ВЖ АЛСЯ. В. Никипелов

«ВТОРАЯ  ЖИЗНЬ»

        ТАИТИ

Какая красная стена
Передо мною.
Какая странная страна
За той стеною.

Я обыскал весь шар земной,
А это - рядом.
Между пельменной и пивной
И летним садом!

О чистота, о правота,
На чем стоите?
Моя печальная мечта -
Мое Таити.

Четыре вышки по углам,
Циклоп у входа.
Но только там. О, только там
Моя свобода!

                Виктор  Никипелов



            Как убивали

члена Московской Хельсинской группы

Виктора Некипелова

Виктор Александрович Некипелов, 60 лет, поэт, правозащитник, публицист, член Европейского и Французского ПЕНклубов, почётный член американского ПЕНклуба, член Московской Хельсинкской группы, дважды бывший политзек, автор целого ряда опубликованных в Самиздате и на Западе публицистических очерков и статей о нарушении прав человека в СССР ("Сталин на ветровом стекле", "Стёртые с фасада", "Хлеб и беженцы", "Кладбище побеждённых" и др...); один из основателей, соредакторов и постоянных авторов нелегального антисоветского экспресc-журнала "Опричнина"; автор публицистической книги "Институт дураков" (об Институте судебной психиатрии им. проф. В.П. Сербского), опубликованной на Западе на английском языке; автор сборников стихов "Между Марсом и Венерой"  и "Анестезия" (опубликован в Самиздате), скончался 1 июля 1989 г. в своей квартире в г. Кретей под Парижем от запущенного рака.
    На первый взгляд, смерть В. Некипелова могла бы и не вызвать особого недоумения: может же пожилой человек, в конце концов, заболеть раком... Однако всё было не так просто. Александр Огородников, вместе с которым они скоротали не одну ночь в промозглом ШИЗО 36-й пермской политзоны, сказал в 1992 г. автору: "Витю убили! Хочешь - верь, хочешь - нет, хочешь не пиши ничего об этом - но его убили! Это было целенаправленное, растянутое во времени убийство!" Впоследствии автору не раз приходилось слышать (и от родных В. Некипелова и от других его друзей), что это была "спланированная и неукоснительно осуществлённая акция КГБ".
   На допросе следователь сказал ему: "Мы Вас выпустим на Запад, но сначала превратим в ничто!" Эта угроза была выполнена. Как напишет потом правозащитница Мария Подъяпольская, близкий друг Некипеловых:
"Виктор вышел из недр ГУЛАГа в состоянии выраженной заторможенности: он потерял память, его эрудиция, способность к общению исчезли. Перед нами был другой, совершенно незнакомый человек".
   История уничтожения В. Некипелова точно укладывается в семилетний срок его пребывания второй раз (1979-1986 г.г.) в советском ГУЛАГе. После суда его в нарушение ст. 14 ИТК РСФСР ещё  полгода незаконно держат во Владимирской тюрьме и только в конце 1980 г. этапируют на зону.
    Ужесточение условий  содержания поэта неуклонно наращивается на протяжении всего лагерного срока, и в этом просматривается инициированная КГБ  тенденция. Вот несколько примеров.
   В ноябре 1981 г. после месяца, проведённого в тюремной больнице, его, ослабленного болезнью и далеко ещё не выздоровевшего, сразу же помещают на четыре месяца (!) в ПКТ.
  За все семь лет заключения он получает только одно (!) личное свидание c женой.
   В октябре 1982 г. по решению внутрилагерного суда его по нелепому для политзека обвинению - "не хочет вставать не путь исправления" - отправляют на три года (!) в Чистопольскую тюрьму.
   По возвращении из тюрьмы лагерная администрация сделала всё, чтобы превратить оставшийся срок его заключения в ад. Всю зиму 1985-1986 г.г. его держат в ШИЗО: из 200 зимних дней 111 (!) он провёл там.
   Могут возразить, что жестокое обращение с В. Некипеловым не должно вызывать удивления. Когда в ГУЛАГе с политзеками обращались иначе? Но солагерники передавали на волю, что "Виктора мучают особенно сильно, больше, чем кого-либо другого!"...
                В. Крыловский

  P.S.  В марте 1987 года освобожденный из ссылки Виктор Некипелов заявил о своем желании выехать из СССР. В условиях начавшейся «перестройки» и «демократизации» в течение пяти месяцев он получал отказ. И только в начале сентября 1987 года КГБ дал, наконец, разрешение на выезд. 27 сентября Виктор Некипелов, тяжело и безнадежно больной, выехал с семьей на Запад.


        ПЕРВАЯ КАМЕРА

Она и не пар, и не камень,
Она и не шар, и не куб,
То воском плывет под руками,
То стынет металлом у губ.

Я знаю: другие — заполнясь
Дыханьем моим и бедой —
Скользнут сквозь меня, не запомнясь,
Несомые черной водой.

Но этой — голодной и нервной,
Теперь до последнего дня
Мне сниться — как женщине первой,
Когда-то растлившей меня.

Той рыхлой и доброй солдатке
С рябым белоглазым лицом,
Когда-то зазвавшей на святки —
Попотчевать сладким винцом...

Вот так же и камера эта,
Где даже и мухи — рабы:
Ослепнув от вечного света,
Живут по щелям, как клопы, —

Теперь меня хочет и злится,
И стыдные шепчет слова.
Я должен схитрить — раздвоиться,
Распасться на два существа.

Чтоб эта постыдная смычка
С прожорой лихой и рябой
Однажды — не стала привычкой,
Хотя бы и стала судьбой.

11—13 июля 1973

Камера № 1 Владимирских КПЗ