Анахронизмы

 
Пограничные вышки над морем поныне стоят,
 их ненужность ясна (так ввожу их в строфу чего ради я?).
 Недоверия всё не слабеет губительный яд,
 хоть и знаем рецепты давно уже противоядия.
 И парящие чайки забыть помогают легко
 эти вышки зелёные (право же, делать им нечего!),
 и летят за кормой теплохода они далеко,
 но всегда возвращаются к берегу крымскому вечером.
 Я с такой же душой, – улетал далеко насовсем,
 я по знаку – Стрелец, – это вечная тяга в дорогу,
 и дождливый ноябрь мне букеты дарил хризантем.
 возвращался когда я к родному до боли порогу.
 Эти горы уже в моей жизни пребудут всегда,
 моря зов для души посильнее любого набата,
 и какой бы мираж не маячил в лихие года,
 но всегда оставалась незыблемой точка возврата.
 О, душа, словно чайка, парит над горой Аю-Даг,
 о, ей мыс Ай-Тодор на закате сиреневом брезжит;
 и по чести скажу вам: других я не требую благ,
 кроме этих родных и любимых до слёз побережий.
 Пограничные вышки над пляжами – анахронизм,
 при системе радаров им, право, совсем не до службы,
 корабли уже НАТО, верша Черноморский круиз,
 в Севастополь заходят. Как пишут: с визитами дружбы.
 Да и к бывшим врагам набиваться мы стали в друзья,
 хлеб и соль им несём, и встречаем с улыбкой, с поклоном,
 потому что у нас появились «графья и князья»,
 что в Советской отчизне считалось всегда моветоном.

 МНЕ ЕСТЬ О ЧЁМ ГРУСТИТЬ
 
 Троллейбусы спешат, а нам спешить не надо,
 пойдём к причалам вновь под пальмами Горсада,
 и чеховский театр, минуя, вспомним снова,
 что Ялту осенил душой кудесник слова.

 А впрочем, помнит Крым таланты и покруче,
 здесь Пушкин был, Толстой, здесь лучшие из лучших
 в писательский Литфонд съезжались при Советах,
 да песенка о том уже давно допета.

 Меняет время нас, меняет время страны,
 не лучше мы живём, и никому не странно,
 что хапают одни, и мы ведём их к власти,
 и рушится страна от страстей тех мордастей.

 Ау, народный строй, ты был, пусть на бумаге,
 ты презирал путан, льнул к пушкинской Татьяне,
 подъехали к душе заморских песен маги
 и стали джинсы вдруг пределом всех мечтаний.

 А впрочем, жизнь идёт и даже веселится,
 и так же, как всегда, за Синей манит птицей,
 и ропщущий народ, хоть ропщет, но не очень,
 под юмористов смех и фейерверки ночи.

 По Набережной мы пройдём, спешить не надо,
 богатые дельцы уж съели треть Горсада,
 тот депутат, тот босс, тот парт(простите!)лидер,
 подобный дерибан лишь в жутких снах я видел.

 Мне есть о чём грустить, душой я в прошлом веке,
 где государство всё ж пеклось о человеке,
 где был в почёте врач, и педагог, и лётчик,
 а рвач сидел в тени, и прятался налётчик…