ДухИ и дУхи

Преданья говорят, что призраки, как правило, все пахнут неприятно - болотом, гнилью. тленом, мертвечиной. Всё завывают, стонут, издают пугающие звуки. Выскакивают, норовят схватить за руки. Быть может, есть у призраков таких на то причина? Сегодня же хочу я вам поведать об обратном.

Европа вся была уже в огне, но в Нордланде пока (пока!) ещё спокойно. Раз так, сзывает всех гостей к себе искусства неунывающая лира. Пускай бушуют где-то чьи-то войны, льётся кровь, горят дома, но вот в Тролльхавенском театре дают премьеру - на сцене пьеса гениального Шекспира.

Весь полон зал, нет мест, аншлаг. Сегодня здесь весь свет: банкиры и министры, их жёны и любовницы, графья, князья и королевские вельможи. Притихнув на минуту вдруг, цвет нации почтительно привстал - и королевская семья, и сам монарх уселись наверху, в монаршей золочёной ложе.

Прима Национального театра - свежа как роза, так прелестна и юна. Хоть ей уже за тридцать, порхает, словно девушка она, и легкостью своей заслуженно гордится - ведь ей, как светской львице, повсюду рады: и на горнолыжном склоне, и в изысканном салоне она везде своя, присядет у камина. Поклонники её вдыхают, трепеща, струящийся везде за нею шлейф - то аромат любимых ей духов, известных запахом цветущего жасмина.

"Сон летней ночью" - действо феерическое, его любой завзятый театрал по сложности на высший балл оценит. И нет сомнений, что была в тот вечер публика десятки раз изумлена великолепием игры актёров, развернувшейся на сцене.

Но в тот же вечер роковой летел к себе на базу с вылета один с крестами на крылах бомбардировщик. Чтоб сэкономить время и ресурс, летел он прямо над Тролльхавеном - так возвращаться было много проще.

Хороший был сегодня вылет, лётчики довольны. Коммуникации морские отбомбили, бомб сбросили на вражеский конвой прилично - сто три штуки. Единственное, чем тревожны воины - не все ушли снаряды по противнику. Последняя из бомб, мерзавка, не ушла - застряла в бомболюке.

Вот пару раз бомбардировщик тот тряхнуло - турбулентность, и смертоносный груз освободился из захватов. Конечно, лётчики совсем не виноваты, что бомба вырвалась на волю, когда машина шла почти что над Тролльхавенским театром.

Свистя, орудье смерти устремилось вниз, но вой стабилизатора в театре был, к сожаленью, никому не слышен. Секунды считанные бомба та к земле неслась и по веленью рока - на сцене храма Мельпомены взорвалась, пробив в паденьи своды театральной крыши.

Пылает что-то, чёрным дымом весь затянут зал, и кто-то верещит панически, с надрывом. Но нету в зале трупов, выводят всех, почти никто не пострадал. А что на сцене? А там - о ужас, погибла вмиг в составе полном труппа. Кошмарная картина - везде лежат тела, обезображенные взрывом. Обломки стен, и всё в кирпичной пыли. Был траур пятидневный в городе, ну а театр до лучших до времён пока закрыли.

А через месяц - оккупация, аншлюс, грозило полное забвение отчизне. И только через пять тяжёлых лет очистил Нордланд от врага совместно тройственный союз, и в те года там было не до театральной жизни.

Когда же мрак рассеялся, то через пару лет театра стены осветились светом. Нет, не софитов, а прожекторов. Взялись восстановить его тем летом, собрались горожане, каждый помогал чем мог, и зазвучали там ножовки плотников, рубанки столяров.

Жизнь положивших на алтарь искусства, трагически погибших здесь артистов почтили память, по решению совета городского, скромным обелиском. Такая надпись выбита на нем: "Тем кто здесь жил, творил, и в Царствие Небесное ушёл в году сороковом, тревожном, роковом".

Афиши клеят в городе: уж скоро! Народ ликует, высший свет опять торопится приобрести билеты - открывается сезон! И вновь на сцене там плетут полотнище своей игры актёры, и пьеса первая после открытия театра, конечно же, Уильяма Шекспира "Сон".

Закончен праздник, зал опустел, уборка кончена, почти погашен свет, и первым был театра обновлённого смотритель, кто увидал немыслимое. И затем на протяженьи многих лет единственный он оставался невероятных зрелищ одинокий зритель.

В тот вечер он в один прекрасный миг вдруг уловил движение неявное на сцене. За занавесом, почти в полной тьме, как будто кто-то беззвучно что-то делал, там словно шевелились чьи-то тени.

Он поднялся на сцену, раздвинул занавес и так стоял почти что час. Улыбка тихая блуждала на его устах. И он сказал себе:
- Ты помнишь этот аромат? Духи с чудесным запахом жасмина, вот чем повеяло сейчас, не так ли?
Достаточно лишь руку протянуть - и их коснёшься ты. Смотри, они навеки на подмостках. Мужчины, женщины, им не нужны аплодисменты и цветы. Ведь стоит только присмотреться - вот они, пусть лишь в обличье духов, не беда, зато в своём всегда играют прекрасном бесконечном призрачном спектакле.