Декалог соломону

*однажды, лет двадцать назад, мой – ныне покойный – друг Валентин Соломонович, как это у него водилось при наших с ним встречах, очередной раз с бесцеремонным восторгом запихал мне в уши, словно в цветочную вазу, целый букет своих нововзращённых шедевров, на что я, дабы хоть как-то вытряхнуть из себя все эти красоты, решительно подумал ему в ответ: мол, так, как пишешь ты, я могу не напрягаясь состряпать целую эпопею. Подумано – сделано:


ДЕКАЛОГ СОЛОМОНУ

я поэт не лаком крытый
не во фраке не в лаптях
с головою гладко бритой
эмпирей живу коптя
не закончив даже вуза
с музой пью вино от пуза
и скажу вам не шутя
как баловано дитя
не сюсюкая – открыто:
ваша дама музой бита


Пролог

по небу букашка ползёт
собака какашку грызёт

аскет погружается в свечку
хозяйка колдует у печки

овечки по полю гуляют
мальчишки девчонок гоняют

крутой вот с дырой в голове –
сквозняк его душу вовне

как дворник свой мусор сметает –
ночь кончилась – значит светает

букашка всё та же летает
поэт свой стишок сочиняет:

                1

«мир его не за горло схватил…»
                В.С.

Мир его не за горло схватил,
Не за шиворот, не за мошонку,
Не за галстук, не за рубашонку,
Не за тело и не за душонку,
Мир его за такое схватил,
Что сказать даже стыдно ребёнку.
Мир схватил его. Вот и сюжет
Для комедии или для драмы,
Для романа, стиха, мелодрамы,
Афоризма. И даже рекламы
Не гнушается шустрый поэт.
Для поэмы нет лучше предлога,
И под занавес – для некролога
Лучшей темы, поверьте мне, нет.
А поэт? Он всего лишь поэт.
Рифмы он за загривок с порога
Как охранник хватает бульдога,
И пожалуйста – тема готова.
Впрочем, это совсем и не ново.
Новость вот в чём: здесь кто-то схватил
Неизвестно кого и зачем,
Да из этого лихо скрутил
Целый узел заманчивых тем.
Ну а мир? Ему дела ведь нет,
До чего дописался поэт.


                2


Он хает власть,
ругаясь всласть.
Он сам себе закон и бог.
Кругом лишь мразь.
К нему не влазь –
Тебя не пустят на порог.
Не дома, нет:
вот кабинет,
А вот и кухня – хлеб да соль.
Но ты – нигде.
А он – везде.
Так что заткнись и не мусоль
Ненужных тем.
Но между тем
Он знает точно в чём порок
Речей твоих:
Нет смысла в них –
Сплошное до-ре-ми-фа-соль.
Ты что, пророк?
А он – игрок.
Он в играх этих знает толк.
О, ты поэт?!
Вот пируэт
Достойный князя иль царя:
Хоть ты дерьмо,
но всё равно
Готов он выслушать тебя.
И ты прочтёшь,
коль не учтёшь,
Что будет это всё зазря.
Ведь ты принёс
словес понос,
И все стихи твои – херня.
Ты хочешь знать,
как их писать?
Открой тогда пошире рот
И не моргай,
но лишь внимай –
Тебе рецепт откроет тот,
Кто знает толк.
Так серый волк
Законы все изведал леса,
А ты не знаешь ни бельмеса,
Как кролик, да ещё повеса.



                3

                Монады не имеют окон.
                Лейбниц
                Будь проще, и к тебе
                потянутся люди.
                Народная мудрость


Я вчера опростился, и люди
Потянулись ко мне. Но, о Боже,
Что за мерзкие, наглые рожи
Эти люди! Какой-то прохожий
Протянул ко мне грязные пальцы,
Как маслины на праздничном блюде.
Подошёл – сам паршивый и рыжий –
И давай намекать: он, мол, ближний.
Я шарахнулся в сторону. Следом
Потянулся сосед за соседом,
Как в сельпо за дояркой на танцы;
А за ними – развязные мальцы
И старуха с авоськой. Похоже,
Эта ведьма мне ближняя тоже.
И я начал опять усложняться,
По астральным порталам шататься,
Заниматься цигуном и йогой.
И теперь на меня, слава Богу,
С подозрением смотрят соседи.
Подозрением их огорожен,
Я засел в своём мире медведем.
Ну а рожи на то ведь и рожи,
Что они друг на друга похожи,
И не гоже с обличьем пророка
Выпадать за орбиту порога.


                4


У пророков плохое житьё,
Их Господь посылает. И люди.
Когда все, как один, лезут в судьи,
Это, право, сплошное жутьё.

Я – не все. И судить не намерен
Сивых меринов в образе Божьем.
Я свинью за версту чую кожей,
Хоть не пастырь, не волк, в том уверен.

Даже лисы имеют жильё.
А шакалы от бизнеса – дачу.
Я возьму в свои руки удачу,
Пережулив всё это жульё.

Мне не надо дворцов и хоромов,
Но и бочка совсем не нужна.
Так скажи мне, какого рожна
Диогеновой быть мне коровой,

Чтоб доил мою мудрость доцент,
И ссылался студент недоучка
На прозренья мои, взмахом ручек
Усыпляя весь свой факультет?

Интеллектом своим потрясая,
На докладах чтоб имя моё
Растерзали, как вымя зубьём,
Академиков мерзкая стая?

