Самозванец

Стих стал результатом диалога с человеком, который убежден, что Апостол Павел самозванец. То есть не Апостол он, а был принят христианами как ученый человек, потому что был обучен грамоте. Но все что он пишет (в посланиях) не достойно внимания.
Доводы в пользу того, что Павел был гонителем и просто так его первые христиане бы не приняли ни за что, разбивались о неприступные стены этой убежденности.
Этот диалог длился не час и не два, он занял достаточно времени, чтобы всеми его доводами и примерами вывести разум человека на осознание простого факта: "истязатель Павел" и "гонитель Павел" был проклят в глазах первых христиан; никаким чудом он не смог бы "втереться к ним в доверие". Но человек устойчиво "доказывал" свою правоту: написанное Павлом включено в Завет по ошибке


В конечном итоге из недр здравомысленного негодования извергнулся стих.


К ним Павел пришел и сказал:
— Я умею правильно знак выводить на бумаге.
Они же шарахнулись в сторону, только...
Анания тут почесал в черепке, пробурчал:
— А "пусть его"... пишет, ведь будет при Боге!
Тут Лизавете, вдруг, стало так горько,
Свалилась вся на пол, во стонах искал
Дух ее отступленья от жути, мятущась,
И все остальные припали, волнуясь,
К земле и помету голубьему — веря,
Что блажий Анания-то христианин!
А если иначе, то им всем потеря...
Поскольку он воли тут их господин!
И Елизавета, очнувшись, стеная,
Еще на полу — рукой хвать за мангал:
— Он, мытарь, от горла до пяток и сердца
Всю меня, сволочь, как есть истязал.
Тут Павел присел в реверансе. Нахал!
И скорчил невинно убогость лица,
Чтобы поверили все в его честность.
Тут началася такая полемность...
Кто-то вопит, кто-то плачет, рыгая
От жути, которую тот учинял.
И приняли Павла. Он клятвой пылая
Их всех в своей верности зауверял.



Разумеется, стих эффекта не возымел.
Но... раз написалось, пусть уж будет.