Обречённо и счастливо пьянствует павлиний глаз...

* * *



Слезой сочится вдоль разреза дыня,
и крестиком цветка медовый Спас
божится так на склоне благостыни,
что кажется: реальность - не про нас.

Томятся связки розового лука
в лиловой стрекозиной кожуре.
Пора запасом зимним друг для друга
заняться в тороватом сентябре.

Ты помнишь ведь транзитный Симферополь,
вокзальной башни камень-инкерман?
Ультрамарин расплёсканный и кобальт,
людей базарных смуглолицый клан...

И разве лето - не смешок транзита?
Билет на юг, и тотчас же - назад...
Пустое это дело - дольче вита.
Давай нацелим на хозяйство взгляд.

Кто там, меж рам, багряную калину
спешит на нитку нанизать опять?
Кто, под овчину пряча волчью спину,
в избушку к нам скребётся зимовать?





*  *  *


Осы вдрызг осатанели
над закваской павших груш.
Остаётся полнедели
на горячий летний гуж,
дюжий гуж, из кожи упряжь,
зноя ропот, дробный пот. -
Это всё уже не купишь,
как до осени дойдёт...
Осы чуют осень брюхом,
золотым веретеном.
И хазарским жадным нюхом
пеленгуют сласти ком.
И хитиновые жвала,
челюсти пуская в ход,

с кровожадностью вандала
точат перезрелый плод.
Чёрно-жёлтые пройдохи,
атниподы честных пчёл,
подчищают пира крохи
средь увядших маттиол...
В полдень солнце еле живо,
и под ним в последний раз
обречённо и счастливо
пьянствует павлиний глаз.
А к утру в окно влетает
воздух, стылый, нулевой...
Ну, и что ж, как холодает? -
Нам, хазарам, не впервой!