Баллада о генералиссимусе

Усы усмешку скрыли. Взгляд тигриный.
Бросок как будто бы рассчитывает он.
И награждён военным высшим чином,
Как Ришелье, Суворов, Веллингтон.

Его талант не как у тех, отличен.
Победы добывал без их затей.
И был предельно прост его обычай –
Во имя цели не жалеть людей!

С портрета из прошедших лет тумана
Наганов дулами глядят его зрачки.
В них алчность кровожадная Шерхана,
А где Шерханы, там и Табаки.

Вокруг него плодилось их немало,
Кому лакейский дорог был уют.
И их последыши, такие же шакалы
И в наши дни хвалы ему поют.

Холуйски воют лживые Табаки,
Потоком гадким извергая лесть,
Как их хозяин фронтовой собаке
Геройской оказал большую честь.

Несли там на шинели пса героя,
Совсем уж дряхлого и слабого от ран.
А мне сегодня видится другое.
И проклят будь холуйский ваш дурман!

Хоть пострадал не я – на сердце рана.
В душе и гнев, и тяжкая тоска.
Историю Сысоева Ивана,
Несчастного я вспомнил земляка.

Его семья от голода страдала.
И в первый год войны погиб отец.
И колоски мать в поле собирала.
Ведь надо детям выжить, наконец!

Но ей и жажду жизни не простили.
Фуражки синие пришли в ту ночь за ней.
И мать, как звери лютые, схватили,
И увезли, осиротив детей.

Не нужно вашего слезливого обмана.
У вас в почете превеликом пёс...
Ведь трое младших на руках Ивана,
И до пятнадцати сам парень не дорос.

А в том, сорок втором году проклятом
Катился к Волге битвы грозной гром.
Под городом на Мокше, Наровчатом,
Военный строить начали аэродром.

Туда согнали женщин-заключённых,–
Среди других была Ивана мать,–
На рабский труд отчизной обречённых.
Сиротам их один удел – страдать.

Война не рай, конечно. Хоть и адом
Она была, конечно, не для всех.
Но тем за труд особую награду
Готовили. Свершён был страшный грех.

Окончен труд. Охрана – как собаки.
Несчастные в поту, грязи, пыли
Как скот, все на ночь заперты в бараке...
Барак в глухую полночь подожгли.

Но для чего же сотворили это?
Откуда столько подлости и зла?
Боялись, выдадут военные секреты,
Которые отчизна берегла.

Пожаром осветились Мокши воды,
Доволен твой, злодей, усатый лик?
И к небесам в ночи "врагов народа"
Ужасный полетел предсмертный крик.

Похоже, сдали нервы у охраны.
Кто поседел, а кто, как скот, запил...
Вам жалко пса. Не жалко вам Ивана?
Не тронет горе, что он пережил?

Шакальи ваши доводы нелепы.
Вам лизоблюдский дорог лишь кусок.
Истлели тирании злые скрепы,
Ни царь Иван, ни Сталин не помог.

И во вранье, вы, господа, неловки.
Давно уж разучились складно лгать.
И деспотизма сгнившие верёвки
Не смогут больше веник ваш связать!

Наш путь ведь изначально был порочен.
Не самый лучший воспитатель страх.
И на крови раствор хотя и прочен –
Давно истлел фундамент на костях!