Меланхолия

Осенняя слякоть. Небо изодрано в клочья.
С утра снег с дождем пополам, ни покрышки, ни дна.
Я чувствую, что сегодня промозглой ночью
Из ниоткуда тайно придет Она.
Из глубины зеркального лабиринта,
Не торопясь, вальяжно и даже с ленцой,
Почти пританцовывая под неслышные ритмы,
Она выступает, прикрывшись чужим лицом.
Наваливаясь лавиною, чем-то жестким
Она давит в спину, заглядывает через плечи;
Она наваждение, плод воспаленного мозга,
Она неживая, но разве от этого легче?..
«Давай, - говорит, - покажи мне, что натворила,
Похвастайся, детка, ведь ты так гордишься этим, -
Строчишь свои вирши с ванильно-слащавым надрывом,
А мнишь, будто каждое слово разит, как плеть.
Надейся, что кто-то особый тебя заметит, -
Смотрю, гениальность буквально течет из ушей.
Смелей засоряй своей писаниною сеть,
Таскай самомнение всюду с собой в багаже…»
Она обдает сквозняком, не дает согреться,
Назойливым трепом до судорог надоедает,
В пятьсот лошадиных сил разгоняет сердце;
В трясущихся пальцах прыгает карандаш.
«Чего тебе надо? Хочешь вогнать в истерику?
Отстань, ты же видишь – я делаю, что могу».
«Конечно, это прекрасно, но знай же меру,
Ты пешка, не больше, среди полновесных фигур.
Все кончится тем, что какой-то случайный прохожий
Просмотрит лениво и, может, поставит «лайк»,
А ты ради этого лезешь долой из кожи,
Прямо не жизнь, а дурацкий плаксивый спектакль».
Тучи тяжелые брюхом цепляют крышу,
Ветер замерзший просится в дом, в тепло.
«Тебе так хочется выставить меня лишней?
За что ты на мне свое вымещаешь зло?
Прочь, уходи, - на нее замахнусь рукою, -
Я тебя не звала, окаянная нечисть;
Тебе далеко до Черного Человека,
Но ты – моя личная боль, оттого не легче».
Зрачки змеиные остекленелы и злы,
Взгляд ее хуже удара в висок кастетом.
«Признай, тебе просто хочется похвалы,
И славы, и что там еще по душе поэтам.
Чем пачкать чернилами за тетрадью тетрадь,
Словно голодная кошка, что ждет подачки,
Лучше тверди, как мантру: всем наплевать,
И даже Ему… о да, наплевать тем паче.
Взгляни на себя – да кому ты нужна такая?
Наивная дрянь, неумеха и дилетант!»
Шипя разъяренно, бьет по столу кулаками,
По скатерти белой пустив кувырком стакан.
Сил не хватает бороться с привычной мукой;
Как же, должно быть, бледен и жалок мой вид,
Но я знаю, как защитить от дрожания руки, -
Шерстью багряной довольно запястье обвить.
Тает под языком сладко-жгучий привкус.
Ребра сведенные словно разжали тиски.
У каждого может быть меланхолии кризис,
Важно уметь не подохнуть от этой тоски.
«Ой, все, ухожу, оставляю тебя в покое,
Строчи себе вирши, бумагу акрилом мажь,
Но помни: тебе это все отольется кровью,
Никто не оценит твою молодую блажь».
Уносится прочь, мне горло сдавив на прощание,
С неистовым визгом подняв на дыбы помело.
Вот стерва, опять залила все рисунки чаем:
Поплыли чернила, бумагу волной повело.
Конечно, она злодейка, но знает истину,
И мне возражать нелепо и, собственно, нечем:
Во всем, что я делаю, нет ни на йоту смысла,
Но только от этого мне почему-то легче.