Юбилейная подборка

18 октября Ганаду Чарказяну исполнилось 70 лет.
Юбилейная подборка в журнале Камертон
Ганад Чарказян курд по национальности. Но Беларусь стала его второй родиной. Здесь выросли дома, построенные им, здесь родились его дети и внуки, здесь раскрылся его литературный талант. Ганад Чарказян автор более двадцати книг прозы и поэзии, выходивших как на русском, так и на белорусском языках. Уже первая книга – «Прочность» (1980) – с   предисловием народного поэта Петруся Бровки обратила на себя внимание и читателей, и критики. Сегодня очевидно, что поддержка, которую оказал молодому поэту белорусский классик, не была случайной.  На благодатной белорусской земле вырос большой поэт, которому удалось запечатлеть то непростое время, которое выпало его поколению. В книгу избранных стихотворений «Бериван» вошли лучшие переводы известных поэтов – Валерия Липневича, Фёдора Ефимова, Валентина Тараса, Бориса Кривелевича, Глеба Артханова.
.
***
.
Мы живём, беспечно прожигая
срок земной, отпущенный сполна.
Только где-то бьётся мысль живая,
как о берег грозная волна.
.
Мысль живая вечно камни точит,
цепи рвёт, сбивает кандалы.
Кто собою только озабочен,
тот от Бога, как всегда, вдали.
.
Кто о людях думает, кто верит
в справедливость, что для всех одна,
тот в грядущее распахивает двери,
жизнь его достойна и полна.
И, легко презрев земные сроки,
в вечность устремляется опять,
чтоб звездой сияющей, высокой
над простором времени сиять.
.
Любовь и работа
.
Кто ты?
Нет, не как тебя зовут,
и не где ты работаешь,
и не сколько получаешь, нет.
.
Кто ты?
Чего ты хочешь от жизни?
В поисках наслаждения
изойти цветением,
как бездумное дерево,
забывшее о плоде?
.
Или ты хочешь власти?
Той беспредельной власти,
когда желания одного человека
оставляют кровавый след
и на земле, и в душах миллионов?
.
Ты хочешь славы?
Признайся, я ведь тоже хочу славы.
Но не хочу, чтобы моё имя
перепархивало, как бабочка,
с одних бездумных уст на другие.
Чтобы кто-то со злорадством,
а кто-то с завистью
разглядывал меня
сквозь увеличительное стекло популярности
и, как пинцетом,
тыкал пальцем в глаза или в сердце.
.
Я хочу славы, которая так велика,
что становится анонимной.
И смолкает тогда мышиная возня
делящих лавры и деньги.
И в наступившей тишине
звучит это гордое имя:
Народ!
Победитель,
Строитель,
Сеятель!
.
Кто ты?
Чего ты хочешь от жизни?
Или ты ничего не хочешь?
И жизнь твоя, как лодка,
которую уносит половодьем,
и затирает льдинами,
и бросает на мель,
а ты спокойно сидишь
и тупо глядишь в пожелтевшую газету?
.
Так кто же ты?
Если ты хочешь жить своим трудом,
если любовь и работа
счастье также и для тебя,
то пойдем,
я познакомлю тебя со своими друзьями,
с женою и дочкой.
.
Мы посидим за столом,
поговорим о жизни
и поднимем бокалы с вином,
в котором проснулось солнце,
за любовь и работу!
.
Любовь и Работа —
вот корни и крона этого дерева,
имя которому —
Человек!
.
До изнеможенья, до сладкого пота —
Любовь и Работа!
.
Ущелье
.
По узкой тропинке спускаюсь в ущелье.
Здесь конь не пройдёт
и нога соскользнёт
у того, кто с черным сердцем,
с чёрным умыслом идёт.
Здесь эхо, как огромная птица,
падало с высоты и настигало
осторожные шаги предателя.
И хохотали камни,
когда его тело падало в бездну.
А родник с молочной от холода водой
увлажнял губы героя.
Но священная жажда его
оставалась неутолённой.
Вот здесь скрывались они,
куда не добирается солнце,
меж этих камней,
что молча разглядывают меня.
.
Вот здесь они жили, рождали детей,
готовили пищу, и выжили –
как камни среди камней.
Откуда во мне эта твердость,
ты понимаешь теперь?
.
Березовый сок
.
Белоруска-берёза зовёт меня в гости
в свою светлую хату,
где влажная земля
пахнет, как свежевымытый пол,
ещё не застланный
пёстрыми половиками лета.
