы продолжить с утра.
Уж для кого было счастье,
Так для собак в эти дни –
Приняли тоже участье
В пиршестве диком они.
Кости в них градом летели.
Те их глодали, потом
Долго еще они ели
То, что нашлось под столом.
Тоже на этом же месте
В сытом блаженстве уснув,
Спали с солдатами вместе,
Морды в их лица уткнув.
Челяди тоже досталось.
Рада была и она.
Много всего ей осталось,
Только отнюдь не вина.

Слезы лила Изабелла,
Злую услышавши весть,
Верить в нее не хотела.
Плакала день она весь.
Пала отцовская крепость.
Хоть неприступна была,
Рыцарей алчных свирепость
Выдержать все ж не смогла.
В плен короля они взяли,
Будут, наверно, казнить –
Не для того восставали,
Чтобы монарха щадить.
Матушку с принцем, конечно,
Участь не лучшая ждет –
Род королевский поспешно
Весь самозванец убьет.
«И на спасенье надежды
Рухнули все, Боже мой!
Билл, мой возлюбленный, где ж ты?!
Что же там, что же с тобой?!»

После пирушки усталый
К мастеру лекарь пришел.
«Все, – говорит он, – настало,
Раз ты уже отошел,
Время тебе за спасенье
Графу работой платить.
Он передал повеленье
С этим тебе поспешить.
Вижу, что ты недоволен.
Я понимаю, ты слаб,
Но отказаться не волен,
Ибо теперь графа раб.
Помни – у графа есть каты!
Хватит нагуливать жир.
Надо работать. Когда-то
В замке уж был ювелир.
После него сохранилась
Здесь мастерская, в таком
Виде, в каком находилась
Несколько лет под замком.
Все ней, что надо, осталось.
Будешь работать ты там.
Слугам прибраться лишь малость
Я приказание дам.
Хэй тебе будет ногами –
Будет носильщик он твой.
Будет не только он днями,
Но и ночами с тобой.
Все для работ предоставят,
Нужно что будет, и вам
Там и кровати поставят,
Чтобы и спали вы там.
Лучше покуда, пожалуй,
Вам в мастерской будет жить –
Все ж на работу не малый
Труд инвалида носить.

Билл отнесен в мастерскую.
Он ее всю оглядел.
Раньше когда-то такую
Очень иметь он хотел.
Как плодотворно, свободно
Он бы работать здесь мог!
Было здесь все, что угодно,
Разве что не было ног.
Всюду лежат инструменты.
Полки такими полны,
Даже какие в моменты
Редкие только нужны.
Правда, покрыто все пылью.
Раньше, когда лишь видал
Он инструментов обилье,
Сразу в душе ощущал
Радость, работать желанье.
Но у него на душе
Тяжкое только страданье
Было сейчас, и уже
То, что им сильно владело,
Было от Бога дано,
Даже любимое дело,
Стало ему не нужно.

Вот за верстак он усажен.
Ужас его охватил.
Миг был поистине страшен.
Не было духу и сил,
Но приказал все же Хэю
Он инструменты подать.
Выбрал из них поострее,
Начал себя убеждать
Мысленно, что моментально
Он без мучений умрет,
Раз инструмент специально
Самый острейший берет.
Несколько раз уж решался
В сердце удар нанести,
Внутренне весь собирался,
К смерти готовый почти,
Все же никак не давало
Что-то ударить ему –
Духу ему не хватало
В смертную броситься тьму.
Долго боролся с собою,
Но наступил все же миг,
Грустно когда головою
Билл, изнемогши, поник.
Час он в таком положенье,
Может, и больше сидел.
После того напряженья
Сразу он весь ослабел.
Мысли рассеялись. Нужен
Отдых теперь был ему.
Он глубоко равнодушен
Сделался вдруг ко всему.

Это его состоянье
Понял по-своему Хэй.
Он за потерю сознанья
Принял его и скорей,
Как лишь о том догадался,
Билла отнес на кровать.
Лекаря после собрался
Он уже было позвать,
Но произнес Билл: «Не надо –
Ног ему мне не вернуть.
Вновь за работу я сяду –
Дай полежу только чуть».
«Ну, разумеется, что же,
Муку понятно твою», –
Биллу сказал Хэй, и тоже
Лег на кровать он свою
И потянулся блаженно,
Мускулы все растянул,
После почти что мгновенно
Сном богатырским заснул
И захрапел несусветно.
Мастер, мученьем сморен,
Впал для себя незаметно
В крепкий спасительный сон.