О женщинах. Рассказ

«Женщины меня интересовали всегда».
Это я прочитал у Хармса. То есть это не я, а Даниил Иванович Хармс к женщинам неравнодушен. То есть был неравнодушен, сейчас-то ему уже как бы всё равно, но когда-то очень даже.
Не могу с этим не согласиться. Я тоже люблю женщин. Пока. Особенно некоторых. Особенно на ощупь. Вот, к примеру, Виолетта Степановна. Я ей говорю как-то: «Виолетта Степановна, дозвольте вас пощупать где-нибудь в районе талии». Тихо так говорю, спокойно, вежливо. А она как завизжит: «Нахал! Нахал!» Ну, народ вокруг, конечно, заинтересовался. Стал кружком так собираться, перешёптываться, мол, кто там нахал и чего это вдруг Виолетта Степановна визжит, как мышь. Только громче. Ну, я ей, конечно, говорю так спокойненько: «И что же это вы визжите так, Виолетта Степановна? Не хотите, чтобы я щупал вас в районе талии, так укажите какое-нибудь другое место для ощупывания. А может, вы вообще не хотите, чтобы я вас щупал, так прямо об этом мне и скажите, нечего визг поднимать. Вон, видите, народ интересуется». Так и разошлись.
И тут я вижу, что у Виолетты Степановны две ноги. Почти как у всех женщин. Одна правая, другая левая. И, надо заметить, правая – справа, а левая – слева. Это потому, что смотрел я на Виолетту Степановну сзади. А вот, если смотреть на неё спереди, то как раз наоборот: правая нога окажется слева, а вот левая – как раз справа. Это очень неудобно, запутаться можно.
Но я, чтобы не запутаться, всегда сначала думаю, с какой стороны я на женщину смотрю: спереди или сзади. И, что характерно, с какой бы стороны ни смотрел, всегда обнаруживаю именно две ноги. Вот, к примеру, Маргарита Фёдоровна. У неё тоже ровно две ноги, но в брюках. Длинные. Пока снизу доверху их обозреешь, надо аж голову запрокинуть. И тогда видно, что правая и левая ноги сходятся в некоторой точке и далее ввысь идут вместе. Причём так происходит у всех женщин в брюках.
А вот Серафима Львовна, к примеру, никогда брюк не носит. Она ходит в платье или, если на платье материи не хватило, то в юбке. Но в юбке реже. Потому что ноги у неё, в отличие от Маргариты Фёдоровны, не такие длинные, и юбка получается очень коротенькая – при её-то ногах. Вот она и ходит всё больше в платье. Смотрю я на её ноги снизу. И головы запрокидывать не надо, взгляд почти сразу упирается в край юбки. А ноги, надо признать, стоят отдельно – правая и левая. Ну, прям как ножки у шкапа, и нет никакой возможности даже предположить, что где-то выше они соединяются и образуют нечто целое. То есть это целое, особенно, если поглядеть на Маргариту Фёдоровну сзади, присутствует, но ноги как бы порознь это целое поддерживают.
А вот Ревекка Ибрагимовна та всё больше в платье ходит, причём платья она носит длинные, почти до полу, только туфельки на высоких каблуках из-под них и выглядывают. Ну, раз туфельки есть, то резонно предположить, что имеются и ноги, на которые они, то есть туфельки, одеты. Но какая у этих ног география, представить нелегко. Тут надо пускать в ход всё своё воображение, но у меня его не хватает. Всё же, поскольку Ревекка Ибрагимовна высокая и довольно стройная, не то что Маргарита Фёдоровна или там, к примеру, Зульфия Израилевна, думаю, что ноги её, устремляясь ввысь этакой бутылочно-завораживающей формой, не стоят отдельно, но в невидимом звене конструкции сливаются воедино.
И тут мы неизбежно приходим к ответу на известный вопрос: «Откуда ноги растут?» До сих пор мы продвигались вдоль ног снизу вверх, теперь же направим свой взор сверху вниз, ибо ноги растут именно в этом направлении. При этом бессмысленно рассматривать женщину спереди. Обнаружить источник, из которого произрастают женские ноги, можно только обозревая женщину сзади. И тут уж неважно, во что она одета – в брюки или в платье. Причём брюки, скажу я вам, обрисовывают указанный источник гораздо явственнее и рельефнее, чем платье или, скажем, юбка. Именно брюки подчёркивают, не побоюсь этого слова, двудольность этой части тела: из правой доли растёт правая нога, из левой же – левая. И заметьте, никакой тебе путаницы. Напротив, полное соответствие. Богатый русский язык как только эту часть тела не называет: филейная часть, седалище, попа, а то и того почище. Но вспомните, я говорил, что люблю женщин, особенно если на ощупь. И не я один. Многие предпочитают легонько шлепнуть или слегка ущипнуть женщину именно за мягкое место, будто специально созданное для этого самой природой.
