Гостям

Сегодня приедут гости - и на душу камень.
О чем с вами говорить, родные? Об Олеге?
Потому что я мертв и в литературном храме
Своем не дам вам экскурс - как о снеге,
Прошу, думайте, глядя на мою библиотеку.
Вот, лучше, полистайте Олеговы книжки -
Они все в картинках и по нраву человеку
Должны прийтись, у кого красочные мыслишки,
Кому не слишком резок подноготный свет.
Ради бога, не обидьтесь. Ах, вот и наш кот -
Беспроигрышная тема для разговора - привет,
Спаситель плачевного положения, пускай в ход,
Пожалуйста, свой подлизывающийся арсенал,
Обещаю, я тебе потом воздам сторицей.
И вот что, гости, меня гложет: не разузнавал
Я у вас никогда, что там с моей сестрицей?
Вы, конечно, рассказывайте, но почему она,
Не понимаю, сама нас не навестит, рядом
Будучи давно ведя свои дела? Наверное верна
Той неудобности, что и мне, что со взглядом,
Кажется, многолетненевиденным вдруг придет.
Вот причина неловкости гостеприимства кровного.
И если бы мы каждый был как Достоевского Идиот,
Но нет, к кратчайшей связи мы приема условного
Не имеем, нарушенного машиной смерти.
И не разобрав серьезно пересекающией время
Знаки, стремимся к новой простой тверди,
Радуясь и таща нераспознанным забвевающее бремя.
Хорошо, дай бог сестре желанного счастья.
А мне? Расскажите, пожалуйста, как там дед?
Самолично я никогда не принимаю в нем участья.
И это, думаю, одна из причин всех моих бед.
Но не передать, как не можется свое прошлое
Беспамятное ворошить: я не помню, не слышу отца,
А мальчиком расспрашивать о нем деда, вздошное
Слезкое поприще рождать - не удел мудреца.
О, к чертям я слал всю мудрость! Поплакать
Дайте мне, единственному деду замочить плечо!
Но сковывает бросающаяся беспамятная слякоть,
И я сдерживаюсь и глубже в грудь опускаю горячо
Растрагивающийся добром вулканический взрыд:
Не могу обуздать темный червивый стыд.
Мне кажется, с этим я должен был умереть давно,
Но и эта рушимость в меру отхлебывает зла вино.
И я просто не знаю, гости, о чем разговор
Мне, озверевшему от ненаведывания чужих нор, *
С вами завести, чтоб было родственнику прилично.
Давайте к столу, и вы рассказывайте первично
О чем вам позволяет искреннее воодушевление,
А я молча послушаю и обойдусь вдохновением.

* строка добавлена после похода с Эдиком в лес по грибы. Кстати Эдикову "нору" я только и посещаю иногда последние... не знаю сколько лет - не формально, а со связью, которая хоть в какой-то мере напоминает дружескую потребность. Но, к сожалению, мне почти всегда неудобно, вечно я чувствую себя неуместным, недостаточным, чтобы быть принятым запросто, какой я есть. Но слава богу, Эдик и виду не подаст, что что-то не так. Хотя Эдик со всеми - запросто. И мне, конечно, повезло с ним. Я не перестаю удивляться, как это я благодаря ему до сих пор не выпал окончательно из общества, не оторвался от живого представления другой, кровно и инакоусловно не связанной со мной семьи.

P.S. Не приехали гости. Как будто моя вина. Какие бы там причины ни были, не думайте, что мне, семье от этого легче. Дело в том, что как лучше не происходит. Но если не стало возможности, так не стало. Может быть желает кто-нибудь другой с нами посидеть, разделить трапезу, на которую обычно мы столько не тратимся? Не хорошо много есть и пить без духовного подкрепления. Но мы и не будем, в меру представим продолжение праздника.

P.S.P.S. Нет, конечно виной плохие стихи. Вот на другое утро я уже одной рифмы не досчитался, но мне Эдик вдруг позвонил - по грибы, говорит, поехали. Я давно Эдика не слышал, нельзя ему отказать, а мне - засиживаться не весть над чем.

P.S.P.S.P.S. Три раза начинаю расписывать этот постскриптум и удаляю. Да лучше задохнуться в себе, чем делиться этим столько лет и не получать ответа... от выдуманного себя же. Сегодня я устал от себя.

Так странно и так хорошо, что Эдику дана власть меня куда-нибудь забирать, не требуя ничего от меня, кроме компании, не важно, гожусь я или нет для той же поездки в грибы. Сегодня я счастлив, потому что некоторые сложные вещи не приходится объяснять, разбирать, так странна и хороша бывает естественность жизни при всей ее скудности, немиловидности. Природа, конечно, сглаживает многие шероховатости, но каждому ли дано ее, природу, чувствовать? Сегодняшний поход по грибы был полон истории, и тем не менее - что можно сказать о сборе грибов? Я не буду начинать сегодня, потому что болит голова. Но все-таки надо написать что-о о грибах такое, большое, как их чувствую я, Эдик, хотя Эдику и не видится в этом процессе чего-то большего, чем удовольствие, нажива, но и ему не безызвестно то эстетическое чувство, которое из его-невежды делает приятного, пышущего добротой человека. Эстетическое чувство не подходит для грибов, нельзя к грибам относить эстетику. А красота - слишком просто, чтобы описать еще и те страдания, которые связаны с их поиском и возбуждением надежды, что дух леса войдет в тебя и откроет тайны переходные, уносящие чувства с каждой новой находкой этих маскирующихся существ в какую-то особенную безыскусную человеческую область души... Под конец нашего похода я все-таки нашел одного белого гриба, Эдик - подберезовика. Все остальные - подосиновики, редкие достойные бабки. Есть особая картина впечатлений, наносимая каждым найденным грибом. По крайней мере за сегодня прожилось больше, чем за иной выходной. В город было ехать удручающе. Мне. У Эдика жена, дочь. Он мне говорит, что пусть только Карина подрастет, он станет и ее брать по грибы... Я не знаю, как девочки их воспринимают. Но я мальчиком, только узнав от мамы, что в деревне можно ходить по грибы, что есть такие - грибы, - встретясь с первыми из них, воспринял их, кажется, как детей леса, и очень похожих на меня тишиной и незаметностью. Маленьких грибочков, если они были не слишком далеко от дома в лесу, я не срезал и оставлял вырасти, предварительно запомнив место их находки. Но только я не помню, чтобы я их находил по возвращению: казалось и место было хорошо запрятано, а они все равно исчезали. Какого бы свойства эта загадочность ни была, к грибам у меня с детства привилось особенное отношение, любовное какое-то, и стыдное, если лицом выдавать именно ту потаенность чувства. Но, слава богу, волей-неволей у меня поистерлось то детское отношение к грибам и отложилось личным и - другим - бесполезным, недоступным знанием. Я даже сам не уверен, что владею этим знанием, потому что ребенка во мне осталось совсем чуть-чуть. Но и этого достаточно, чтобы распалить то сыростное благовоние в душе и когда-нибудь пролить не ординарный, но одиночный, одиночество исключающий луч на царство грибов.