Часть 2 Глава 1. Перед мартом 1917 года, Освободит

Часть 2. События в Революцию 1917 года

Глава 1.  Перед мартом 1917 года, “Освободители”

Прошло некоторое время.  Идет Первая Мировая Воина, на которую Прохладов не попадает, поскольку является единственным ребенком в семье [1]. Лидокрылова с Прохладовым более не встречалась после расставания в крещенскую неделю.

Комната избы Прохладова, вечер, за окном мелкий дождь, начало весны. На дворе конец февраля/начало марта 1917 года. Прохладов грустит о любимой

Прохладов, глядя в окно

Больно, грустно… в глупом теле дрожь,
Вновь один… ни музыки, ни песен…
Лишь промозглый заунывный дождь
Струями-ногами слякоть месит.

И перстом прозрачным бьет в окно.
Моль, забудь… взбодрись… хотя б для виду…
Только мне как будто всё равно,
Не взбодрюсь я, никуда не выйду.

Прохладов видит прохожих, ходящих за окном

Без тебя не нужно ничего,
Ни дождя, ни тех, кто ливню рады…
Заблудилась сказка, волшебство
Лодкой чувств средь серых дней армады.

Прохладов чуть отходит от окна и закрывает глаза

Вот они плывут, как глыбы льда,
И простудой грусти ранят тело,
Только не забуду никогда,
Что ты говорила, что мне пела…

Прохладов вновь подходит к окну

Вот звезда теплом на рябь стекла
Разлеглась и прогнала усталость…
Что там?... может, ты вдали прошла?
Вряд ли… то спросонья показалось.

Но дрожит промерзшее окно,
Словно слышишь ты… хоть чем обрадуй…
Или… только ясно мне одно:
Древни скази обернулись правдой.

Люты козни жмут страну в дугу,
Бед ознобом сотрясают землю…
Но что я их супротив смогу,
Коль один их сердцем не приемлю?

За окном слышен разговор, но отдельных слов не разобрать

Там гудят, что скоро сменят власть…
Для чего? Зачем оно им надо?
Что ж весна… так странно началась?
А во мне лишь зимняя прохлада.

За дверью слышны крики

Бранных криков злое решето,
Гнев бедняцкий не стрясай мне в уши…
Снова… не печатает никто…
Денег нет… и быт почти разрушен.

Прохладов на мгновение задумывается, потом произносит громче

Чтоб их всех… как будто рвется нить
С правью, и приходит жизнь иная…
И… урядник стал ко мне ходить,
Друга-вора мне припоминая…

Прохладов закрывает глаза, вспоминая урядника, и усмехается

Не поймет… казенное сукно,
Что в пылу лихой гулящей воли
То, что друг украл – совсем смешно,
Ведь скрадут всех нас, и даже боле.

Прохладов вспоминает друга, свершая несколько шагов по комнате

С теми – ни двора и ни кола,
Кто, Христа забыв, избрал Иуду…
Где ты нынче бродишь, Николай?
Там же я… бродить когда-то буду.

Сапогами гнева мне месить
Смуты слякоть на земле простылой,
Шляться по растерзанной Руси
Без приюта, без тепла, без милой…

Или… всех простить в веку простом,
Непрощенным став в обманной хмури,
И… загнуться где-то под кустом,
Или… быть расстрелянным по дури.

 В это время дождь за окном затихает, голоса прохожих тоже. Наступает недобрая тишина, но через мгновения ее нарушает постукивание каблуков по льду.

Прохладов, прислушиваясь

Ливень вдруг затих… лишь блеск луны
Как-то странно льется на чащобы,
А за дверью… каблуки слышны…
Воротилась, может… хорошо бы!

В это же время снаружи от входной двери дома Прохладова проходят люди, причем три человека ведут себя особенно напряженно. Это революционеры Федор, Фрол и возглавляющий их Обманов. Одеты аккуратно и довольно дорого, в красивых изящных пальто и шляпах. Главный, Обманов – с портфелем.

Обманов
Русская земь, ты не стынь от мук,
Сгинет вся мразь, что тебя калечит,
Скоро паскуде-царю каюк,
Только тогда ты вздохнешь полегче.

Вольною стаею по тропе
Мы пробежим… а пока – лишь по три.
Слышали мы, что ты здесь пропел…
Может, простим… а, хотя…посмотрим.

Вас, кулачков, услаждает ложь
Сладкой пастилкой с превкусьем крови…
Федор, наляг, ну а Фрол, продолжь.
Впрочем, накой… этот сам откроет.

Комната избы Прохладова (время действия – то же). Прохладов, слыша стук в дверь, открывает ее

Прохладов
Милая, любимая… гибкий стан и плечи…
Как я ждал… эх, кто же там…

Обманов
Значит, будь здоров!
Разреши представиться, Федоров, газетчик.
А со мной – помощники… пропусти в свой кров!

Прохладов
Только здесь… не убрано…

Обманов, снимая шляпу и доставая из портфеля газету
Нас смутит? Едва ли!
Глянь сюда, статеечка, и язык простой…
Ты-то сам-то грамотный?

