Горизорька

ГОРИЗОРЬКА

Роман в стихах

Пролог

Эх, война – худое дело:
В девятнадцатом году
Вся земля огнем горела,
Было жарко, как в аду.

И пришлось в тот год кровавый,
Полный всяческих невзгод,
Жить девчоночке чернявой,
О которой речь пойдет.

Были у нее когда-то
Мать, отец, два старших брата,
Но однажды зимним днем
В хате их сожгли живьем.

И ее бы погубили,
Да ее соседи скрыли.
Эти добрые соседи –
Близнецы Наталка с Федей –
Ей были дальнею родней,
А стали новою семьей.

Новый брат Танюши, Федя,
Был ничем не хуже всех,
Но как мышь из церкви беден,
Вот и вышло… Смех и грех:

У него одна рубаха:
Ярко-желтая, как птаха,
Что везут из жарких стран
Через море-океан.

На смех подняли парнишку,
Он пришел с работы хмур:
«Все твердят, что ярко слишком
И приметно чересчур!»

Всех Наталка насмешила,
Из куска портьеры сшила:
«Нехорош, - вздыхала, - цвет,
Но других материй нет…»

Трудно нынче ей, Наталке.
Даже в ясный летний день
Прячет в пол глаза-фиалки,
Опасаясь злых людей.

Нынче каждому понятно:
Если девка молода,
Да к тому ж лицом приятна,
Ей – особая беда.

На забаву лиходею
Нехитро теперь попасть:
Мчится год, от крови рдея,
За напастью шля напасть…

Глава первая

Глянешь вверх – простор небесный,
Глянешь вниз – простор земной;
До чего же интересно
Между небом и землей!

На пожарной служит вышке,
Если что – дает сигнал:
Во всклокоченном мальчишке
Кто бы девочку признал?

Горизорька кос не носит,
Сроду бус и лент не просит –
Лишь рубаха да штаны
Этой девочке нужны.

Прясть и шить она не терпит:
Зря ее учила мать –
Сорванице лишь бы в степь и
На коне лихом скакать

(У отца ее когда-то
Конь был – звался он Серко.
За конем пришли солдаты –
И теперь он далеко).

А еще на братьев глядя,
Просто так, забавы ради
Научилась и стрелять,
И ножи в мишень метать.

Потому и говорят,
Будто Таня – «третий брат»,
«Третий хлопчик», добавляя:
«Пусть шалит, пока малая,
Но девчонка подрастет,
Черны косы заплетет,
Кари глазки подведет –
И во всей округе нашей
Не найдешь девицы краше!»

Девчушка смотрит с высоты:
«На свете много красоты,
Но нет прекрасней ничего
Родного края моего!

Только жизнь пошла плохая:
Ворвалась война в наш быт…» -
Таня горестно вздыхает
И по-взрослому грустит:

«Вот село родное наше:
Были хаты – полны чаши,
А в садах-то: груши, сливы!..
И народ-то был счастливый…

Но прошли те времена:
Все порушила война.
Не обраться с нею бед:
На соседа прет сосед
И на брата – вот уж срам:
Брат родной доносит сам!

Эх, война, девятнадцатый год!
Хоть бы это все провалилось!
Вон, тетка Олеся идет
Из церкви – опять молилась.
А о ком ей это делать –
Ей самой, поди, неясно:
Сын один ее – за белых,
Сын другой ее – за красных…

А вон, в самой крайней хате
Проживает тетка Катя:
Муж пропал в германскую,
Сын погиб в гражданскую:
Не был красным, не был белым –
Был меня постарше чуть –
Пуля-дура просвистела
И попала прямо в грудь…

Хоть давно уже не кроха –
Мне тринадцатый пошел,
Не пойму: со всеми плохо –
С кем же будет хорошо?..»

С каланчи пожарной зорко
Смотрит Таня Горизорька:
Не видать ли где дымка?
Нет, спокойно все пока.

Знать, нигде пожара нету.
Хорошо… Но что же это?
Что чернеет там, вдали?
Кто летит сюда в пыли?..

Глава вторая

Все селенье прибежало.
- Где пожар?
- Да нет пожара.
- А чего звонишь тогда?
- Скачет конница сюда!

- Кто на этот раз? Красные? Белые?
- Да не знаю - не разглядела я…
Только, много их, очень много –
Растянулись на всю дорогу!..

Кто – молитву зашептал,
Кто – завыл, запричитал,
По толпе пронесся стон:
- Жизнь у нас иль страшный сон?!
- Много их, гостей непрошенных –
Налетают, словно коршуны!..
- Белый – грабит, красный – грабит!..
- Лапы тянут к каждой бабе!..
- Разорили продотряды –
Мы теперь и крошке рады!..
- Атаманы всех мастей
Ободрали до костей!..
- С нами – словно не с людьми,
Только всех их, знай, корми!..
- То им - дай, другое – дай,
Ну а мы – хоть пропадай!..
- Кто к нам скачет в этот раз –
Заступись хоть ты за нас!..

Глава третья

По забору ходит кошка,
Хрипло лает пес Трезор.
Две сестры глядят в окошко,
Кто приехал к ним на двор.

- Глянь, какая колесница!
На карете – пулемет!..
- «Колесница!» Их возница
Прямиком сюда идет!

