Над вымытым цветным Вернигероде...

Экспонат


Над вымытым цветным Вернигероде,
где обитали гномы-рудознатцы,
музейный замок,
вознесённый к тучам,
я, от прохлады ёжась, обходил.

Железный шар с гранёными шипами,
что за века ничуть не притупились,
прикован был к дубовой рукоятке
куском густозаржавленной цепи.

И под тупым орудием убийства,
под хряским пудом феодальной смерти
на белой аккуратной этикетке,
начертано готическою вязью,
читалось имя монстра: «Моргенштерн».

Я был и раньше в этом скальном замке,
но только лишь теперь прочёл, запнувшись,
что дьявольская череподробилка
звалась нежнейше – «Утренней звездой».

Те горы были серебром богаты,
светились почвы хмелем, виноградом…
Но как пересчитать овец и козлищ?
Как не увидеть в сердце человека
зияния потусторонней тьмы?





Квартал Сан-Паули



Порядком в кухне, свежею едой,
речной прохладой веет ветер Ганзы,
И дни мои нестройной чередой
Уходят – поперек дороги Ганса.
Германским буком мне едва ли быть, –
Мой нрав попорчен ропотом осины.
И не постичь мне ни тевтона прыть,
Ни плавное коварство мандарина.

Сан-Паули полночная свеча
Цветёт над блудом уличного бала,
Где черными синкопами рыча,
Лиловой пастью влажен зазывала,
Где муравьиной цепкостью вкраплен
В янтарь своей харчевни китаёза...
И нагл, и простодушен Вавилон,
И полон разноцветного наркоза.

Гуляет Гамбург, город городов.
Резвится оборотистая Ганза
И каждому от праведных трудов
Дарит шансон или обмылок шанса.
На Реппербане рдеют фонари.
Во тьме, под иероглифами ночи, –
В заботах от заката до зари
Прельстительниц искательные очи.

Почти не жаль срамной их красоты,
Их юности, пошедшей на продажу, –
Без трепета лилейные цветы
Несут на лицах синих мух поклажу.
Почти не грустно и на этот раз
Смиряться с перевернутостью мира.
Почем ночное солнце этих глаз?
О, не дороже ль венского клавира?..

Хмелеет Гамбург. Темною водой
Пахнёт свежо от гавани соседней, –
И дни мои нестройной чередой,
С обедом разминувшись и с обедней,
Отчалят от ганзейских берегов,
Чтоб никогда сюда не воротиться,
Где фанза Чанга и Мими альков
Дробят звериный лик больших веков
В неразличимо-крохотные лица…