Александру Галичу

Бил ветер плетью фонари
В дворах-колодцах вечер стыл.
Декабрь срывал последний грим,
Взрывая осени мосты.

В пальто расстёгнутом, до пят,
У непогоды не в чести,
Прохожий брёл, потупя взгляд,
Не глядя под ноги , почти:

Горбат весьма,
Небрит весьма,
И брови - чёрная тесьма.

А может он из дальних стран,
В которых тихо и тепло?
Иль это - странная игра
Дождям на зло, ветрам на зло?

Текла небесная река,
Согласных звуков ноты для.
Он говорил, про Абакан,
Едва губами шевеля.

Про Абакан,
Про облака,
И в такт сдвигалася рука.

Так пел слегка и в нос мычал,
Себя укладывая в стих.
Он декабря не замечал
И от того декабрь стих.

Застыли немо тополя
И дождь улёгся на карниз.
Остановилася Земля
И звёзды выглянули вниз.

Дрожал отважных слов накал,
Толкая колокол небес,
Про королев материка
И редкий магаданский лес.

Ах, этих слов амфитеатр
С парижской блёклой синевой,
Внимала тьма, внимал Монмартр
И Бог, над белой головой.

Над белой, как страна в снегах
В которой песня и любовь,
Как великан по берегам
Он шёл последних сто шагов.

И перейдя границы тела
он в небо звёздное взлетел.

Стоят ажаны-фонари,
Ветра небесные "во фрунт",
Декабрь стёр последний грим
И снежный громоздит редут.

В пальто расстёгнутом, до пят,
У непогоды не в чести,
он всё бредёт, потупя взгляд,
Не глядя под ноги, почти.

Горбат весьма,
Не брит весьма,
И брови - чёрная тесьма.