Вот, и с ним – еще две морды!..
- Федор в поле, как на грех…
- Здесь и Федор не помог бы:
Одолеть попробуй всех!

- Я топор взяла, Наталка.
Вон, за пазухой – смотри.
- Против них топор – что палка:
Он – один, а их-то – три!..

Гость незваный на пороге –
Сабля на боку –
Порубал он, видно, многих
На своем веку.

Ладно сложенный, чернявый,
На черкеске – след кровавый.
Подмигнул незваный гость,
И взяла хозяйку злость.

Горизорька подскочила,
Замахнулась топором:
- Убирайся, вражья сила!
Уходи! Прошу добром.

Тут еще заходят двое,
Жмут плечами – что такое:
То ли хлопчик, то ль девчонка
С топором в худых ручонках,
С дикой яростью в глазах…
- Ишь, приперлись девок лапать
И добро чужое хапать!..
Отобрал топор казак.

- Успокойся ты, пострел,
За грабеж у нас – расстрел,
И девицы ваши тоже
Пусть не ждут от нас беды.
- Ну а надо вам чего же?
- Принеси, буян, воды.

- А, ну этого не жалко! –
Горизорька – за водой,
А казак подсел к Наталке:
- Братец это, что ли, твой?

Улыбается девица:
- Да не братец, а сестрица:
Хоть без кос, а девка все ж.
- Да, с такой – не пропадешь!..

Глава четвертая

Вкруг тачанки Таня ходит,
Глаз не может оторвать:
Ничего в подобном роде
Не случалось ей видать.

«Вот так чудо-колесница!
Жаль, что выпрягли коней.
Хорошо бы прокатиться
По всему селу на ней!

Дай-ка я туда залезу -
Раз не гонят, значит, можно.
Любо знать мне до зарезу…»
Вдруг под зад ей – саблей в ножнах.

Высокий, с черными усами,
Чуть не попавший под топор -
Подходит к ней казак тот самый
И начинает разговор.

- Что, понравилась тачанка?
Одобряю, друг вихрастый!
Что глядишь-то? Отвечай-ка:
Ты за белых иль за красных?

Услыхал казак чернявый
Речи горькие в ответ:
- И на этих нет управы,
И от тех спасенья нет…

Он кивает грустно:
- Верю…
Нынче люди – словно звери,
Много нынче льется крови,
Всех, кто пал – вовек не счесть, -
Он замолк на полуслове. –
Ты, наверно, хочешь есть?

Достает казак краюшку:
- Вот, берег на черный день,
Только жалко ли, подружка,
Для хороших-то людей?

Боевая ты, однако!
В год войны растешь недаром!
Таней звать тебя, вояка?
- Таней.
- А меня – Захаром.

Горизорьку совесть ела:
Не злодей пришел, не вор,
А она не разглядела
И схватилась за топор.

То не делало ей чести,
Но не сердится казак:
- На твоем, Танюша, месте
Поступил и я бы так.

Горизорька у Захара
Вдруг спросила:
- А вы кто?
- Мы – повстанцы. Чай, слыхала?
- Ну слыхала. Что с того?

- Били немцев и австрийцев,
Белых бьем и красных бьем –
Всех их выжжем, кровопивцев,
Дела правого огнем!

Неприятеля не жаль нам –
Косим славно, как траву,
Мы его огнем кинжальным
И во сне, и наяву!

Будем денно, будем нощно
Мы за правду воевать!..
А пока пойдем на площадь:
Батька будет выступать!..

Глава пятая

От того, что услыхала
Горизорька в этот час,
Все внутри заполыхало:
- За народ они! За нас!

Хлопцы! Братцы, погодите!
Вы меня к себе возьмите!
- Для чего тебя нам брать?
- Буду, хлопцы, воевать!

Вы же хлопцев наших взяли,
Даже Федю нашего.
А меня? Меня нельзя ли?..
- Даже не упрашивай!

Рассердилась Горизорька:
«Вот так с взрослыми всегда:
«Нет» - ответить могут только –
Хоть бы раз сказали «да»!

Хоть доказывай им с жаром,
Хоть реви – не выйдет прок…» -
И, минут не тратя даром,
На тачанку Таня – скок!

- Люди! – выкрикнула звонко, -
Я решила стать бойцом!
Не смотрите, что девчонка –
Не ударю в грязь лицом!

Я решила насмерть биться!..
Собрался народ вокруг –
Все решили: озорница
Затевает новый трюк.

А Наталка сквозь народ
Пробирается вперед,
Зная: если где-то гам -
Горизорька точно там!

Оказалось, так и есть,
Да еще кричит про месть:

- Воевать и мстить врагу!
Хоть заприте – убегу!

Кто хохочет, кто ворчит,
А Наталка ей кричит:

- Не смеши, сестра, народ!
Воевать она пойдет!
Языком-то не мели!
Слазь оттуда, не шали!

- Да разве это шалости?!
Война ждать не велит!
- Уж больно разбежалась ты, –
Наталка говорит.

И вздыхает:
 - Эх, сестрица!
Да какой же ты солдат?
Не таких в степи лисицы
Белы косточки едят…

Всех слабее и моложе –
Головенку первой сложишь!
Ты ж лихая на беду –
Пропадешь!..
- Не пропаду!

