ночь скоро...

Вечер мягко обнимал город.
Гул машин, шуршащих шин шорох.
Будто мёд, тягучий лёг сумрак -
Толи меди цвет, толи умбра.
В окнах свет, гуляки, смех, споры.
Фонари зажглись и ночь скоро.


"Вечер мягко обнимал город, как огромный, раскрашенный в золото, медь и пурпур плюшевый медведь", - произнёс я.

"Расскажи мне, я тоже хочу увидеть твоими глазами".

И я стал рассказывать:
"Вечер потихоньку наползает из-за горизонта. Он осенний уже, но тёплый, такой по-летнему... нет, всё же по-осеннему, домашний и уютный, такой, от которого хорошо и спокойно на душе, и понимаешь, что ВСЁ будет обязательно так, как надо, короче, правильно..."

"Бабье лето", - улыбаешься понимающе ты.

"Вот, - продолжаю я, и меня несёт, остановиться не могу, - вот, на горках вокруг города деревья: старые, некоторые по нескольку поколений людских помнят, и они все разные - кто-то в золоте, кто-то в прозелени ещё, кто-то в багрянце. Люди разные и деревья, наверное, тоже разные, - хмыкаю, - прям карнавал в Венеции. Мы в маски рядимся, деревья тоже. И вечерний закат. Яркий, не пламенеющий, нет, а яркий и тёплый, как огонь в камине, и как медведь: большой, мягкий, не рычащий, не злой, а виннипуховый, тот самый, плюшевый, с которым засыпалось хорошо и спалось слаще..."

"...Из детства" - задумчиво произносишь ты, а я смущённо затыкаюсь, но ты смотришь так ободряюще и понимающе, что я продолжаю.

"...Да, и смотришь, и слёзы наворачиваются, потому что вот вроде оно, а и нет уже, не догонишь, не ухватишь..." - тут я снова спотыкаюсь и молчим какое-то время.

А большой блин уходящего солнца, опускался всё ниже за горизонт. И мы замерли, будто боясь нарушить что-то, слушая последние аккорды небывалой симфонии.
И вот уже сумерки. А потом... Потом зажигаются фонари на улицах, мягко и неторопливо вплетаясь, продолжая теперь уже свою музыку. И сумерки дышат теплом, и, чёрт возьми, понимаешь, что любишь этот город, до щемящей нежности...