Так для всех, кто слышит, окромя певца

Струи гулких звуков о заре безбрежной,
Что веснушки-звезды смоет с туч лица,
Разлились, как реки, глубоко и нежно –
Так для всех, кто слышит… окромя певца.

Пусть поет он гладко, но внутри измучен,
Вздыблен и разжеван, и болит душой,
Словно та же речка, что на зуб излучин
Накололась телом водности большой.

Может, он недавно разлучился с милой,
Заболел тоскою… только что с того –
Песня, как лавина, вышибает с силой
Сель аккордов гулких из груди его.

Он хотел бы вскрикнуть: “братья, весь в огне я!”  -
Нотная текучесть просит об ином,
И он твердо знает: если петь больнее –
Звук прольется мягче, нас хмеля вином

Успокоит прочих дрожь под тонкой кожей,
Что они не видят, даже не поймут,
Ну а я – увижу, ибо сам такой же,
Музыка мне – пряник и жестокий кнут.

Сердце – то гитара, а струна в ней – жила,
Рвал себя легко я, долго лишь терпел,
Но пойми, родная, всё равно, как жил я,
То совсем не важно… важно, что пропел.

Грустью ни сознанья, ни певца не мучай,
Что связать пытался в алый плед зари
Солнце страсти жаркой с ливнями созвучий,
Чтобы не погаснуть и не испарить.

Есть вода и пламя – единю их вместе.
Что еще сверкает тайною во мгле?
Пусть меня не видно, сам я – просто песня,
Та, что звонким ветром бродит по земле.

Вот и все четыре главных элемента,
Пятый – птица чувства, что сорвется с губ,
Крыльями мелодий настигая где-то
И тебя, родная, да и всех, кто люб.