А Захар, что все молчал,
Головою покачал:

- Ишь, храбра не по годам -
Ей сам черт не страшен!
Я, конечно, взял бы к нам,
Коль была бы старше!

- «Взял не взял!» Не ты здесь главный!..
- А боец-то был бы славный!..
Ей бы саблю – и айда!..
- Горизорька, ты куда?
- Понеслась твоя Татьяна
В штаб до Батьки-атамана,
Там заявит: «Я – солдат!»
И попросится в отряд,
Но не бойся: никогда
Не возьмут ее туда:
Разве кто-нибудь видал,
Чтоб ребенок воевал?

Глава шестая

Вот и штаб. Богатый дом:
Жил помещик раньше в нем,
Но как вышел Манифест –
Пан бежал из этих мест.
Ликовал народ простой,
Панский дом стоял пустой –
Сжечь хотели – не сожгли…
Там Октябрь, война потом –
Вскоре красные пришли,
Сделав штабом панский дом.
Только красный в штаб засел –
Тут и белый подоспел,
А для белых – дело чести:
Красный штаб с селеньем вместе
Захватить… Но вот беда:
Снова красный прет сюда!..
Выгнав красных, интервент
Занял дом в один момент…
Самостийник, снова белый:
Власть менялась то и дело,
Но однажды летним днем
Опустел огромный дом.
Опустел огромный дом:
Только мыши жили в нем,
Но сегодня у крыльца –
Два повстанца-молодца.

- Пропусти. Прошу как брата:
На минуточку хотя б!..
- Шел бы, хлопчик, ты… до хаты:
Здесь не цирк тебе, а штаб!

- Мне как раз туда и нужно:
Пусть меня возьмут в отряд!..
Посмеялись хлопцы дружно,
А затем и говорят:

- Много вас, и если каждого
Батька будет принимать,
То с ума сойдет однажды он,
Понял?
- Как тут не понять…

Только очень уж охота…
- Что ж… Мы в общем-то не прочь.
Захотелось отчего-то
Нам сейчас тебе помочь.

Только знай: кого попало
Мы под знамя не берем.
Поглядеть бы не мешало,
Как ты справишься с конем.

Видишь, там стоит под грушей
Вороной?
- Ага.
- Так слушай:
Сядь-ка, брат, на вороного –
За тебя замолвим слово,
И тогда, хоть ты и млад,
Батька примет в наш отряд!
Даст папаху с верхом красным,
Саблю – лучше не найдешь!..
Но учти: не хнычь напрасно,
Коль с лошадки упадешь!..

Глава седьмая

Таня людям доверяла –
И злой шутки жертвой стала:
Знать бы ей, что вороной
Слыл безрогим сатаной.

Как никто любил он волю
И узды терпеть не мог,
Черным вихрем мчал по полю,
Не жалея сильных ног.

Был огромного он роста –
Своенравный великан –
Совладать с таким непросто
И бывалым казакам.

Но сейчас, развесив уши,
Конь жевал спокойно груши.

Тряс лениво гривой черной,
Оглянуться не успел –
Кто-то легкий и проворный
На спине его сидел.

Сбросить конь его пытался:
То взвивался на дыбы,
То отчаянно брыкался,
Но непрост и всадник был.

Знать, наездник он хороший!
Конь махнул через забор
И с девчушкой – как приросшей –
Поскакал во весь опор.

Удалась на славу шутка!
- Так и надо хвастуну!
Ишь, в отряд хотел малютка –
Что ж не сразу на луну?

Хохот хлопцев разбирает,
Не смеялись будто век.
Вдруг из штаба выбегает
Малорослый человек.

Угловатый, сероглазый,
Кудри русые до плеч –
Неказист, но видно сразу:
Им непросто пренебречь.

- Что у вас тут за потеха?
Всем – война, а вам – базар?
Поперхнулись хлопцы смехом…
Наконец один сказал:

- Батька, мы на карауле
Охраняли твой покой,
Глядь – летит сюда, как пуля,
Хлопчик – махонький такой.

Подбежал – и сразу: «Братцы!
Я в отряд хочу уйти!»
Он готов был с нами драться!..
- Лет?
- Чуть больше десяти.

Он, сопляк, зарвался слишком:
В штаб, вишь, надобно ему –
И решили мы парнишку
Поучить слегка уму.

«Саблю даст – сказали – Батька
И возьмет тебя в отряд,
Но сперва на лошадь сядь-ка…»,
Ну а лошадь – наш Агат.

Он за гриву-то руками…
Батька, ты куда?
- За ним!
Ну а с вами, дураками,
Мы потом поговорим!..

Глава восьмая

Гром копыт и пыль столбом:
Таня мчит на вороном,

С жизнью мысленно простившись,
Без узды и без седла –
В гриву конскую вцепившись,
По дороге вдоль села.

По краям же той дороги
Собралась толпа зевак:
Кто в восторге, кто в тревоге
Обсуждают, что и как.

- Пропадет! – вздыхают бабы. –
Расшибется – эка прыть!
Дед ворчит:
- Пороли слабо!
Девке девкой надо быть!

