Часть 2 Глава 3. Сумасшедшие пьяные ночи. Лето 191

Глава 3. Сумасшедшие пьяные ночи. Лето 1917 года

Лето 1917 года. Жара, неразбериха и хаос. Прохладов порвал с революционными агитаторами

Комната съемной квартиры. За окном – летнее утро. Прохладов лежит на кровати, потом быстро встает.

Эх, как жарко теперь, как же душно,
И… достали, достали вы все,
Хоть я знаю: всё будет подслушано,
Что скажу… но за правду бы сел.

Прохладов открывает окно и выглядывает на улицу.

Никого… эх, пить хочется очень…

Жадно пьет воду

Что со мной… носит память-сума
Лишь безумные пьяные ночи…
Самому не сойти бы с ума.

За окном начинается мелкий дождь
Прохладов
То – не дождь… самогон лёг на плечи
Стройной вербе… мол, сам так же ляг…
Песни птиц… а мне слышатся речи
Лишь разнузданных глупых бродяг.

Сам такой же… их гиблые рати
Ядом плотским трясут налегке…
Ну а я… эх, ну сколько потратил
В том отравленном, злом кабаке!

Но… что деньги? –  да то же, что гвозди:
Хоть насквозь нас пробей – всё равно…
Наплевать… и не ждем ничего здесь…
Нет!...  ведь с Родиной я заодно.

……

Прохладов некоторое время молчит, потом смотрит в окно и на дверь

Всюду банды… аль ждет кто в парадной?
Спросу нет – лишь на горло хомут.
Раньше бедно хоть жили, но ладно,
А теперь… ничего не пойму.

Чертов год… луч зари, будто прожиг,
Сердце ест… в парке – радужный нимб…

Прохладов смотрит за окно, видит, как в парке над деревьями появляется радуга. Затем его взгляд падает на мартовскую газету об отречении царя

Царь отрекся… зачем, для чего же?
И куда нам?... нет, только не к ним!

Нет… не к этим, что дали нам волю,
Чтоб разграбить… чтоб дом наш был пуст…
И… душа покрывается болью,
Как испариной – низенький куст.

Грустно мне, как расколотой хате,
Где жил тихо, да вспахивал выть…
А сейчас… даже денег не хватит,
Чтоб за угол простой заплатить.

…..

Как же лихо они… как же ловко…
Я для них – лишь объедь со стола.
Гаянэ удрала…эх, чертовка!
И остаток с собой забрала.

 Прохладов задумывается, потом произносит, глядя в окно
Монолог Прохладова о Гаянэ

Прохладов
Ветер в зарослях плачет шарманкой
И хрипит на простуженный лад,
Как сошелся с красивой цыганкой
Непутевый поэт из села.

Обдурила? Эх, силушки мало!
К новой истине выведет гать:
Что на картах она нагадала,
То и сам я сумел разгадать.

Отголосок горячего бреда
Треплет ставни, лаская окно.
Предала… или сам ее предал?
Ей, как мне, навсегда всё равно.

Гибок стан и податливо тело,
Но… не важно… что плотская дрожь?
Важно, что хорошо она пела,
Да и голос на мой был похож.

Пусть идет… простота несвятая,
Распыляя остаток огня,
Новых парней себе хомутая,
Что смешнее и глупче меня.

На кого-то набросишь ты сбрую
Средь людских стылых душ или тел…
Но… я с женщинами не воюю,
Как с тобой воевать не хотел.

Так простились… без слез и без жалоб,
И… без слов, их лишь в песнях любя…
Напоследок… спасибо сказала б,
Что Обманов не тронул тебя.


Прохладов тяжело вздыхает, потом замолкает, после продолжает, нервно усмехаясь

Прохладов
Как вспомню: “За нас ты, паскуда, аль нет?
Где деньги?” – Какие? – “да эти!”
За вас, подлецов… лишь возьму партбилет…
И… запер его в кабинете!

Эх, как он кричал: “Али Русь не мила?”
Но то не от сердца, не надо –
Тогда лишь завелся, когда я дела
Всех взял…да и этого гада.

Ах, да, он пылает, их красный божок,
Чтоб камень замест… чтоб он рухнул!
Дела Гаянэ и всех близких – пожег,
Обманова – сдал, чтоб потухнул.

А после… лишь мельком…”ну что ты, прости…” –
Как рыба молчал… где ж их “воля?”
Не вырвется, гад, из своей же “сети”…
Крестьяне, что знал – те заколют.

Ну что ж поделом… и… обратно в село,
Навострив ног быстрые лыжи….
Я видел… им было, как мне, тяжело
Зерно отбирать у своих же.

На “правое дело?”… да с чьей стороны?
 Чтоб Русь была для инородца?
Чтоб…он… жировал на обломках страны,
Их…вождь… или как там зовется…

Прохладов делает паузу, закрывая глаза, о чем-то вспоминает [1]

Он – сволочь, он лживый и грубый смутьян,
Пойдет по Руси, как кочевник,
Стрелять полицейских и резать крестьян,
Что хлеб привезли из деревни…

Над кем вы, над кем водружаете нимб?
Сожжет она… лютая алость…
Рабочие… что же… наверно, и им
Достанется… или досталось.

Он… как ослепил… по народной тропе…
Гулянья… поэты… да все ли?
Нет, любят лишь те, кто душою не пел,
Кто не молотил и не сеял.

А я что… мужик… весь в поту и в пыли,
И в душу лез каждый с поклоном…
Дышать не давали… и выход нашли –
Споить мужика самогоном.

Прохладов подходит к окну и произносит про себя

Край ты мой, что же будет с тобою?
В голове… проясняется муть.
Шел сюда…с добротой и с любовью,
А теперь… что теперь?... не пойму.

Нет, не съел меня город, не выжег,
Только… сжал наподобье скобы…
Надо… к дому родному поближе,
Так как здесь… ни пути… ни судьбы…

Прокололи судьбы моей очи,
Тело ей разорвали по швам
Сумасшедшие пьяные ночи
И безумная красная шваль.

Прохладов быстро одевается и уходит.

Вагон поезда, в котором Прохладов едет в родную деревню

Сквозь гряду облаков жестяную,
Что слезой намочила вода,
Снова вижу деревню родную
И всех тех, что люблю навсегда.

Вижу храма старинного купол,
Что накрыл синей мороси плед,
Вижу ту… что я предал так глупо,
И не знаю, простила, аль нет.

Прохладов отрывает окно и сует туда голову.

Ай… и сунь так башку промеж окон…
А всего лишь… ольхи тонкой прут…
Ну а город, что нынче далеко,
Уплывает, как каменный спрут.

Щупы лжи бередят в сердце рану,
Словно пошлых идей череда,
Только там все они не достанут
Никогда, никогда, никогда!


Примечания

[1] имеется в виду июньский мятеж советов против временного правительства