Ребёнок - щенок

                Моя новая сказка:

Когда она созрела для любви,
Хозяин не хотел её потомства.
Увы, но в людях много вероломства.
Таблетки от любви, не помогли.

Она сбежала с рыжим кобелём
И две недели отдавалась счастью,
Повсюду лазая, потея своей пастью,
Точней сказать, собачим языком.

Потом она вернулась снова в дом,
К хозяину, которого любила.
Он ей обрадовался. Нет, её не бил он,
Хотя побегом был и обозлён.

Хозяин посадил её на цепь,
И сука билась с цепью  двое суток.
На третью ночь, тревожа ночи сгусток,
Свою тоску не в силах претерпеть,

Она завыла громко на луну.
Тогда, хозяин обозлился очень!
Удары, визг, качали звёзды ночи…
Она умолкла, не поняв вину.

Спустя два месяца,  полночною порой,
Раздался писк её любимого потомства.
Хозяин шёл, казалось, для знакомства,
Но он ушёл, забрав щенков с собой.

И снова сука выла на луну,
Не ощущая боли от побоев,
Будила дом своим тоскливым воем,
Не признавая счастье – за вину.

Ей удалось порвать стальную цепь.
И сука бросилась искать щенков любимых.
Следы хозяина терялись в водах дымных
Большой реки…
Осталось умереть!

Она входила в воду не спеша,
Надеясь встретиться с щенками очень скоро.
Но тут течение, как девице Пандоре,
Ей ящик принесла, а в ней душа!

Душа готовая на небо улететь,
Покинув тельце крохи человечка…
Собачье сердце вспыхнуло, как свечка,
Любовь заставила его от счастья  петь!

За край пелёнки, так же, как щенка,
Овчарка вынула дрожащий этот свёрток
И отнеся подальше, на пригорок,
Легла так близко, чтобы добрался он к соскам.

Ребёнок с жадностью сосал её сосок.
Жизнь  постепенно возвращалась в это тельце.
-И никуда теперь душе уже не деться, -
Шептал задумчиво, смотрящий сцену, Бог.

Боясь за участь этого щенка,
Овчарка в лес спешит, неся дар Бога.
Дома подальше обходя, дороги,
Такую глушь нашла – молчащую века!

В корнях у ели старой, над обрывом,
Она устроила нору – уютный дом.
«Вот тут с тобою, мы и заживём…»
Как хорошо, весною это было!

Детёныш мало кушал, много спал,
Вцепившись в шерсть своей любимой мамы…
И быстро рос. Был чистенький и славный.
Его язык овчарки умывал.

Мать пропадала, правда, иногда,
Когда наевшись, засыпал ребёнок,
На рыхлой почве, голый, без пелёнок.
Овчарке тоже ведь нужна  еда.

Она охотилась на зайцев, птиц, мышей.
Однажды посчастливилось догнать косулю.
Ей заменяли травы – все пилюли,
Как в дикой жизни всех лесных зверей.

Апрель и май, в лесу, сменил июнь.
Ребёнок ползать научился, как ни странно,
Уже рычал, когда рычала мама.
Но мастью был он беленький, как лунь.

Случилось это в двадцать первом веке,
В стране, которой правил капитал,
Где ценится лишь золото – металл,
А добродетель умирает в человеке.

Овчарке матери опять не повезло,
Её добычу доедали где-то волки.
Воспоминание подняло шерсть на холке.
Собака тихо зарычала, но и зло.

Ей вспомнилась деревня там, за лесом,
Богатый, обнесённый сеткой двор,
Чтоб не забрался никакой бы вор,
Коровы, овцы, куры под навесом…

Как радовался курице щенок,
Вгрызаясь в птичью плоть зубами!
Он помогал себе руками,
Рычал и прятал пищу между ног.

Потом она вылизывала сына,
А он от этой ласки засыпал…
Но вспомнился ей пёс, его оскал,
Картечи свист, что пролетела мимо.

В деревне есть и бедные дворы
Почти без изгороди,  и без волкодавов.
Там и еды ,конечно,  очень мало!
Не слышно там и смеха детворы…

Бог наблюдал за сукой той, с небес,
И слышал мысли умные собаки.
Он был свидетелем её, с волками, драки,
Как те добычу утащили в лес.