- Ай да Танька! Лихо мчится!
Мой балбес не смог бы так!
Ей бы хлопчиком родиться –
Добрый вышел бы казак!

- Да подумаешь! Девчонка! –
Крикнул кто-то из ребят. –
Рухнет с этакого черта –
Только кости захрустят!

А за Таней – песья стая:
Всех размеров и мастей,
Псы бегут, до хрипа лая,
Вслед бранясь как будто ей.

Глава девятая

Не везло сегодня Тане:
Сбросил конь ее – и вот
Горизорька на поляне
Безутешно слезы льет,

То взрываясь нервным смехом,
То бессильно ниц валясь -
И не слышит, как подъехал
Тот, в чей штаб она рвалась.

У него забот немало
Было, только вдруг всерьез
Интересно Батьке стало,
В чем причина этих слез.

Не от боли – слишком горько
Плачет Таня Горизорька.

Вытирая лоб кровавый,
Говорит она коню:
- В том, что я упала, право,
Не тебя  - себя виню!

Ведь умела же скакать я!
Ведь меня учили братья,
Все давалось мне легко,
Хоть и буйный был Серко…

Затряслись худые плечи,
Всхлипнул «хлопчик»:
- Я шла мстить
Тем, кто жизнь мне искалечил,
Тем, кого нельзя простить!

Но не вышло – и я плачу –
Первый раз с недели той,
Когда волею палачьей
Я осталась сиротой.

Мать, отец, два старших брата…
Часто вижу я во сне,
Как пылает наша хата,
Искры падают на снег.

Не забуду я до смерти
Тот январь и тот пожар…
И тот смех… Смеялись, черти,
Комиссар – так просто ржал!

Я желаю этой гниде
Той же смерти от огня!
Если б ты все это видел,
То не сбросил бы меня!

Я когда-то всех любила
И не знала слова «враг» -
Как давно все это было:
Уж полгода все не так!..

И всегда горячий, гордый,
Неуступчивый ни в чем,
Примирительно конь мордой
Ткнулся девочке в плечо.

Услыхав рассказ про хату,
Батька к Тане и Агату
(Состраданья не лишен)
Незаметно подошел.

- Как зовут тебя?
- Татьяной.
- Девка, значит? Что за весть!..
Воевать тебе – не рано ль?
Бить врага - не кашу есть!

- Я давно всю кашу съела,
А война не ждет, идет…
- Значит, ты в отряд хотела?
- Кто ж теперь меня возьмет…

- Красных любишь?
- Ненавижу!
- Больно шлепнулась?
- Терплю.
- Ты отчаянная, вижу.
Я отчаянных люблю!

Ну, вставай. Довольно плакать:
Нету времени на слякоть,
Ты права: не ждет война! –
Он вручил ей саблю. - На!

Глава десятая

Вышло, как хотела Таня:
Взял отряд ее с собой.
Что теперь с девчушкой станет,
С Горизорькой озорной?

Гимнастерку ей достали,
Галифе, папаху дали -
Эх, обновки хороши,
А красавица из стали –
Просто праздник для души!

«Велика тебе немножко! –
Шутит кто-то. – Аккурат
Как была бы третья ножка!..» -
Но в душе за Таню рад.

И Захар теперь спокоен:
Пару новеньких сапог
Он достал Танюше: воин
Без сапог – считай без ног!

Одного немного жалко:
«Вот бы видела Наталка!
Удивилась бы, поди…»
Впрочем, это – впереди.

Горизорька не скучает:
Чистит сабельку свою
И, конечно же, мечтает
Проявить себя в бою:

- Будешь ты, моя родная,
Ярче солнышка сиять
И врага, моя стальная,
Не жалеючи  рубать!
Эх, подруженька моя,
Прижилась в отряде я.

Ночь придет – в село родное
Поскачу в разведку я,
И, конечно, ты со мною,
Сабля острая моя.

Долго Батьку убеждала,
Что сама пойду туда –
Сомневался он сначала,
Говорил, что молода.

Чуть его не рассердила,
Только все же убедила,
Что ни в жизнь не пропаду,
И отряд не подведу!

Любо знать мне до зарезу,
Как село мое живет,
Да к тому же я пролезу
Там, где взрослый не пройдет.

Батька – хоть и своенравный,
Хоть и сердится подчас,
Все равно он очень славный
И во всем – пример для нас.

Он наружностью… не очень,
Ростом мал… Но не беда:
Кто посмотрит в эти очи –
Не забудет никогда!

И скажу не шутки ради,
А скажу на диво всем:
Батька красными к награде
Был представлен, а затем…

Нет, ей-богу, мне не ясно:
Почему и отчего
Стал не люб он этим красным
И те предали его?

И налево, и направо
Понеслась дурная слава,
Будто Батька – гад и кат,
Что он бить и грабить рад.

Тем скажу, кто заявляет,
Будто мы – грабители:
Батька за грабеж стреляет –
Это все мы видели!

Не пойму я: как так можно?! –
И со злостью саблю – в ножны:

-  То - цепляют ордена,
То – два месяца прошло –
Стал наш Батька «сатана»…
Разве это хорошо?!

- Да, хорошего тут мало!
Ощипали нас, как кур! –
Таня рядом услыхала.
- А, Захар! Ты что так хмур?