.
Берёзы
прошли сквозь снега и морозы
и, виновато улыбаясь,
тихо плачут на солнце:
весны дождались.
— Чей ты хлопец? —
окликнет меня бабушка
с такими синими глазами,
что впору невесте.
— Чей ты?
Таких чернявых у нас сроду не было.
.
И пригласит в хату,
и угостит берёзовым соком,
и будет смотреть на меня
светло —
как белая роща на озими,
и заботливо —
как мать на сына,
что навещает раз в год.
.
И что-то поднимется к горлу
о чём не сказать словами,
что можно доверить только слезам.
.
И, простившись, в душе унесу
сладкие слезы
белой берёзы
в апрельском лесу.
.
Разлука
.
Когда утром
я заглядываю в зеркало,
твоё отражение — вчерашнее —
проявляется в нем.
И матовый кружок твоего дыхания —
его не стереть —
колеблется изнутри.
Когда я включаю газ,
ты знакомо чиркаешь спичкой,
как ласточка по небу,
и распускается пламя —
точь-в-точь как тюльпан на окне,
который ты посадила перед отъездом.
Ты проводишь ладонью по небритой щеке
и осторожно целуешь,
как спящего ребёнка.
Разлука усыпила меня.
И, как во сне, я нахожу тебя всюду,
но не могу удержать.
Бессильны мои тяжёлые руки.
Возвращайся скорей.
Утомительный сон —
разлука.
.
Мечта
.
Построить такой высокий дом,
чтобы из окон последнего этажа
был виден весь мир.
И каждый день, уходя на работу,
окидывать Землю хозяйским взглядом:
все ли в порядке?
.
Как ведут себя льды Гренландии и Антарктиды?
Что снится Гималаям?
О чём задумался Тихий океан?
Что замышляют вулканы?
Чем заняты изобретатели?
.
Построить такой светлый город,
где, не обижая друг друга,
жили бы люди и машины,
деревья и реки,
звери и птицы.
Где каждому была бы понятна
сладкая тяжесть труда,
где на деньги и власть
никто не тратил бы ума и таланта,
где не было бы чужого горя,
где бы радость,
усиливаясь, как  эхо  в  горах,
обрушивалась на нас лавиной.
.
Где бы  праздники вырывались из улиц
и затопляли площади,
где бы мужчины и женщины проходили по жизни
в блеске молодости и красоты,
расточая любовь,
неиссякаемые запасы любви…
.
Построить такой высокий дом
и такой светлый город,
и широкие окна счастья
застеклить весенним солнцем.
.
Цветы и слёзы
.
Земля моя весенняя в слезах.
Земля моя весенняя в цветах.
Земля моя печальная светла.
Как радость юная наивна и свята!
Печали старые, как бабку тормошит:
- Скорей, скорей! Ко мне и для меня!
Я родилась! Я жизнь должна!
Я буду жить!
.
Всегда права
зелёная трава.
Как птица, надо мною синева,
раскинув крылья, замерла недвижно.
Блеск Арарата розовый я вижу.
О вечный мой, о грустный мой Масис,
нельзя мне быть мудрей, чем ты и выше!
.
У губ моих как пропасть, немота,
из глаз моих солёная вода.
В какую синь, в какую розовость,
куда
от прошлого мне деться?!
История настояна на горе!
Освенцимы, Майданеки, Тер-Зоры!
Их дым глаза нам ест и души студит.
Горели – да! – но жгли ведь
тоже люди…
.
Дымит история, дымит,
не остывая в сердце.
О родина! Лишь камень подними –
рукою детской
кровь и слёзы выжмешь.
.
Сердце – впереди
.
Вздрагивая,
наши сердца опережают любовь.
Вспыхивая,
наши мысли опережают время.
.
И собственную мысль догнать
и выхватить, как уголь из огня,
из жаркого потока этих дней
тебе не удалось и не удастся мне.
.
Сгораем мы, как льдины таем,
собственные чувства догоняя.
И счастлив ты сынок, сказала мать,
пока мыслям сердце не догнать.
.
И живёшь, сынок, – постой, не уходи! –
пока сердце, сердце впереди!
.
Сюжет неизменен
.
Так о чем же и петь соловью?
Лишь о ней, о ней несравненной.
Я любовь нашу с книгой сравню,
что писалась рукой вдохновенной.
.
С соловьиной весеннею книгой,
где черемухи свет проливной,
и  луна, к изголовью проникнув,
за тобой наблюдает и мной.
