Музыка, рождённая любовью

Н.Маркелову.

( ПУЧЧИНИ И ТУРАНДОТ. СОЗДАТЕЛЬ И ШЕДЕВР).

История, которая могла быть.

I.     Из хаоса Вселенской пустоты
Родился звук, и превратился в ноту.
Он был почти хрустальной чистоты.
Он вёл меня, он призывал к полёту.

Но боль сковала плоть. В какой-то миг,
Я осознал, что эта жизнь мне в тягость!
Что я больной, измученный старик,
А Смерть моё спасение и благость.

Она порой являлась мне в бреду
Прекрасной, горделивой, неприступной.
Её на пьедестал я возведу,
Хоть эта мысль и кажется преступной.

Холодная Луна меня влечёт,
В безбрежные поля своих владений.
Веди меня скорее, Турандот,
В мир призрачных теней и отражений.

II.    В твоих глазах безумье и беда.
И ты, рыдая, мне в лицо смеялся,
Пекин, в котором не был никогда,
Который лишь во снах ко мне являлся.

Несчастный город, проклятый навек,
Несущий сквозь года обет жестокий.
И вновь идёт на плаху человек,
И льют с неё кровавые потоки.

Цветок любви в горах не расцветёт,
Пока, в игру смертельную играя,
Мстит за бесчестье предков Турандот,
Весь род мужской кляня, и презирая.

Законы все отвергнув, и поправ,
Вершит свой суд недрогнувшей рукою.
Но, бедный, обезумевший Калаф,
Уже сражён коварной красотою.

Ни слёзы Лиу, ни мольбы отца,
Его остановить, увы, не в силах.
И тщетно три китайских мудреца
Поют ему о плахе и могилах.

Он – это я. С той разницей большой,
Что молодая жизнь его в расцвете,
А я, своею сумрачной душой,
Уже давно ищу дорогу к смерти.

Поверь, Калаф, - тумана пелена,
Коварный морок взор твой застилает.
Загадок три, мой принц, а смерть одна.
- И жизнь одна, -  упрямец отвечает.

И разглядеть чудак, увы, не смог,
Так ослепило страсти безрассудство,
Любви рабыни робкий огонёк,
Покорной Лиу трепетное чувство.

Вот он стоит, могучий, как гора.
Кругом народ испуганный толпится.
Но, три загадки – детская игра
Тому, кто больше смерти не боится.

«Надежда – призрак, пламя – это кровь,
И холод льда растопит этот пламень,
Когда ты мне отдашь свою любовь.
Когда в принцессу обратится камень!»

В смятенье Турандот. Зовёт отца.
«Мой император! Да имей же сердце!
Ты не допустишь моего конца.
Не дашь мне стать рабыней чужеземца!»

Почти рыдает, истово моля,
Но император твёрд и непреклонен:
«Священна эта клятва, дочь моя,
И победитель взять тебя достоин».

А что Калаф? Победой окрылён,
Он словно над судьбой своей смеётся!
«Принцесса среди тысячи имён,
Найди моё, пока не встанет Солнце.

Когда моё ты имя назовёшь,
Я заплачу своею головою.
Но, если нет, со мною ты пойдёшь,
Забудешь всё, и станешь мне женою».

«Постой же, дерзкий! – молвит Турандот.
Поверь, не долгой будет радость эта.
Под страхом смерти верный мой народ
Найти ответ сумеет до рассвета!»

О, мой Калаф! Когда б ты только знал,
Чем кончится твоя игра со смертью!
Пекин всю ночь не спал, и бушевал,
Захваченный безумной круговертью.

И золото несли к твоим ногам,
И девушки любовь свою дарили.
«Всё забирай! Скажи лишь имя нам,
Чтоб палачи нас жизни не лишили!»

Страх с лёгкостью рождает подлеца.
И в ужасе, испуганная стража,
Ведёт на площадь твоего отца,
И тащит Лиу бедную туда же.

Ну, вот, Калаф, попал в ловушку ты.
Теперь тебе не сокрушить твердыни.
Куда же привели тебя мечты?
И кто заплатит за твою гордыню?