- Да устал я, дочка, слишком…
Сил нет больше воевать,
Мне бы к Дарье, к ребятишкам…
- У тебя их сколько?
- Пять.

Был шестой, но он не выжил…
В том – не матери вина;
Часто всех во сне их вижу,
А проснусь – опять война.

Много дней, Танюша, много
Прожил я в крови, в пыли,
И когда войне…

Тревога!
Показался враг вдали.

Глава одиннадцатая

Вновь забыты все невзгоды,
Вновь у всех – одна судьба,
Вновь за счастье и свободу
Начинается борьба.

Таня тоже в бой хотела,
Только хлопцы не берут:
- Не ребячье это дело! –
Ей кричат. - Останься тут!

И девчушка отступила,
Хоть обидно это было
Не до слез едва ли ей -
Хлопцы старше – им видней.

Брат вскочил на вороного,
Конь совсем того не ждал,
Сбросил Федора; тот снова
Сел - и вновь не совладал.

- Чтоб тебя, подлец, убило! –
Крикнул Федор сгоряча,
 Сел на рыжую кобылу
И бить недруга помчал.

«Полетел, как канарейка! –
Улыбнулась Таня вслед, -
Ты их, Федор, так взогрей-ка,
Чтобы помнили сто лет!

Вот он, бой, и он – неравный:
Враг сильнее раза в два;
Правда борется с неправдой –
Батька держится едва.

У Танюши слезы льются:
Страшно видеть, как друзья
Не жалея жизней бьются,
А помочь нельзя… Нельзя!

Ей, неистовой девчонке,
Не к лицу сидеть в сторонке
И не нужен ей покой,
Если льется кровь рекой!

Там отряд, не зная страха,
Выполняет долг святой…
Покраснела вдруг рубаха
Из портьеры золотой.

В то же самое мгновенье
Подошло к концу терпенье –
На коня вскочив, стрелой
Понеслась девчушка в бой.

Глава двенадцатая

Дралась она достойно, смело,
И было сердце горячо,
Но сабля красная задела
Девичье хрупкое плечо.

Товарищ Таню с поля вынес,
Сказал с усмешкой:
- Ну, герой,
Могу поздравить: ты отныне
Имеешь опыт боевой!

Тебя бы высечь не мешало,
Чтоб неповадно было лезть,
Но ты в бою не оплошала:
Храбра, как мой покойный тесть!

- Конечно, Гриш, я виновата,
Но смог бы ты, как ротозей,
Смотреть на раненого брата,
Смотреть на гибнущих друзей?

На общее для всех нас горе
Взирать спокойно смог бы сам?!
- Не смог, Танюш, - вздохнул Григорий,
Трепля ее по волосам.

Глава тринадцатая

На столе – сухая корка,
Миска постного борща –
Тетке Кате Горизорьку
Больше нечем угощать.

- Чем богаты, тем и рады,
Остальное – продотряду:
Командир их лют, ох, лют!..
По фамилии Неклюд.

Он орал, ругался с нами,
Угрожал, впадая в раж,
И пристойными словами
Речь его не передашь.

От Неклюда всем нам худо,
А сестре твоей - беда:
Завтра у нее с Неклюдом
Будет свадьба…
- Свадьба?!
- Да.

Что ж… И с чертом можно жить,
А могло и хуже быть.
Вышла по воду, и тут
Увидал ее Неклюд.

Увидал – и сразу, бес,
Обнимать ее полез,
А она что было силы
По щеке ему влепила,
Он тогда достал обрез,
Но потом сказал: «Не трусь!
Хлопцы, я на ней женюсь!»

- Врешь ты это, тетка Катя…
- Да и рада бы соврать я…
Только нынче не до врак –
Одолел нас лютый враг…

Глава четырнадцатая

Хлопцы дружно загалдели,
Услыхав дурную весть:
- Проучить его, злодея,
Чтобы знал, как к девкам лезть!

Кто-то юный и горячий
Крикнул:
- Выход здесь один:
По Неклюду пуля плачет –
Мы ей плакать не дадим!

Возмущается отряд,
Только Батька свадьбе рад:

- Эта свадьба очень кстати:
Пусть они гульбу закатят,
Пусть забудет наш Неклюд,
Для чего вообще он тут!

Только, братцы не годится,
Как бы ни был план хорош,
Брать добычу на девицу –
На войне не шутки все ж.

Рисковать созданьем слабым
Не годится нам совсем,
Хорошо бы эту бабу
Подменить… да только кем?

Глава пятнадцатая

Над свечой Наталка плачет,
От волненья сердце скачет:
Что трудней: себя убить
Иль с врагом проклятым жить?

- Понесет река, как палку,
Тело бедное мое…
Страшно… вот была Наталка,
А наутро - нет ее…

Есть ли, нет – уже не важно:
Мне теперь спасенья нет...
Братцы!.. До чего же страшно
Умирать в семнадцать лет!..

То, что рыбы не догложут –
Хлопец вытянет багром –
Мерзко, страшно как, а все же
Все когда-нибудь умрем.