.
Это ей, как всегда, интересно:
чем же повесть окончится та,
что возникла под сенью древесной,
рядом с тайной звезды и листа.
.
Ну, а может быть, все же в сюжете
обнаружится некий подвох,
может, что-то случайный свидетель
ненароком добавил и смог
изменить и завязку, и действо,
и судьбу, и сюжет, и роман?
Или властно вмешалось злодейство,
подлость, трусость, ревность, обман?
.
Это фабула все. А в сюжете
постоянства хватает сполна:
поцелуи, объятия, дети,
ночи, звезды, деревья, луна.
.
Пора подснежников
.
Л.Г.К.
.
Пусть дни печальны, холодны
и так по-зимнему прозрачны,
но возвращение весны
подснежник первый обозначил.
.
Как поцелуй, что невзначай
сорвался с губ безгрешно,
и ты его не отрицай -
подснежник он, подснежник!
.
И я тебя не тороплю,
и даже взглядом не тревожу,
я знаю – я тебя люблю,
и ты меня, быть может.
.
И знаем мы, придёт пора
и будет страсть и нежность.
Ну а теперь ещё пока
пора подснежников.
.
Напутствие
.
Отмеченный лишь ранней сединой,
ты проживёшь обычную жизнь.
Я прослежу за этим.
Обычные тревоги и тяготы,
обычные радости –
все будет у тебя обычным.
Но счастлив ты будешь только тогда,
когда твои мысли
станут словами на бумаге.
Я земля, на которой ты вырос,
которая знает тебя как никто.
Все твои слабости и недостатки  у меня на ладони.
Но я люблю тебя.
Люблю –
это значит тебе не будет легко.
Ты не будешь скользить по жизни,
как шайба по льду,
влетая то в одни ворота то в другие.
Не стремись говорить звонко.
Сам знаешь, как звенят пустые кувшины.
Не кричи – мудрое слово входит неслышно
и навсегда поселяется в сердце.
И доверяй бумаге только то, что  думаешь.
Вот и всё.
Я очень на тебя надеюсь.
Ведь я должна знать правду, как мать.
И может тогда я смогу вам помочь,
кто знает.
.
Мое призвание
.
Не раб и не господин,
со спокойным достоинством
смотрю тебе в глаза.
Я живу своим трудом,
и моё место в мире
зависит только от моих ладоней.
Они легли, как бетон,
в фундамент моей судьбы.
И поколебать её
не смогут даже землетрясения.
.
Я говорю твёрдое «да» и твёрдое «нет».
Потому что прочность —
это единственное в мире,
за что отвечаю только я.
.
Есть много тонких вещей,
которые украшают нашу жизнь
и в которых ты разбираешься лучше меня.
Но самое главное,
то, что передаётся от поколения к поколению —
Родина,
Мир,
Хлеб –
доверено мне.
.
Пусть меня называют по-разному:
крестьянин, рабочий, строитель,
но я всего лишь
специалист по прочности бытия.
.
Прочность бытия —
вот моё призвание и профессия!
.
Родина — заграница
.
Счастливо жить и спокойно трудиться
под крылышком Родины, малой, большой,
и оказаться вдруг за границей
с кровоточащей душой!..
.
Нет, не понять человеку простому,
как, почему вдруг теперь,
чтобы добраться к дому родному,
надо чужую взламывать дверь?!
.
Как, почему и кому вдруг в угоду
мира устроен крутой передел?
Не оттого ли, что много народу
и надобно сытым, чтоб мир поредел?
.
Вечно бараны мы. Смирное стадо.
Гонит куда нас пастух?
Верим, что гонит туда, куда надо —
плоть укрепить и задействовать дух!
.
Валим толпою на праздник свободы –
что ж, дождались, наконец.
Платят политики кровью народов,
чтоб усидеть на коне.
.
Маски отброшены. Дьявол смеётся.
Нечего больше терять.
Все покупается, все продаётся.
Рвут, как шакалы, Родину-мать.
.
Так и повис ты меж берегами
Родины малой, Отчизны большой.
Значит, мы плохо их оберегали
сытой, ленивой, глупой душой.
.
Грибной сезон
.
Непонятные в мире процессы —
как грибы сатанинские, прут из грязи
князи,
а поганки выходят в принцессы.
«Кадиллаки» развозят их да «Мерседесы».
Говорят солидные мухоморы
обстоятельные разговоры.
Для новой отравы —
газеты распахнуты, открыты экраны.
