Привал мертвеца. Из Исаака Розенберга

Орудия вверх-вниз ныряют в колее разбитой,
Ржавьем своим тяжелым грохоча,
Топорщатся терновыми венцами,
А ржавые  стволы - как  жезлы  старые пастушьи,
Чтоб  гнать  поток  людей зверообразных 
На наших  братьев милых.

Колеса рыщут по распластанным телам,
Но мертвецам не больно,
Пускай  трещат раздавленные кости.
Их запертые рты не испускают стонов.
Они лежат вповалку,  други и враги,
Рожденные от женщин, от мужчин;
Над ними воют, проносясь, снаряды,
От ночи и до ночи,  и  сейчас.

Земля их заждалась,
Ждала, пока восторжествует  тленье, 
Пока достаточно перегниют они,
Теперь-то наконец она их получила! 
Своею силою их мощь превозмогла,
Остановила их и  уняла.

Что за неистовые грезы
Воспламенили темные их души?
Земля!  Ужели  убрались  они в тебя!
Куда-то ведь они должны были уйти,
А брошенные на твой жесткий стан
Мешки их душ  пусты, 
И  божьего наследства не содержат.
Кто   вышвырнул их вон, кто кинул?

Не видывал никто теней их душ, колеблющими травы,
Или  стоящими  поОдаль  на похоронАх    минувшей  полужизни,
Из горемычных выходящими ноздрей и ртов,
Когда проворная  стальная  жгучая  пчела
Их юности  до донца выпивала  дикий мёд. 

Да кто  из нас,  кого швырнули
В огонь ревущий    погребального костра,
Казавшихся бессмертными допреж,
Отправится,  житейским   мыслям чуждый,
Гниенью скармливать конечности свои,  дарующие счастье?
Наверное,  тогда, когда  огонь из нас исторгнет вопль,
Закупорит, быть может,  страх нам вены
И  остановит трепетную кровь.

Грохочет воздух смертью,
Тьму  разрывает  струями огня,
И беспрерывно, неумолчно — взрывы.
Теперь безвременье,  но сколько-то минут спустя
Те мертвецы  перешагнули время
С решимостью живых -
До возгласа шрапнели «всё, конец»!
Не всем, не всем: кровоточащие страдальцы на носилках
Забредили о доме, о дорогих для них  вещах,
Войною вытравленных из сердец.
 
Безумная Земля! Взлетающие с воем,
Твои кишки опалены иззубренным огнем стальной любви,
Молниеносен  шквал  любви свирепой.
Мрачна Земля! Угрюмо Небо!
Химического дыма колыханье,
Что за мертвец родится всякий раз, когда
Целуешь ты   безмолвные их души
Огнем и грохотом во взрыве сердца-мины,
Которая самим же человеком
Откопана и пальцами его слепыми  освобождена?

Ошметки человеческого мозга
На санитаровом лице;
Его трясущимся плечам не удержать поклажу эту,
И,  хоть  вослед   глядели и глядели,
Тонувшая душа всё глубже погружалась,
Уж слишком глубоко для человечьего участья.

С другими мертвыми оставлен был мертвец,
Меж  тех,  что были   свалены
На перекрестке.
Гарь черная распада,  разложенья
Зловещие их лица  облегла,
Глаза им залепила;
Трава и кровью  их окрашенная глина
Подвижнее отныне, чем они,
Всем скопом впавшие в великое безмолвье.

Вот  тот, кто умер лишь недавно;
Он слухом смутным  уловил моторов  дальних шум,
Его забитая  душа тянула слабые ручонки
К живому голосу  рокочущих машин,
ОкровавлЕнный разум пробивался к свету,
Взыскуя  сквозь    тревогу ожиданья
Далеких  истязующих колес,
Спешащих возвестить его конец
Иль уничтожиться самим,   
Поток стенаний в разрушающемся мире,
Невидимом ему.   

Придут они? Придут когда-нибудь?
Как раз тогда забили вразнобой копыта мулов;
Трепещущие  мулов  животы,
Машины всех мастей  смешались
Перед его измученным, вверх обращенным взором.
Так  из-за поворота вывалились мы;
Мы слышали  его  негромкий крик,
Мы слышали его последний  самый  оклик,
И мёртвое его лицо колеса наши задевали.

***********************************

Dead Man's Dump - Poem by Isaac Rosenberg

The plunging limbers over the shattered track
Racketed with their rusty freight,
Stuck out like many crowns of thorns,
And the rusty stakes like sceptres old
To stay the flood of brutish men
Upon our brothers dear.

The wheels lurched over sprawled dead
But pained them not, though their bones crunched,
Their shut mouths made no moan.
They lie there huddled, friend and foeman,
Man born of man, and born of woman,
And shells go crying over them
From night till night and now.

Earth has waited for them,
All the time of their growth
Fretting for their decay:
Now she has them at last!
In the strength of their strength
Suspended--stopped and held.

What fierce imaginings their dark souls lit?
Earth! have they gone into you!
Somewhere they must have gone,
And flung on your hard back
Is their soul's sack
Emptied of God-ancestralled essences.
Who hurled them out? Who hurled?

None saw their spirits' shadow shake the grass,
Or stood aside for the half used life to pass
Out of those doomed nostrils and the doomed mouth,
When the swift iron burning bee
Drained the wild honey of their youth.

What of us who, flung on the shrieking pyre,
Walk, our usual thoughts untouched,
Our lucky limbs as on ichor fed,
Immortal seeming ever?
Perhaps when the flames beat loud on us,
A fear may choke in our veins
And the startled blood may stop.

The air is loud with death,
The dark air spurts with fire,
The explosions ceaseless are.
Timelessly now, some minutes past,
Those dead strode time with vigorous life,
Till the shrapnel called `An end!'
But not to all. In bleeding pangs
Some borne on stretchers dreamed of home,
Dear things, war-blotted from their hearts.

Maniac Earth! howling and flying, your bowel
Seared by the jagged fire, the iron love,
The impetuous storm of savage love.
Dark Earth! dark Heavens! swinging in chemic smoke,
What dead are born when you kiss each soundless soul
With lightning and thunder from your mined heart,
Which man's self dug, and his blind fingers loosed?

A man's brains splattered on
A stretcher-bearer's face;
His shook shoulders slipped their load,
But when they bent to look again
The drowning soul was sunk too deep
For human tenderness. 

They left this dead with the older dead,
Stretched at the cross roads.

Burnt black by strange decay
Their sinister faces lie,
The lid over each eye,
The grass and coloured clay
More motion have than they,
Joined to the great sunk silences.

Here is one not long dead;
His dark hearing caught our far wheels,
And the choked soul stretched weak hands
To reach the living word the far wheels said,
The blood-dazed intelligence beating for light,
Crying through the suspense of the far torturing wheels
Swift for the end to break
Or the wheels to break,
Cried as the tide of the world broke over his sight.

Will they come? Will they ever come?
Even as the mixed hoofs of the mules,
The quivering-bellied mules,
And the rushing wheels all mixed
With his tortured upturned sight.
So we crashed round the bend,
We heard his weak scream,
We heard his very last sound,
And our wheels grazed his dead face.