И, как руда, пожертвовать собой...

   В своё время известный советский поэт Михаил Львов сформулировал истину:
 
     Чтоб стать мужчиной - мало им родиться,
     Как стать железом - мало быть рудой.
     Ты должен переплавиться. Разбиться.
     И, как руда, пожертвовать собой.

   И если эти слова справедливы для настоящего мужчины, то для талантливого поэта - вдвойне. Вероятно, именно поэтому они и припомнились мне сразу же после того, как я познакомился с рукописью первой книжки моего земляка, сызранского поэта Игоря Рабштейна. Хотя по манере письма и почерку мы и разные, но есть и немало моментов, сближающих нас. Он потомственный заводчанин, связавший свою судьбу с ОАО "ТЯЖМАШ". Внёс свою лепту на определённом этапе в заводскую копилку и я, как на рабочей должности, так и в ипостаси журналиста многотиражки "Машиностроитель". Но больше всего, пожалуй, роднят нас общие взгляды на происходящие в мире события и многолетняя привычка оценивать их через призму поэзии, как уже существующей, так и рождающейся в собственной душе.
   Коренной горожанин Рабштейн и сборник своих стихов назвал "Городские акварели"(по названию одной из глав). В ней действительно ясно ощущаются мягкие краски и светлые полутона, которые как нельзя лучше соответствуют естественному течению мысли:
 
     Окна плачут испариной осени,
     И бежит за слезою слеза...
     Из ночной темноты в дымку просини
     Убегают в рассвет поезда...
 
   Или:
 
     И лета будто не бывало:
     В природе так же, как в любви,
     Была - и вот уже, увы,
     Внезапно туча набежала.
     Но есть отличие одно:
     Всё повторяется в природе...
                ...А в любви
     Не всё так просто, к сожаленью...
     Мы ждём заветного мгновенья...
     ...И год, и два, десятилетья.
     И люди за мгновенья эти
     Готовы многое отдать.
                ("Осень")

   Автор здесь, говоря о цикличности природных явлений, противопоставляет им сложные человеческие чувства, отражающие его мироощущение и жизненную философию.
   Человек, перешагнувший уже возраст Христа, идущего на Голгофу (к этому образу, кстати говоря, автор неоднократно возвращается в сборнике), Игорь Рабштейн, к счастью, не растратил присущей ему страстности, ранимости и искренности чувств:
 
     Свою любовь держу я на ладони,
     Вот-вот она, как бабочка, взлетит!..
     И сердце её больше не догонит,
     И вспоминать, пожалуй, запретит...
         ("Свою любовь держу я на ладони...")
 
   И всё же:
 
     Ведь не зря же в тело нам
     Свет души вложил Всевышний,
     Чтоб меж низменным и высшим
     Каждый сделал выбор сам!
                ("Дом свиданий")
 
   Но, пожалуй, основную поэтическую и смысловую нагрузку сборника несут не стихи "акварельные"(о природе и любви к женщине, родной земле и Спасителю), а гражданственно-резкие, я бы даже сказал, представляющие собой гравюры, травленные кислотой по металлу. Это почти все стихи из открывающей сборник главы "Моя страна" и ряд других. В них, как мне кажется, глубоко выстрадана тема памяти, суровой реальности прошлого и настоящего.
 
     Подсчитайте, живые,
     Что от дедов осталось?
     Ордена боевые -
     Лишь какая-то малость...

     Эту малость сожмите
     Вы в прохладной ладони.
     И в ответ мне скажите:
     Ваша совесть не стонет?!

     В вашем сердце не бьётся
     И в висках не стучится
     Кровь и боль, как ведётся?
     Нет, в них только водица!..
           ("Подсчитайте, живые")

     По баракам, по баракам
     Мы лежим, укрывшись мраком;
     Даже лагерным собакам
     Мы завидуем в душе.
     Мы барачным смрадом дышим,
     Только вой собачий слышим;
     Даже лагерные мыши
     Нами съедены уже.
        ("По баракам, по баракам...")

     Мы вырождаемся. Увы, всё меньше нас.
     Мы превращаемся в народ воров и пьяниц,
     Барыг и нищих. А гламур и глянец
     Грязь прикрывают, ту, что растеклась!..
                ("Россия")

   Насыщена интересными наблюдениями глава "Отражения". В ней рельефна неудовлетворённость теми или иными фактами эпохи. Не потому ль автор и восклицает:
 
     Названия меняют страны,
     Я ж время поменять хочу!
       ("Нам дорог запах нафталина...")
    
   На грустные размышления его наводит даже вполне банальный вид выброшенной за негодностью отопительной батареи:
 
     Провалами между чугунных рёбер
     Она глядит безмолвно в небеса,
     Как умирающий, что всё ещё не помер,
     Но мёртвых близких слышит голоса...

     Мне жаль её, но во сто крат страшнее,
     Что в наш безжалостный, жестокий век
     В одном ряду со старой батареей,
     По сути, оказался человек!
                ("Батарея")

   Читаешь такие стихи - и понимаешь, что внутренний мир их автора из руды, данной с рождения, давно переплавился в металл, обретший жертвенное звучание и не утративший своей первозданной ранимости. Что же касается целей и задач её величества Поэзии, то они глубоко понимаются им:
 
     Стихи, сколоченные наспех
     Гвоздями старых, ржавых рифм,
     Стихи такие курам на смех,
     В них всё фальшиво, даже ритм.
 
     В них всё не так, всё кособоко,
     А главное - в них нет души...
                ("Тост за поэзию")

   Что же, хочется от души пожелать Игорю новых тем и творческих находок, их дальнейшего пополнения и уверенности в грядущем, ведь арсенал неиссякаем, а душа, мужественность и чёткая гражданская позиция у него есть.

                В.Харитонов,
                член Союза писателей России.

   Вступительная статья к сборнику стихов Игоря Рабштейна "Городские акварели", вышедшему в свет в 2012 году в Самаре.