Слепой старик, изгнанник, хан Тимур?
Иль Лиу, поводырь его покорный?
Нет, мне не хватит сотни партитур,
Чтоб оправдать в них твой поступок вздорный.

Крепка, как клещи палача рука.
И маленькая, хрупкая рабыня,
Кричит: «Не надо трогать старика!
Лишь мне одной известно принца имя.

Но вам его я не могу назвать.
Не дам погибнуть моему герою.
Любовь повелевает мне молчать.
И, я клянусь, что рта я не открою!»

«Любовь?» - ушам не верит Турандот.
«О, да, принцесса!»
«Это просто слово!»
«Нет, это дар, что силы мне даёт,
И за него я всё снести готова!»

«Уймись, рабыня, плоть твоя слаба!
Послушай, ну к чему твои страданья?
И сталь, поверь, достаточно груба,
Чтоб с уст твоих сорвать печать молчанья».

Прости мне, Лиу! Как я виноват!
Палач всё ближе, и надежда тает.
Она Калафу шлёт прощальный взгляд,
И в грудь свою стальной кинжал вонзает.

Всё рухнуло в один короткий миг.
Утрачен смысл. Нет больше идеалов.
Остался только Лиу светлый лик,
И лезвие холодное кинжала.

Средь тысячи изломанных фигур,
Калаф в тоске приник к ней со слезами.
У ног её рыдающий Тимур,
Которому она была глазами.

И все, кто жаждал крови, как один,
В последней угасающей надежде,
Вдруг поняли, что ты спасла Пекин,
Который жить не сможет так, как прежде.

Цветами окровавленную грудь
От любопытных глаз толпа укрыла.
И проводить тебя в последний путь,
Пустились те, кого ты так любила.

За ними тихо двинулся народ.
И в этот миг всеобщего прозренья,
Остались только я и Турандот,
В глухой тиши на опустевшей сцене.

III.    О, Турандот, коварный мой кумир!
В плену своих бредовых сновидений,
Я сам однажды создал этот мир
Изменчивых теней и отражений.

Я шёл к тебе, молил: Меня не мучь!
А ты в ответ лишь улыбалась сладко.
И мне шептал холодный лунный луч:
«У Смерти есть для каждого загадка».

И я на протяженье долгих лет,
Не знал покоя в поисках ответа.
За Смертью - Вечность, и неверный свет.
И всё отдал я за прозренье это!

О, Турандот, исчадье адских сил!
Всего лишь шаг – и рухнула завеса.
Я сам тебя такою сотворил,
Прекрасная, жестокая принцесса.

Меня уже влечёт земная твердь,
И верю я, всё это не случайно.
В тебе теперь и жизнь моя и смерть,
И вечности непознанная тайна.

Но, ты сама, кровавый суд верша,
Ответь, попробуй, как же так случилось,
Что чистая, невинная душа
Жестокости твоей не покорилась?

И этот робкий огонёк любви,
Несёт внутри себя такую силу,
Что скольких палачей ни призови,
Они уступят этому светилу.

Цветам в горах зацвесть не суждено.
Не может биться ледяное сердце.
В лучах Луны оно обречено
Искать очаг, где сможет отогреться.

Твой острый ум, краса твоя и стать -
Всё застлано кровавой поволокой.
Тебе, принцесса, не дано познать
Высоких чувств, и истины высокой.

О сумрачной душе твоей скорбя,
Не в силах я вести борьбу с судьбою.
Я шёл к тебе всю жизнь, губя себя,
И эту тайну унесу с собою.

IV.      Луна с небес зовёт меня опять,
Я покорюсь её холодной воле.
Как краток век. Я не успел сказать
Того, о чём хотел, и сотой доли.

Из хаоса Вселенской пустоты
Родился звук, и превратился в ноту.
Он где-то там, вдали от суеты,
Влечёт меня к последнему полёту.

О, жизнь, со мной душою не криви,
Пусть, то, о чём скажу, не станет новью:
Я знаю, что прекраснее любви,
Лишь музыка, рождённая любовью.