Мысли не гения о гениальности в литературе

«Но гениальность – это нечто совсем иное. Это прорыв или в рай, или в ад. Гениален Лермонтов. Он слышит ангелов полёт. У него звезда с звездою говорит. Впрочем, гениальность – это еще не совершенство и не всегда благо. Есть темные гении. Они прорываются в преисподнюю и видят то, что человек видеть не должен. Тот же Лермонтов, Гоголь, Достоевский.» ­ это из замечательного эссе Владимира Фромера «Мандельштамовская триада»
Что тут можно ещё сказать, когда, кажется, и так всё сказано?! Сказано предельно ясно, чётко, глубоко. Да и возражать даже отдельно взятой фразе (мысли) такого мощного и умного писателя, как Владимир Фромер, всё равно, что ощущать себя несчастной «моськой».

Но дело в том, что подобные мысли о гениальности, демонах, рае, аде часто звучат в литературе. И тут есть над чем задуматься. Не над тем, что именно говорится автором того или иного эссе, статьи, публикации, а о смысле самих этих понятий и о трансляции их (данных понятий) на литературу.

Итак, если отталкиваться от мудрого определения Шопенгауэра, что «талант попадает в цели, в которые никто попасть не может, а гений в цели, которые никто не видит», то что это означает в творчестве?

В науке, что тоже творчество, где всё точно, и то понимание гениальности размазано. Скажем, гениально ли было открытие формулы цепной реакции, когда ещё не просматривалось и в обозримом будущем страшное детище этого открытия ­ создания  ядерного оружия? Или исследование движения электронов в полупроводниках, в отличие от движения электрических зарядов, гениально или нет, когда не было ни автоматики, ни электроники?

Конечно, теория относительности Эйнштейна с её понятиями и формулами релятивистского движения и времени, гениальна однозначно. Учёный как раз увидел то, что в земных представлениях не было видно.

А теорема Пуанкаре? Что гениально: её доказательство математическим путем, сделанное самим автором теоремы и повторенная сто лет спустя Перельманом, или сама формулировка, которая в обыденном понимании говорит о том, что если сжимать ленточку вокруг сферы, та сожмется до точки? Не напоминает ли это теорию Большого Взрыва?

Но ещё труднее транслировать понятие гениальности на поэзию, прозу, публицистику.  Ведь литература в принципе является отражением души писателя и души читателя. И работают ли тут величины сравнения?  Великий и любимой мной Лермонтов писал в Мцыри: «А душу можно ль рассказать?»

Может быть, можно как-то квалифицировать уровень литературы: будь то поэзия или проза.  Хотя и тут много вопросов. Например, как определить, кто лучше писал: Ахматова или Цветаева, Пастернак или Мандельштам? Также, впрочем, и в музыке. Есть серьезная классическая музыка, есть лёгкая, есть романсы, оперы, мюзиклы. Кто тут попадает в цель, которая не видна, или в цель, в которую другие не попадают?

Ещё важный момент. Говоря о гениальности в поэзии, возникают образы звёзд, ангелов, неба. Но не наши ли это земные понятия? Разве, в разговоре о звёздах, мы задумываемся всерьез о том, как они влияют на жизнь и судьбу человека? Для нас астрология либо ересь, либо в лучшем случае бред, в силу нашего природного материализма и «закрытости» от рождения. А ад и рай ­ разве не земные понятия? В восточных учениях и философиях они существуют рядом в ИНЫХ МИРАХ. КАББАЛА в иудаизме также говорит о других понятиях. Иудаизм же предшествовал традиционным (не восточным) религиям.

Часто звучат в литературе и разговоры о демонах Гоголя, Достоевского, иногда Лермонтова. Только и тут надо отделить песок от пыли. Проникновение в загробный или потусторонний мир ­ это одно, демоны Достоевского — совсем другое (характер, жизнь человека). Между тем, понимание демонов в потустороннем мире ­ опять чисто земное. В сакральных знаниях другие понятия сущностей, обитающих в потусторонних мирах. Однозначно земными понятиями их не определить.

Да и как можно говорить о МИРОУСТРОЙСТВЕ, которое мы не знаем? Тем более, не в мистическом, а земном произведении, даже высокой литературы.