И, наверно, утопиться,
Все же легче, чем врагу
Быть женой. Жаль, что проститься
С Федей, с Таней не могу…

Не скребут за печкой мыши,
И сверчок молчит.
Тихо… Вдруг Наталка слышит:
Кто-то в дверь стучит.

- Что там ломится за шут?

Смех знакомый из-за двери:
- Да не бойся – не Неклюд!
- Я ушам своим не верю…
Горизорька! Бог ты мой!..
- Я. И кое-кто со мной…

Глава шестнадцатая

Вновь цветут глаза-фиалки
У красавицы Наталки.

Все идет не так уж худо -
Хоть беда, а не конец:
Завтра ей идти с Неклюдом
Не придется под венец!

Не придется ей с обрыва
В реку бурную лететь,
И идти на пищу рыбам,
И в сырой могиле тлеть!

Спасены и жизнь, и честь:
Оказалось, выход есть!

Краснощекий, светло-русый,
Невысокий и безусый
Федор, брат ее, близнец,
Завтра встанет под венец!

Глава семнадцатая

Порученец на заре
Стриг Неклюда на дворе.

А вокруг – заросший сад.
Спрятавшись под веткой,
Таня с Федором сидят:
Посланы в разведку.

(Брат за Таней увязался:
«Пропадет, - решил, - одна» -
Прав, быть может, оказался:
Все ж война – и есть война).

Не увидишь их: повсюду
Лопухи, полынь-трава.
Дунул ветер – и Неклюда
До ушей донес слова.

- Да что скоблишь ты там на шее?
Стриги как надо!
- Я стригу…
И чем же вы не по душе ей?
Никак понять я не могу!

- Ты о моей, никак, невесте?
Не разговаривай – стриги…
- Другая на ее бы месте
Вам целовала сапоги!

Ей, дуре, радоваться надо,
Что воин, командир отряда:
Хорош собой, силен и смел –
На ней жениться захотел!

- Ну, ничего: проявит норов –
Тогда без лишних разговоров
Я пропишу такое ей!..
Черт! Ты за шиворот не лей!

Эх… Дерзка и бестолкова,
Да красива!..
- Не то слово!
Я сразу понял, что она
Для вас – и только – рождена!

И такой красивой пары
Не увидишь и во сне!..
- Замолчи, дурак! И даром
Не нужна женитьба мне!

И добавил, хмыкнув:
- Мишка!
Пораскинь своим умишком!
Мне весь этот балаган –
Как монаху барабан!

Поживет в моей квартире,
Может, месяца четыре…
- А потом?
- А что – «потом»?
Сдам ее в веселый дом!

Гарна дивчина, однако,
Не до гроба же мне с ней!..

Таня вспыхнула:
- Собака! –
И - за маузер…
- Не смей!

Ведь за гадину ответят
Не повинные ни в чем:
Даже бабы, даже дети –
Все равны пред палачом!

- Да неужто… и ребят?
- А ты думала – щадят? –
Усмехнулся Федор горько. –
Ты наивна, Горизорька!..

Никого, убив Неклюда,
Не спасем – лишь навредим:
Только выгнав их отсюда,
Мы село освободим!

Глава восемнадцатая

Для Наталки тетка Катя
Сшила свадебное платье,
А потом один старик
Сделал Федору парик.

Хлопец в зеркало глядится,
А из зеркала того
Изумленная девица
Смотрит прямо на него!

На щеках горят румяна,
Губы алы, словно мак…
- Да ведь срам это, Татьяна! –
Гневно выпалил казак. -

Платье, волосы из пакли –
Я как шут теперь, не так ли?
Мне б не в логово к врагам,
А на ярмарку, и там...

- Тихо! Дай, глаза накрашу…
- Засмеет и враг, и наши!
- Ты чего разнылся тут?
Это наши – засмеют?!

Не навек же – только на день
Нужен этот маскарад!
И потом – не смеха ради,
А для дела! Понял, брат?

Иль сестры тебе не жалко?
Значит, ты и не боец,
Если хочешь, чтоб Наталка
Шла с Неклюдом под венец!

- Это что ж тебе такое,
Танька, в голову взбрело?!
Мажь скорее - черт с тобою!
Пудри всем чертям назло!

- Слушай, Федор, план таков:
Сядешь ты среди врагов;
Я в каких-нибудь обносках
Под окошком буду ждать…
- Что ж не форме?
- Слишком броско –
Может враг меня узнать.

Не спускай с бандитов глаз:
Как напьются – в тот же час,
Брось мне что-нибудь в окошко.
Понял план наш?
- Да. Немножко.

- Ну, а дальше?
- Дальше, брат,
Я скачу и бью в набат.
- Что, в такую даль поскачешь?
- Да. Никак нельзя иначе ж:
Надо, чтобы мой сигнал
Ни Неклюд не услыхал,
Ни сообщники его,
Ни вообще в селе – никто.

Глава девятнадцатая

Вновь лохмотья да опорки,
Без папахи, без ремней –
Прежний вид у Горизорьки,
Даже сабля не при ней.

Но за пазухой – наган:
С ним нельзя расстаться –
Как-никак пришла к врагам –
Всяко может статься.

Ждет сигнала под окошком –
Час сошел за десять лет –
Даже сердится немножко,
А сигнала нет и нет.