(А пятнышки беленькие
на них больно уж новенькие.
Да и то — подосиновики большинство,
Бывшие красноголовики.)
Гриб боровик
от вниманья отвык,
никто даже взглядом не удостоит —
сомнительное прошлое,
опора застолья.
Да и лисички
теряются с непривычки.
Им бы на сковородке
нежиться кротко.
Подосиновики да опята
глядят совсем виновато.
Опосля презентации, то бишь пьянки,
за мухоморы держат их да поганки.
Ты чего это, груздь,
сырость разводишь да грусть?
Не дрейфь, ребята,
есть у людей глаза-то!
Да и валюту
лишь за вас всё ещё дают-то.
Ах, летят за границу бочки!
Продают вас, друзья-грибочки!
И хороший навар имеют.
Что печалиться, что пенять?
Шевелитесь, ребята, смелее.
Вам-то их ни за что не продать.
Пока цену себе узнаете,
ох, натерпитесь, настрадаетесь!
.
Письмо
.
Мой друг, со слезами читаю письмо,
что так долго брело ко мне.
В словах безыскусных поведать ты смог
о бедах в родной стороне.
.
«Добрый сосед наш недавно убит,
снаряд залетел во двор.
Теперь на холме он спокойно лежит,
там же, где и Геворг.
Подлою пулей из-за угла
сражён наш единственный сын.
Жена пережить его не смогла.
Теперь я один.
Нет желания жить. Пустота.
Ненависть слабей, чем любовь.
Но пока задача моя проста –
кровь за кровь…»
.
Слезы из глаз моих тихо скользят.
Как? Почему же Геворг?
Юный, красивый. Поверить нельзя!
Господи, ты допустить это смог!
.
Недоноски, ублюдки, слепые вожди!
Пусть мой гнев правосудье вершит.
Неужель у тебя, мой несчастный народ,
только беды и кровь впереди?
Неужели травой зарастёт
Та тропа, что сердца единит?
.
***
.
Терпеливы мы. Так, терпеливы!
Мы готовы и верить, и ждать.
Золотых обещаний наливы
так легко дуракам раздавать.
.
Расскажи ты нам сказочку, дядя,
как в раю том далёком живут.
И попрём напрямик мы, не глядя,
что же под ноги рушится тут.
.
Только помним мы: до основанья
рушить надобно нам, как всегда.
Если будет нам с прошлым свиданье,
повиниться успеем тогда.
Никуда от себя нам не деться.
Терпим глухо бесстыдный обман.
Ловко вынули душу и сердце,
мимоходом очистив карман.
.
Да, такие мы, что же — сякие.
Да, такие-сякие, так что ж!
Пусть гудят, завывают стихии
и гуляют верёвка и нож.
.
Мы потоками праведной крови
отмываем глухие дела.
Нам избыток простора и воли
недотёпа-отчизна дала.
.
Отрава
.
Я не люблю круглые даты.
Слишком много решают нули.
Как вагоны с балластом,
они цепляются к локомотиву единицы
и доводят в конце концов до крушения.
.
Я не люблю праздников,
что так похожи на химические удобрения.
Они награждают нас аллергией.
О это прошлое, что зудит и зудит,
хоть расчёсано в кровь!
.
- Верните богов, верните веру! –
стучит в двери свирепо духовный голод толпы.
Она именно та кухарка,
что всегда управляет миром и государством.
.
Каждый в своей конуре.
Зарешёчены окна, бронированы двери.
Осторожно выглядываем в глазок –
кого там нелёгкая?
И всеми надеждами, и помыслами,
всей требухой, приникаем к экрану –
говорящей иконе современности.
.
Ржавая отрава сочится из крана,
слепит ртутная лампа,
взрывает остатки покоя отравленная музыка.
Отрава с экрана, отрава в траве,
под сенью деревьев, в облаках и озёрах,
на лесных дорогах – отрава.
.
Медленная отрава любви,
тонкий яд дружбы.
.
Дракон Чернобыля выглядывает отовсюду
и некому отрубить его смрадные пасти.
Куда нам податься?
Где страна, в которой мы жили?
Где честная бедность, в которой были равны?
Где улыбки шутки, застолья и анекдоты?
Где спокойная уверенность в завтрашнем дне?
Где?!
Как победить нам этот яд,
что наполняет жилы и в озлоблении
бросает друг на друга?!
.
На невидимой нити
уже вздрогнул над нами невидимый меч
и геенна огненная разверзлась…
Ил;, Ил;! Лам; савахфан;?