Он рад помочь был, только ведь не мог.
Он не имел возможности и права.
Подсвинка визг, вдруг, огласил дубраву,
Поляну за дубравою и лог.

Подсвинок этот угодил в петлю,
Она сдавила горло мёртвой хваткой.
Его, судьба свалила, на лопатки.
Он с жизнью битву проиграл свою.

Последнее. что видел он – клыки,
Готовые вонзиться в его тело.
Собака голод победить хотела,
Чтоб жил сынок, спасённый из реки.

Она давно, конечно, поняла,
Что не щенка тогда спасла – ребёнка.
Ах, как  же весело смеяться мог он, звонко…
Чтоб жил ребёнок, жизнь бы отдала!

Ей вспоминался дом, хозяин – кат,
Её щенков той ночью утопивший,
В реке ребёнок, в жизни не грешивший…
В тот мир нельзя, нельзя идти назад!

Июль и август промелькнули мигом.
В лесу гуляло бабье лето с сентябрём.
Но по ночам, морозец  серебром
Гулял по травам и будил «ночное лихо».

Ночное лихо – это волки в том лесу.
В мороз, они садились на поляне
И выли громко на луну…
Их вой в тумане,
Пугал зверей, сбивающих росу.

Малыш умел смеяться, выть , рычать,
И часто спал теперь, зарывшись в листья.
В повадках осени всегда есть что-то лисье,
Теплом обманет, а потом давай рыдать.

Гуляя с матерью в осенней тишине,
Малыш нашёл в кустах кусок от шкуры лани.
Схватив зубами, потащил находку к маме.
А мать приладила находку на спине.

Ах, как же сделалось тепло ему под шкурой!
Он перестал совсем от сырости дрожать,
И с благодарностью поглядывал на мать.
А мать, в ответ, хвостом виляла лишь понуро.

Она боялась подступавших холодов,
Ребёнку трудно будет выжить без одежды.
На доброту людскую всё же есть надежда.
Малыш, однако, к встрече не готов.

За все пять месяцев не видел он людей.
И не запомнил даже мать убийцу…
Что могут вызвать в нём людей простые лица?
Полдня пути – до ближних деревень…

Эх, отыскать бы ему женщину с душой,
Чтоб сердце полнилось, как и её, любовью!
Чтоб за щенка, пожертвовать собою
Могла та женщина в беде его любой.

Собака мать обегала деревни
И отыскала мать для малыша.
Пусть некрасива, но зато душа
Была у женщины цветущей, вне сомнений!

Когда овчарка с мальчиком пришла,
В дверь поскреблась когтями своей лапы,
Когда над дверью вспыхнул  свет от лампы,
Казалось, в пропасть падает душа!

Но тихий голос, очень нежный взгляд,
Что до краёв наполнен был любовью,
Заставили забыть о страхе с болью,
Вернули душу в один миг назад.

Малыш стоял, держась за шерсть собаки
И с удивлением смотрел на существо,
Что приходило в сны, как божество…
Но он не сдастся  никому без драки!

Он зарычал на руку над собой,
Оскалив ряд зубов молочных, мелких,
Таких же острых, крепких как у белки.
Он знал  собаку мать,  её любовь.

Овчарка медленно входила в этот дом.
Малыш со страхом следовал за нею.
Там пахло так,  что страхи все немеют,
И дикий голод вдруг проснулся в нём.

Увидев миску с костью, на полу,
Ребёнок тут же рухнул на колени.
Два дня последних, с матерью не ели…
И зарычал!
Мать, чувствуя вину,

Хвостом виляла только  виновато,
Мол, станет человеком он когда-то,
Ему нужны тепло лишь и любовь…
-Ему нужны тепло лишь и любовь, -

Шепнула женщина, смахнув слезу рукою.
-Я окружу тебя и лаской и любовью.
Ведь вы останетесь, останетесь со мной?!
Ребёнка взгляд наполнился слезой.

Не понимая женских слов совсем,
Ему впервые захотелось плакать.
Он тёр глаза ручонкой, словно лапкой,
Но сам при этом оставался нем.



Хочется ли вам продолжения?
Пишите.
С теплом и улыбкой - Олег Глечиков