Чтоб отвлечься, песню «Любо»
Начала свистеть под нос…
- Эй! – ее окликнул грубо,
Проходя, хмельной матрос. -

- Что торчишь ты здесь, бездельник?
Не свисти, не будет денег!
Таня буркнула в ответ:
- У меня и так их нет.

Глава двадцатая

Федор рад бы знак подать ей,
Но не время – и он ждет
В ненавистном белом платье,
Когда нужный час придет.

«Потерпи уж, Горизорька, -
Про себя подумал брат. -
Все пьяны, но не настолько,
Чтобы звать сюда отряд».

За столами пили, ели –
Все им мало, сколь ни дай,
И такие песни пели,
Что хоть уши затыкай.

Только Федор не был пьяным
И сейчас был даже рад,
Что затеян атаманом
Был нелепый маскарад:

«В платье свадебном срамиться –
Нету гаже ничего,
Но молоденькой девице –
Ей бы было каково

Здесь, в компании ужасной,
Среди пьяного зверья?!
В самом деле, не напрасно
Подменил Наталку я!»

Федор думами огружен,
Нервно платье теребит;
Женишок – детина дюжий
Рядом с ним царьком сидит.

Красный, потный, как из бани –
Даже пышные усы
Над мясистыми губами
Не дают ему красы.

Федор был с ним кроток, ласков
(Роль давалась нелегко!).
- Моя баба – просто сказка! –
Похвалил Неклюд его.

Ела Федора тревога,
Но он водки не глотнул.
- Ишь, какая недотрога! –
Кто-то рядом гоготнул.

- Что печалишься, красотка?
Спой нам что-нибудь, спляши!..
Улыбнулся Федор кротко
И подумал: «Не спеши!»

Вдруг Неклюд, хлебнувший лишку,
Влез на стол под храп и звон.
- Скоро всем бандитам крышка! -
Хриплым басом рявкнул он. -

Здесь они, неподалеку,
Превращают села в прах,
Грабят, баб срамят жестоко
И в народе сеют страх!

Федор думает сердито:
«Ты на нас не клевещи,
А злодея и бандита
Лучше в зеркале ищи!»

- Сколько б ни было их, леших –
Перебью за полчаса,
Атамана их повешу,
Словно бешеного пса!

И добавил:
- Я ручаюсь,
Лишь бы сук попался крепкий –
Будет он висеть, качаясь,
Словно яблочко на ветке!

«Батьку вздернуть захотели? –
Федор хмыкнул. - Не пройдет!
Как бы вас самих, злодеи,
Не скосил наш пулемет!»

А вокруг все ржут, как кони,
Только мерзко. Федор понял,
Что пора подать сигнал,
Что тот самый час настал.

Бросил яблоко из вазы –
Знак был Таней понят сразу.

Глава двадцать первая

Кровью небо красит вечер.
На лихом своем коне
Мчится Таня, словно ветер,
К колокольне на холме.

Засыпает очи пылью,
Рвет рубаху ветер злой,
Но у Тани будто крылья
Появились за спиной.

Обгоняя ветер вольный,
По степи она летит…
Вот и церковь с колокольней –
Солнце кровли золотит.

Старый колокол о звоне
Позабыл, к тиши привык…
Поплевавши на ладони,
Таня дернула язык.

И поплыл  в лучах заката
Гул над степью золотой –
Басовитый гул набата,
Словно зов земли родной.

Древних стен дрожат каменья,
Во всю мощь гудит набат,
И, пытаясь нетерпеньем,
Горизорька ждет отряд.

Глава двадцать вторая

Время боя приближалось,
А гулянье продолжалось.

Граммофон ревел натужно,
Продотрядчиков орда
Наливалась водкой дружно
И, снуя туда-сюда,

Три несчастные девицы,
Что обслуживали пир,
С ног уж начали валиться,
А отряд все ел да пил.

Билась вдребезги посуда,
Не вели тарелкам счет –
Здесь такой, как у Неклюда,
Свадьбы не было еще!

Сколько спели гнусных песен –
Вряд ли помнили уже…
Только Федор был невесел
И сидел, как на еже.

Он бы этому веселью
Предпочел кромешный ад…
На стене часы висели,
Но он знал: они стоят.

Сколько ждать еще придется?
Скоро солнце уж зайдет…
Ну а вдруг все обернется
Так, как он совсем не ждет?

К черту глупые сомненья!
Подан знак. Отряд спешит.
Главное сейчас – терпенье,
Дальше – пусть судьба решит.

Уж раз семь иль восемь повод
Усмирить бандитов был,
Только Федор, хоть и молод,
Остужать умел свой пыл.

Глава двадцать третья

Спирта чарка, мяса чашка –
Подошла с подносом Гашка,
Но в недобрый час она
Принесла гостям вина!

Гашка – чуть постарше Тани,
Платье скромное на ней,
И платок из белой ткани
Лоб скрывает до бровей,

Миловидна – и не чудо,
Что напившемуся всласть
Одному из псов Неклюда
По душе она пришлась.

Подошел он к ней, икая,
Цепко за руку схватил:
- Ишь ты, славная какая!..
Та – кричать что было сил.

Дал он по уху несчастной
И куда-то поволок -
Видя это, безучастным
Федор быть уже не мог.