.
Ненавижу!
.
Ненавижу господ,
делящих мир, как баранов,
и сталкивающих лбами.
.
Ненавижу временщиков,
взлетающих к вожделенной власти
на гребне человеческой крови.
.
Ненавижу всех, кто набивает карманы
на бедах народа.
Ненавижу торговцев оружием,
ненавижу насильников и бандитов,
что всегда готовы
потешить подлую душу.
.
Грешен, Господи,
ненавижу!
Пусть этот грех на мне до конца.
Ненавижу
тех, кто сеет вражду меж людьми,
ненавижу,
потому что дорого мне
имя новой зари —
Человек.
Все мы братья на этой Земле,
старшие, а вовсе не страшные,
братья всего живого.
.
Элегия
.
Зачем глаза, когда нет сил глядеть?!
Источник слез доступен и слепому.
Хочу к звезде далёкой улететь,
Где всё  не так, всё  по-другому.
.
Что мысль твоя, коль нету в ней нужды,
коль глупость миром правит неустанно,
коль зла в нем преизбыток и вражды,
а сердце ждать и верить перестало.
.
О Бог ты мой, наверное, пора
все возвратить, что дали мне когда-то.
Как за окном резвится детвора!
Она ещё ни в чем не виновата.
.
Лишь умершие рано, пробежать
сумевшие дорожкою короткой,
смогли б меня, наверное, понять
и улыбнуться радостно и кротко.
.
Я на колени руки уроню —
музей мозолей и собранье шрамов.
Они пособники, радетели вранью,
что держит тело в жизни тесных рамках.
.
Рожденье, смерть — всё это не про нас.
Начала и концы — навек природа скрыла.
Как жить, скажи, чтоб едкой влагой глаз
Лугов души моей не погубило?
.
***
.
Царят ещё ныне законы гор
в ущельях далёких тех.
Зорок Аллах, словно орёл,
человека не выпустит из когтей.
.
Спорить с Аллахом –
пустой разговор,
спорит с Аллахом
лентяй лишь и вор.
.
Под этим же небом в сторонке чуток
в заботах живёт Мартирос.
А для него животворный поток,
все сущее в мире – Христос.
.
С господом спорить –
пустой разговор,
с господом спорит
лентяй лишь и вор.
.
С природою мудрой в согласье живёт
самый простой человек.
Жить – значит верить. Он Бога найдёт
и верой украсит свой век.
.
И сколько бы ни было строгих богов,
Куда бы они ни вели,
им жизнь доверяют легко:
все сыновья Земли
.
***
.
И все-таки признаемся, наконец,
скажем твёрдо и гордо:
есть и у нас нечто,
чего нет у других.
Оно постоянно возрастает,
становится все убедительней
и неоспоримей.
Да, это единственное,
чем мы можем гордиться:
трудное прошлое.
Этого добра у нас не занимать.
И с каждым днём
его становится все больше.
.
***
.
Что нам даёт переименование улиц,
если мы все так же верим в слова,
а видимость предпочитаем реальности?
И с прошлым обходимся все так же запросто –
вымарываем неугодное.
Как многозначительно мы распечатываем
новую колоду власти,
где сверкают свежими красками
все те же старые лица.
А главное, что игры –
всё те же.
Нет, господа-товарищи,
я с вами больше не сяду –
ни в безобидного дурочка,
ни в хитроумный преферанс.
Играйте сами.
Роль простака мне уже надоела.
.
***
.
Туман, туман над всей моей землёй,
и солнце правды прячется в тумане.
И стало лишь ненужною золой
всё, что казалось – вот уж не обманет.
.
Туман глотает нас. Исчезла даль,
и близь исчезла в роковом тумане.
Кто нас в рабы безвременья отдал
одним незримым повеленьем длани?
Или виновны деды и отцы,
их подвиги, свершенья и победы?
Но жертвенной нам не найти овцы,
Ждут нас в тумане волки нынче – беды.
.
Растерянно блуждать обречены
и гибнуть одиноко и бесславно
среди руин неистовой страны,
что вечною казалось лишь недавно.
.
Что делать нам в тумане этих лет?
Как не пропасть и выжить человеком?
Богов на свете, к сожаленью, нет.
Все идолы уходят вместе с веком.
.
Нам остаётся только лишь одно,
любой младенец этому научит –
тесней сгрудиться. И сердец тепло
туман рассеет и разгонит тучи.
.
Перевод Валерия Липневича