Ну и гадость! Я Книгу листаю.
И нехитрым движеньем таким
Все контакты налажены с Ним,
А что лажа, так то наверстаю,

Если надобность будет. Один
На один я отныне с – впрочем,
Я не стану тебе здесь морочить,
Чего вправить не вправе – мозги.


                5

Моя дочь занимается сексом
На квартире какого-то экса.
Ну и пусть – лишь бы деньги имела,
Да при деле была. Ну а тело –
Это тело и есть. К нему душу
Не привесишь, как к дереву – грушу.

Я – поэт. Не чураюсь и прозы.
Между рифмами делаю дело.
Презираю ужимки и позы.
Кто-то смотрит мне в рот обалдело,
кто-то вовсе не смотрит. Их дело.
Я не вижу в упор эти рожи.

Моя этика крайне сурова.
Признаю лишь аскетику слова.
Меня совесть не лижет, не гложет,
Не баюкает и не тревожит.
Утверждаю греха не тая:
Моя этика значит – моя!


                6

Я не эстет. Эстетов много.
А я один – как перст у Бога.

Ты сунешь мне, убогий, Книгу.
А я скручу из пальцев фигу.

Воскликнешь ты: знать, пальцев много?!
А я в ответ: сочти у Бога.


                7

Куренье – зло. Оно мне мило.
Не зло, куренье. Говорила
Мне мать родная – не кури,
Ума б набрался, не дури!
Но где же мне ума набраться –
Скажите ради Бога, братцы?!

И вдруг, однажды, ночью – было:
Вселенной всей в разводах дыма
Я суть узрел. А счастье – мимо.
Смотрел я вдаль неторопливо
И думал так: умом палата
Совсем полна, как дымом – хата.

Почто ж на сердце так уныло?
Я вышел прочь из далей дыма
И в ночь вошёл, как в ванну с мылом.
Меня всего вода омыла
И наважденье счастья смыла.
Вернулся в дом как из утробы.

В нём плавал дым – не дым, а воды!
Кричала мать о том мне, чтобы
Я не курил. Ну Бог с ней, право,
На то видать она и мама,
Чтоб быть всегда мной недовольной.
А мне с курением – привольней.

Я гаркнул эдак строго – вольно!
И мать исчезла. Наважденье?
А может всё-таки везенье?
Вот так однажды ночью мне
Взглянуло счастье в очи. Не
Имею больше я хлопот.
Свидетельство пред вами – вот.

                8

Я стихи захотел написать,
А зачем, почему – сам не знаю.
Взял бумагу, затем карандаш,
Закурил сигарету и – баста! –
Ну о чём же я буду писать,
Если сам я об этом не знаю?

Вот бумага, а вот карандаш,
Сигарета. Но ей, впрочем, баста.
Закурил сигарету опять.
Голова разболелась чего-то.

Я бумагу порвал, карандаш
Разломал на четыре кусочка
И подумал: такой ритуал
Не придумал бы даже Конфуций.

Сигарета закончилась, я
Созерцал пропадание дыма,
И мне чудился древний Китай
В очертаниях старой квартиры.

Я достал новый лист и перо
Золотое макнул в чашку с чаем:
Для начала любого стиха
Не придумаешь лучше начала,
Надо только решиться скорей,
Отрешившись от суетных мыслей.

Дым растаял совсем. Сигарет
Больше нет у меня. Я спокоен,
как безмолвный языческий вождь.

В это время китаец Ши-Тао
Своей речью меня поразил
О единой черте мирозданья.

Захотелось стихи написать
О единой черте, но не знаю
Как я буду об этом писать,
Если нет сигарет и чернила
Я  разлил, доставая бумагу?

За окном всё такой же февраль,
Или может январь – я не знаю:
Не пристало вождю круглый год
Наблюдать кутерьму Зодиака.

И я сжёг всю бумагу. Перо
В кислоте растворил. А квартиру
Подороже продал и теперь
Сигареты курю на природе
У порога последней черты.

                10

Этот мир – покрывало Изиды,
кутерьма перемешанных снов.
Как помешанный воет: -Иди ты! –
Ему Будда, и будит ослов.
Проповедники гонят попсу,
Не лапшу они лепят – спагетти.
Завывая, взывают к Отцу,
Словно клея нанюхавшись дети.
В Гималаях засохший аскет
Намекает всем видом на чудо.
Кабы я так умел! Но не буду.
Я куплю до Каабы билет.
Это проще – разулся и ходишь
Босиком того камня вокруг,
Ведь эффект тот же самый: побродишь,
и пророком становишься вдруг.
А пророк – он поэт среди прочих,
И морочит других,  как себя.
Настрочит пару строк и стрекочет,
Что спасти тебя хочет, любя.
Его жизнь – это только предлог
Для одной лишь единственной строчки.
Это значит – дошёл он до точки
И продвинуться дальше не смог.


                Эпилог


Неуклюжие эти вот строки
Не прими невзначай за укор.
Со словами не знал я мороки,
В кружевной их сплетая узор.

Вот и всё. Закругляются сроки,
По листу вихрем рифмы кружа.
Но ведь сталь твоей правды жестокой
Не разъест моей критики ржа!

что сегодня, через двадцать лет, я могу  добавить? –  только то, что, во-первых, благодаря ему эти строки схоронились от моего огненного безумия двухтысячного года, а во-вторых, что для меня  так же уже  «закругляются сроки» и, значит, мы рано ли – поздно ли, но так или иначе встретимся вновь, как прежде, как нынче, как всегда, потому что никогда ведь и не разлучались