«Ну, сейчас я покажу им!
Уж и девочек срамят!» -
Шашку выхватив чужую,
Знал, как бить Наталкин брат.

Перепуганная Гашка,
Окровавленная шашка,
Шум хмельной и бабий крик –
Все смешалось в этот миг.

За столами онемели.
Тишина сковала зал:
На «Наталку» все смотрели
И не верили глазам.

Оголтелый пьяный хохот
Вдруг в одно мгновенье стих.
Видит Федор: дело плохо:
Он – один, а сколько их!

Но он был не той породы,
Что пасует пред врагом,
Он привык жить для народа,
А своя судьба – потом.

В подвенечном платье белом,
Но с казачьим сердцем смелым
Он окинул взглядом зал
И решительно сказал:

- На сегодня хватит танцев!
Наступил сраженья час!
Я – из армии повстанцев,
Что уже бивала вас!

Мы – бойцы, а не бандиты!
Коль судьба мне умереть,
Казаки не лыком шиты:
Я умру, взяв ваших треть!

А сестра моя, Наталка,
Замуж выйдет по любви!..
Началась пальба да свалка –
Потонуло все в крови.

Федор, вне себя от гнева,
Бил направо и налево:
- Вот тебе! На! Получи!
Получайте, палачи!

Те стреляли, только мимо –
Воздух серым стал от дыма:
Никудышная рука
У нетрезвого стрелка!

Кто за шашку, кто за саблю –
Зазвенел вокруг металл…
Нервы Федора ослабли:
Хлопец дьявольски устал.

Он живым едва ли б вышел
Из кровавой кутерьмы,
Но вдруг, как во сне, услышал:
- Федор! Федор! Вот и мы!

И, услышав Танин голос,
Хрипло выдохнув: «Свои!»,
Федор, словно сжатый колос,
Рухнул на пол весь в крови.

Горизорька осознала,
Что наган свой потеряла,
Но решила: «Ничего!
Обойдусь и без него!

Ну, Танюша, покажи,
Как кидаешь ты ножи!
Ведь могли тебе когда-то
Все завидовать ребята!

А сейчас обычный ножик
Стать не хуже пули может!», -
Таня, выдохнув: «Ну что ж…»,
Со стола метнула нож.

Вспомнив старую забаву,
Поработала на славу:
В цель попало три ножа!
Видя все это, дрожа,
Тихо сполз под стол Неклюд:
«Пережду, - решил он, - тут».

Глава двадцать четвертая

Бой был страшен, но недолог –
В пух и прах разгромлен ворог,
Кровью залиты полы,
Опрокинуты столы.

Мертвецы лежат повсюду...
- Где Неклюд? Где этот гад?!
Под столом нашли Неклюда.
- Здесь! Похоже, двинул в ад.

- Батька!
- В чем, Танюша, дело?
Горизорька говорит:
- Я проверить бы хотела:
Может, он и не убит!

Он, подлец, мог притвориться –
Он ведь хитрый, как лисица –
И задумать нас, прости,
Вокруг пальца обвести!

А Неклюд подумал: «Верно!
Ты, щеня, умна чрезмерно!
Ты умна, - подумал «труп», -
Но и я, поверь, неглуп!

Вы не знаете Неклюда –
Я самим собой не буду,
Коль бандитскую соплю
Сей же час не пристрелю!

Да, не твой сегодня день!» -
В Таню выстрелил злодей.

И мгновенно, словно кошка,
Улизнул затем в окошко,
Там вскочил он на коня –
Ветра в поле догоняй!

- Сучий сын! Убил девчонку! –
Кто-то кинулся вдогонку,
А Захар без слов взял Таню
На руки – и гонит прочь,
Мысли, что при этой ране,
Ей ничем нельзя помочь.

Горизорька, дочь отряда –
Грудь пробита пулей гада:
Вражья целила рука
В сердце – чтоб наверняка.

В кровь окрасилась одежка…
Подошел Григорий ближе
И шепнул всем:
- Безнадежна.
Тут и взрослый бы не выжил…

Слезу скупую скрыв едва ли,
Вздохнули все и шапки сняли,
И вместо шапки – нету той –
Снял Федор свой парик с фатой…

Таня вдруг глаза открыла,
Струйка крови изо рта
Потекла.
- Меня... убило?
Но никто не брякнул «да».

- Пуля-дура просвистела –
И волнующий рассвет
Не встречать уж мне, но дело
Не погибло наше, нет!..

Оборвался голос звонкий,
И в чернеющую ночь.
Хлопцы мертвого ребенка
Понесли из дома прочь…

Эпилог

Опустился мрак прохладный
На усталые поля:
Кончен день годины страдной,
Остывая, спит земля.

В поле чистом и безбрежном
Той, кого убил Неклюд
Дух свободный и мятежный
Навсегда нашел приют.

Но умрет ли ветер в поле,
Солнца лучик озорной,
Да сама мечта о воле,
Да любовь в земле родной?

Собери Неклюдов тыщу,
Масс сознанье умертви,
Преврати страну в кладбище,
Утопи ее в крови –

Все равно она однажды
Вновь рождает бунтаря –
Ночь черна, но знает каждый:
Вслед за ней встает заря!

2013 – 2015