Прохладов
Я поэт…

Обманов
Читали…
Хорошо слагаешь ты, жаль, что не про то.

Федор, Фрол и Обманов раздеваются, садятся за стол.

Обманов
Да не бойсь, дорогой, не бойсь!
Вам, крестьянам, здесь ладны вести,
Мы-то с вам – одно не врозь,
Ну а вскорь – все пойдем, все вместе

Ко свободе, в ком солнца вид,
Свет любви, доброты и счастья,
Он – для всех… он-то всех сплотит,
Сбросив прошлые разногласья.

Он спалит вековую тьму
Светом праведных сил-пожарищ…
Мы – помощники лишь ему…
Ты помощник? А, знать, товарищ.

В разговоре наступает некоторая пауза. Прохладов оглядывается по сторонам, потом опускает голову. Обманов, видя его замешательство, достает из портфеля сверток с продуктами и вином.

Федор
Говори, что решишь, не брешь,
Что же ты онемел, бедняга?

Фрол
Да, ведь голодно… вот, поешь.

Обманов
Или… вздрогнем теперь… где фляга?

На столе появляются четыре стакана, которые ставит поэт. Обманов разливает вино. Трое революционеров пьют. Прохладов также пьет, но нехотя.

Обманов
Множество книг говорят об одном –
Те, что главнее, к тебе вели нас:
Барей вину не размыть вином,
Только строкою твоей былинной.

Прежде… слезилась твоя строка
Под злой судьбой, нищетою-плетью,
Волею русского мужика
Плавя устои, что были клетью,

Плавя весь лёд… эх, на то ль она,
Чтобы грустить о сохе, о милой?
Нынче впервые пришла весна,
Где полыхнешь ты со всею силой!

Ты богатырь… неужель, рубли
Критиков важны?  Мы им не вторим.
Пой, и свобода твоя взбурлит
С нами, разверзнувшись гулким морем.

Сгинет обида и нищета,
С мразью минувшей дотла сгорая
В буре, что жгучая, как мечта,
Воля без берега и без края.

С мартовским ветром пришла пора
Правды младой, что прогонит старость…
Видишь, по волнам плывет корабль?
Песня – есть вихрь, ну а мы – лишь парус…

Прохладов, довольно пьяный, подходит к окну, а потом снова садится, чуть отяжелев

Обманов, продолжая
Слог – главный кормчий… сквозь гвалт и стон
К свету веди… сыпь мечты знаменья….
И вот увидишь, настанет он,
Рай для грядущего поколенья!

Каждый там будет любим и рад,
Прав, о грядущем не беспокоясь…
И переменится Петроград…
Хочешь, поедем?

Прохладов
Но…

Обманов
Скоро поезд.

Прохладов
Я бы… не взяли…один в семье.

Обманов
Что же ты, брат, говори спокойно!
Ну… хоть пройдись… что, прирос к скамье?
Нет, мы за мир, против лютой бойни.

И хорошо, что ты был вот здесь,
Там – не воина, там… подлей и гаже,
Сколько погибло вас там – не счесть…
А для чего? Эх, никто не скажет…

Прохладов, оглядывая свою комнату, видит газету о Первой Мировой Воине, статью об “атаке мертвецов” [1]

Скажет, ведь было…

Обманов
Да всё вранье.
Мы объяснили, аль ты не понял?
Чтоб жировало офицерье,
И чтоб паскуда сидел на троне.

Обманов, смотря газету о воине в комнате Прохладова

Смерти отравленной белизна
Ела всех насквозь зловонным жаром.
Сам я хотел… а когда узнал,
Да что к чему? Все погибли даром…

Прохладов, возмутившись
Что же…

Обманов
Поляжем потом костьми.
Что встрепенулся, глядишь так строго?
Нет… не за деньги их, а за мир,
Ну а пока… поживем немного.

Всё отдадим вам, настанет час…
Волю, что ваша, и вашу землю…
Брат, аль ты пьяный, забыл про нас?

Прохладов
Что?

Обманов
Осторожней, враги не дремлют.

Да не дрожи ты, уймись, остынь,
Не было так, чтоб своих сдавали,
В Питере мы… заседаем нынь,
Вот потому и зовем в те дали.

Но заседаем… не от тоски,
Верим в заветных идей победу…
Верим… и в силу твоей строки…
Что, брат, поедешь?

Входная дверь, тем временем, открывается сама. За окном – ни души.

Прохладов
Да ладно, еду…

Примечания

[1] Призывной возраст в Дореволюционной России по указу от 1874 и от 1912 года составлял 20 лет. Во время Великой Воины (Первой Мировой) список уходящих на фронт добровольно или по призыву, безусловно, был значительно расширен. Но по-прежнему сохранялись различные отводы и ограничения, в частности, единственный ребенок в семье.

[2] Имеется в виду героический эпизод обороны крепости Осовец русскими войсками на Восточном фронте во время Первой Мировой войны в 1915 году.