А дальше, продвигаясь вверх, мы неизбежно доходим до талии. Если, конечно, она есть. Вот у Зульфии Израилевны переход от мягкого места к спине никак не ощутим – ни сзади, ни спереди. Причём спереди не ощутим даже больше, чем сзади. У неё абсолютно отсутствует та тоненькая перемычка, отделяющая зад от спины. Про перёд я уже и не говорю. Это только у мужчин всё, что выше талии, то грудь. Но мы же не про мужчин, а про женщин. И у женщин, как, скажем, у Ангелины Витальевны, талия имеется. И даже иногда узкая, и на ней обязательно расположен поясок. От платья, брюк или просто так – не важно. Он просто имеется, чтобы подчеркнуть, что именно в талии женщина из нижней своей части переходит в верхнюю. А ещё надо заметить, что зачастую талия проходит как раз посреди живота. И вот это как раз странно, ведь что такое получается: ниже талии – нижний живот, а выше – что же? Сзади-то всё в порядке, талия, как я уже подчёркивал, отделяет попу от спины. А вот с той неопределённостью, которая творится спереди, надо же что-то решать, в конце концов!
А если спереди поднять глаза ещё чуть повыше, то мигом обнаружится грудь. Это у мужчины грудь начинается сразу от талии, если, конечно, она есть. Талия, то есть. А вот у женщины между талией и грудью имеется небольшой поясок «верхнего» живота и уже над ним только возвышается грудь. Причём не одна, а целых две. Замечу, что это не всегда и не сразу увидишь. Всё зависит от покроя платья или там кофточки – того, что надето на верхнюю часть туловища. Вот, к примеру, Дора Пафнутьевна всегда носит такие кофточки, что спереди у неё оттопыривается одна огромная глыба, и когда Дора Пафнутьевна идёт по коридору, то эта глыба плывёт на два шага впереди неё, прокладывая Доре Пафнутьевне дорогу. А вот за платьем Серафимы Эммануиловны никакого вздутия спереди не ощущается. Её грудь, если, конечно, таковая имеется, такая же плоская, как и её спина. И между этими двумя крайностями я ежедневно наблюдаю многие прочие разновидности.
Однажды в переполненном трамвае я, чудом в него протиснувшись, схватился за поручень. Чтобы не упасть. И тут мой кулак, обхвативший поручень, был накрепко к нему придавлен грудью притиснутой ко мне женщины. Отмечу, совершенно мне незнакомой. С тех пор я узнал, что грудь очень приятна на ощупь. Она, как и мягкое место, тоже мягкая и податливая под рукой, но почему-то её мягким местом не называют. И это очень странно. Тем более, что и у неё тоже как бы две доли. И обе любезны на ощупь. Что тут и говорить.
Чуть повыше груди у женщины справа и слева находятся плечи. Ну, про плечи я ничего нового не скажу, разве что то что из правого плеча растёт правая рука, а из левого – левая. Но тут, как и с ногами опять неопределённость. Всё зависит от того, с какой стороны на женщину смотреть – сзади или спереди.
   А вот посерёдке из туловища торчит шея. Ну, торчит – это я так сказал. Вот у Патрикеи Агафоновны и вправду торчит. Почти как у гуся, только чуточку покороче. Тоненькая такая шейка, а на ней малюсенькая головка болтается. Вот-вот оторвётся. Но пока ещё держится, хоть и болтается. Это, наверно, потому, что шея у Патрикеи Агафоновны по всей длине обмотана в несколько слоёв бусами с блёстками, так что кажется, будто она, то есть шея, закована в блестящий панцирь, не дающий ей согнуться и обломиться. Не то что у Доры Пафнутьевны с огромной грудью. Вот у неё шеи как бы вообще нет. И головка-то не маленькая, а будто высеченная из гранитной глыбы. Вот и покоится эта глыбистая голова прямо на плечах, вдавив шею, если она когда-то и была, прямо внутрь туловища.
Ну, о голове я распространяться не буду. Тут открывается нам великое многообразие носов, глаз, губ, бровей и надбровий. Об ушах я уж и не говорю. Тем более о причёсках.
Да, мне очень нравятся женщины.

7.10.16