Восьмое письмо товарища Сухова

 Это было всего несколько месяцев назад: ОН сидел тогда в этом самом кресле,  что и я сейчас. И слушал, как я играл ему, напевая своим жутким, чудовищно не распетым, вокалом, ЭТУ, да ещё совсем сырую (одну мелодию без аккордов) песню. «Душевно», - сказал ОН и ушел навсегда, чтобы навсегда уже остался в это песне…

                Вместо посвящения

В этом письме, продолжающем, как оказалось, неоконченную историю, нет пафосной бравады. Хотя бы потому, что это одно целое с предшествующими, объединяющее не столько по стилистике, сколько по духу, природе. В нем есть нечто большее, нечто нетленное, тонюсенькой невидимой паутинкой (что «не в силах разрубить стальной клинок») протянутое через века. На которой  и нанизана, как на снизку ягодки, нераскрытая ни одним заморским мудрецом и доныне тайна русской души. Которая  через холод, жару, тоску идет по пустыне оазисом добра, попирающим зло извращающее мир. Попирающим не по приказу, желанию, а просто по сути своей. Просто по другому и не можется, и не получается: по другому? —  упадут "заигравшиеся во ржи дети" в пропасть. Ну что ж тут поделать, нет больше кругом никого, опять незадача... Павлины, говоришь... Хех!..

М. Предзимний               

                «Еще хочу сообщить Вам – дислокация наша
                протекает гладко, в обстановке братской
                общности и согласия. Идем себе по пескам
                и ни о чем не вздыхаем. Кроме как об вас,
                единственная и незабвенная Катерина Матвеевна(...)
                Ну да недолго разлуке нашей тянуться.
                Еще маленько подсоблю группе товарищей,
                кое-какие делишки улажу и к вам подамся...
                Простите великодушно, небольшая заминка.
                Докончу в следующий раз...»
 
                Из письма (№ 3 и № 5)товарища Сухова: КФ.
                «Белое солнце пустыни»)


А здесь  в Алеппо холода, холода.
А жизнь нелепа, как всегда — так всегда.
И холодит ребят тоска от песка,
Как будто пуля у виска,
Как будто пуля у виска.

А в неба даль да боевой самолет —
Где там "Москаль"  координаты дает,
Чтобы потом горячей водки стакан
Поднять сто грамм — за дружбу стран!
Поднять сто грамм — за дружбу стран!

Все крепче жму я автомат (близок бой),
Как будто девушку красной — да весной!
И льну к нему своей небритой щекой:
"Не подведи гляди, родной, милый мой,
Да ты родной, да милый мой!"

Не греет душу жаркий климат сухой.
То недолет... то перелет — надомной,
Ну что тебе еще сказать, написать:
"А нам привычно умирать —  выживать,
Да умирать, да выживать!"

А этот город надо брать, твою мать,
И нам в атаку их опять поднимать,
Ну что поделать — не хотят воевать,
Самим придется окружать, зажимать,
И нажимать, да выжимать!

А здесь в Алеппо холода, холода,
А жизнь нелепа как всегда —  так всегда,
И холодит ребят тоска от песка,
Как будто пуля у виска,
Как будто пуля у виска...

«Добрый день, веселая минутка.
Здравствуйте, бесценная Катерина Матвеевна.
За прошедшую отсрочку не обессудьте, видно, судьба моя такая.
Однако ничего этого больше не предвидится,
А потому спешу сообщит вам, что я жив, здоров,
чего и вам желаю».

(Из письма (№ 7) товарища Сухова: Кф. «Белое солнце пустыни»)

19. 10. 16.

Ноты к песне: http://www.stihi.ru/2017/01/18/6841