Шишкари

Через щели балконных дверей ветер со свистом влетает в комнату и, не находя преграды в виде плотных портьер, гуляет сквозняком по полу, возвещая о скорой весенней распутице. Редкие снежинки за окном суетятся: куда бы присесть? На скользкую подоконную доску или на грязный ноздреватый сугроб? Ветер не даёт времени на раздумья: швыряет беззащитные создания в стёкла, безжалостно сдувает с крыши и гонит сквозь строй ледяных сосулек, выросших над карнизом…
Хорошо в такой неласковый мартовский вечер сидеть на тёплой кухне за чашкой чая и вести неторопливый разговор. В очередной раз Ваня просит деда вспомнить что-нибудь из детства. Михаил Георгиевич сначала отшучивается, а потом, ненадолго задумавшись, начинает рассказывать.

Мне было тогда лет шесть, а моим друзьям по играм –  десять. В один из августовских дней мы решили втроём отправиться в рям за кедровой шишкой. Рямом у нас в Кыштовском районе называют участок болота, поросший хвойным лесом. Ближайший к деревне кедровник находился  километрах в пятнадцати на казённой земле, принадлежащей государственному лесхозу. В берёзовом лесу, подступающем к деревне с трёх сторон, я бывал часто: ходили с бабушкой за грибами, за ягодами. В колхозе в то время на трудодни получали только зерно, поэтому мы зарабатывали деньги, сдавая в магазин сушёные ягоды – дикую смородину, клубнику. В настоящей тайге мне ни разу бывать не доводилось. Это был мой первый в жизни дальний поход.
Из деревни вышли после обеда. Накрапывал дождь. Поскольку путь был неблизкий, мы рассчитывали заночевать в лесу и домой вернуться на следующий день. Надели фуфайки, шапки, чтобы ночью не озябнуть, на ноги – резиновые сапоги. У каждого за плечами висела котомка: домотканый мешок с двумя луковицами по углам и привязанной к нему верёвкой вместо лямок. Луковицы не давали веревке соскользнуть с уголков мешка. В котомке лежал нехитрый запас: краюха хлеба, сало, огурцы и бутылка молока.
 
К болоту пришли около восьми часов вечера. На твёрдой земле тлел чужой костёр. Очевидно, совсем недавно здесь кто-то шишковал. До кедрача было рукой подать. Мы побросали свои котомки и сразу отправились в лес. Очень уж хотелось посмотреть, есть ли на деревьях шишка. Кедр рос в ряме вперемежку с сосной, поэтому надо было хорошо приглядываться, чтобы отличить деревья друг от друга. Кедр я увидел впервые. Помню, он мне очень понравился: ветки пушистые, хвоя длинная… Зайдя в лес, мы сначала наткнулись на брусничник. Ягода уже поспевала, и некоторое время мы с удовольствием её щипали. Потом разошлись в разные стороны в поисках кедра. Я быстро нашёл первое дерево и стал внимательно его осматривать. Шишки было много, видимо, на этом кедре шишкари-верхолазы побывать ещё не успели. Как я обрадовался удачной находке! Ну, думаю, с пустой котомкой домой не вернусь! Вдруг вижу – в нижней части кедра, перекинувшись через толстую ветку, висит… га-дю-ка… Маленький чёрный детёныш, длиною сантиметров десять, на моих глазах появляется на свет и падает вниз, в мох! От неожиданности и страха душа моя в пятки провалилась. Как я чесанул оттуда! Словно меня уже покусали! Нельзя сказать, что ни одной змеи до той поры я не видел. Гадюки заползали в деревню довольно часто. Ребята, заметив очередную рептилию (пресмыкающееся) на дороге, убивали её палками и камнями. Однажды мать обнаружила змею на огуречной грядке, сложенной из навоза. Ночи в мае холодные, поэтому она, наверное, заползла погреться.

Но в лесу, один на один, я встретил гадюку впервые. Тем более живородящую (а точнее, рожающую). Мы обошли с ребятами это дерево подальше, так как наверняка знали, что выплодившиеся гадючата ядовиты, поэтому опасны не меньше, чем их мамаша.
 
Рям, где мы ходили в поисках кедровой шишки, находился рядом с так называемой Малиновой гривой – вытянутым участком суши среди болота, заросшим малинником. Компанией мы обошли несколько деревьев, сбили по десятку шишек. Лазать по деревьям для нас было делом привычным. Да и кедры в обхвате оказались нетолстыми; более старые экземпляры были давно спилены и пущены на изготовление колод для водопоя колхозного стада.
Смеркалось. Упавшие между моховыми кочками шишки искать стало трудно. Мы решили закончить разведку кедровых запасов, а к основной заготовке приступить утром. Начали ломать лапник для ночлега.
Но нашим мирным заготовительским планам сбыться, увы, не пришлось. Со стороны Малиновой гривы, совсем близко от нас, раздался громкий треск, а следом – внушительный звериный рык. Мы мигом забыли и про шишку, и про ночёвку, побросали лапник и – дай бог ноги! Было ясно, что в малинник пожаловал медведь, решивший побаловаться сладеньким. Наше соседство ему не понравилось. Соображал, наверное, что мальчишки любят малину не меньше, чем он сам. Зачем ему конкуренты в этом деле? Подхватив котомки, мы без лишних слов отправились восвояси. Спать возле костра на открытом месте, когда рядом бродит медведь, никто из нас не отважился. Уставшие и голодные, мы топали по темноте, по грязи…

Глубокой ночью, уже недалеко от деревни,  вышли на луг. На землю спустился густой, как молоко, туман. Мы пробирались сквозь него на ощупь, боясь заблудиться. Туман был пропитан запахом увядающей травы, осенней сырости и созревшего на лугу тмина…

Так бесславно началась моя карьера шишкаря-любителя, – засмеялся дед. – Правда, – добавил он, – на настоящей заготовке кедрового ореха мне удалось потрудиться в Восточной Сибири. После восьмого класса я поехал к отцу на станцию Кошурниково, что в Красноярском крае. Вот где действительно таёжные места! Сошёл с поезда, вдохнул полной грудью и понял: в тайгу приехал! Голова закружилась от терпкого запаха хвои…

Кедры там не как у нас в Кыштовке, а в три-четыре обхвата, высотой с четырёхэтажный дом. Чтобы добраться до кроны, я сначала срубал берёзку и по ней поднимался до первого сучка. Потом, как белка, прыгал по всему дереву и стучал по веткам. Но на верхушку (а там шишки растут самые крупные) забираться опасался. У кедра, несмотря на его мощь, древесина хрупкая. Надавишь на ветку посильнее – она ломается. Падать с такой высоты не очень-то хотелось. За несколько часов мы набивали с отцом по пять-шесть мешков шишки. Тут же в лесу шелушили её на специально сделанном рубиле, просеивали на ситах и домой везли уже чистые орехи. В тот год я каждый день ходил в школу с оттопыренными от лакомства карманами, – с гордостью закончил свой рассказ дед.

– Слушай, деда, а давай летом, когда у меня в школе будут каникулы, поедем в тайгу! – загорелся Ваня.
– А чего, можно и поехать, – согласился Михаил Георгиевич. – Поездом доберёмся до Абакана, там мой брат Яков живёт, погостим у него, а потом вместе на машине в тайгу наведаемся. Вспомним молодость. С родителями только надо будет договориться…
– А давай мы про тайгу ничего говорить не будем, только про гости, – схитрил Ваня. – Они и согласятся!
– Доживём до лета, посмотрим, – ответил дед.